Священная земля

Менелай повернулся к своему управляющему. “Это то, к чему это приведет, Симиас? Моя голова превращается в кашу, когда я пытаюсь разобраться во всем без счетной доски”.

“Да, сэр. Он рассчитал это правильно”, - ответил Симиас. “Хотите ли вы заплатить такую цену - это, конечно, другой вопрос”.

“Разве это не справедливо?” Согласился Менелай. “И все же, если я поделюсь шелком с Птолемеем, ему не на что будет жаловаться”. Он опустил голову, внезапно приняв решение. “Хорошо, родосцы, заключаем сделку. Ваш модный восточный шелк, все двенадцать рулонов, за сто восемь минеев серебра - или вы предпочитаете, чтобы он был в золоте?" Тебе было бы намного легче нести золото ”.

Египет был страной, богатой золотом, где большинство эллинов использовали серебро в качестве основного денежного металла. “Какой обменный курс вы бы предложили?” Спросил Соклей. “Знаешь, это имеет значение”.

“Десять к одному, не больше”, - сказал Менелай. “Сейчас не времена Филиппа Македонского, когда за золотую драхму можно было купить двенадцать серебряных”.

Он не ошибся; десять к одному было самым распространенным обменным курсом в наши дни. Столетие назад соотношение составляло тринадцать или даже четырнадцать к одному. “Если ты подождешь, пока мы сможем привести сюда пару человек, я думаю, я бы предпочел получить его в серебре”, - ответил Соклей. “Как ты говоришь, золото упало за последнее поколение, и оно может упасть еще больше”.

“Как тебе будет угодно”, - пожал плечами брат Птолемея. “У меня есть серебро”. Соклей был уверен, что оно у него есть. Насколько велика была его армия на Кипре? Вероятно, он тратил больше пары талантов каждый день на жалованье своим солдатам.

Менедем сказал: “Я отправлюсь на "Афродиту" за матросами. Можешь ли ты дать нам несколько охранников, когда мы отнесем деньги обратно на корабль, благороднейший?”

“Конечно”, - ответил Менелай. “Беспокоишься, что тебя стукнут по голове отсюда до гавани, не так ли? Я ни капельки тебя не виню. Саламин может быть суровым городом”.

“Благодарю тебя, господин”, - сказал Менедем. “Если бы ты сказал мне "нет", я бы вернулся с гораздо большим, чем просто двумя мужчинами, вот что я тебе скажу”. Он помахал рукой и поспешил прочь.

После этого Соклей остался наедине с Менелаем и Симиасом. Обычно он ненавидел подобные ситуации, поскольку был человеком, склонным к светской беседе. Теперь, однако, он спросил: “Сэр, вы охотились на тигров в далекой Индии, как это делал Птолемей?”

“Неужели я? Я бы сказал, что да!” - воскликнул Менелай и пустился в рассказ об охоте, который не только очаровал Соклея и рассказал ему две или три вещи о тиграх, которых он не знал, но и освободил его от обязанности рассказывать гораздо больше, пока его двоюродный брат не вернется с матросами. Неплохо, подумал он, для двойной пригоршни слов.

11

Менедем взялся за один пятивесельный румпель и оттолкнулся от другого. "Афродита" обогнула мыс Педалион, возвышенность, обозначавшую юго-восточный угол Кипра. Диокл сказал: “Предполагается, что этот мыс посвящен Афродите, так что это хорошее предзнаменование для нашего корабля, если хотите”.

“Я очень люблю добрые предзнаменования, большое спасибо”, - ответил Менедем. “Я тоже отнесу их туда, где смогу найти”.

“Почему эта часть Кипра посвящена богине любви?” Спросил Соклей. “Разве она не поднялась из моря в Пафосе? Пафос ведь не рядом отсюда?”

“Нет, юный сэр, Пафос находится далеко на западе”, - сказал гребец. “Я не знаю, почему мыс Педалион для нее священен. Я просто знаю, что это так”.

Соклей все еще выглядел недовольным. Менедем бросил на него взгляд, который говорил: Заткнись. К удивлению, его кузен понял сообщение. Менедем хотел, чтобы моряки думали, что предзнаменования были хорошими. Чем счастливее они будут, тем лучше будут работать. Если бы Диокл не подарил ему настоящую землю, он мог бы изобрести доброе предзнаменование, чтобы поднять им настроение.

Пляжи к западу от мыса Педалион были покрыты мелким белым песком, почва в глубине материка от них была красной, что обещало большое плодородие, хотя поля лежали под палящим солнцем в ожидании осени и дождей, которые вернут их к жизни. Но мыс творил странные вещи с ветром, который становился порывистым и изменчивым, то с торговой галерой, то прямо против нее.

“Клянусь богами, я рад, что нахожусь в акатосе”, - сказал Менедем. “Я бы не хотел плавать по этому побережью на круглом корабле. Ты мог бы провести дни, вообще никуда не направляясь. И если бы ветер действительно дул в одном направлении, то, как бы то ни было, он выбросил бы вас на мель вместо того, чтобы доставить туда, куда вы хотели ”.

“Ты не хочешь этого”, - сказал Соклей. “Ты не хочешь этого нигде. Ты особенно не хочешь этого на берегу, где тебя никто не знает”.

Диокл опустил голову. “Нет, в самом деле. И ты действительно особенно не хочешь этого на этом берегу, где большинство людей - финикийцы, а вовсе не эллины. Китион, следующий город впереди, - финикийский город.”

“Судя по тому, что мы видели в Сидоне, финикийцы ничуть не хуже эллинов”, - сказал Соклей.

“Я не говорю, что они хуже. Я говорю, что они чужеземцы”, - ответил келевстес. “Если бы я был финикийским шкипером, я бы скорее сел на мель здесь, чем у Саламина, где люди в основном эллины”.

“Я бы предпочел нигде не садиться на мель”, - сказал Менедем. “Я бы предпочел этого не делать и не собираюсь”.

На следующий день он действительно заехал в Китион, чтобы купить свежего хлеба. Это был похожий на финикийский город с высокими зданиями, тесно сгрудившимися друг к другу, и людьми в шапочках и длинных одеждах. Гортанные арамейские звуки преобладали над плавными восходящими и нисходящими каденциями греческого.

“Я могу понять, о чем они говорят”, - воскликнул Соклей. “Когда мы впервые отправились в путь, я бы не понял и половины из этого, но сейчас я могу понять почти все”.

“Ты сам говорил на этом языке”, - сказал Менедем. “Вот почему. Я даже сам немного понимаю. Но я думаю, что забуду это, как только мы вернемся на Родос. Мне больше не нужно будет это знать ”.

“Я не хочу забывать!” Сказал Соклей. “Я никогда не хочу ничего забывать”.

“Я могу вспомнить несколько вещей, которые я бы предпочел забыть, ” сказал Менедем, “ начиная с Эмаштарта”. Он рассмеялся и тряхнул головой. “У меня не было никаких проблем с выполнением моей клятвы из-за нее. Как насчет тебя, о лучший? Оскорбляй мужей в Иудайе? Ты никогда не клялся, что не будешь ”.

К его удивлению - действительно, к его изумлению - его двоюродный брат кашлял, переминался с ноги на ногу и вообще вел себя взволнованно. “Как ты узнал?” Спросил Соклей. “Ты разговаривал с Мосхионом или Телеутасом? Они проболтались?”

“Они никогда не говорили ни слова, моя дорогая, и я никогда не думал спрашивать их об этом”, - ответил Менедем. “Но теперь я спрашиваю тебя. Кем она была? Она была хорошенькой? Ты бы не сделал этого, если бы не думал, что она хорошенькая, не так ли?”