Святки без оглядки

Ему бы на балах танцевать да музицировать на рояле. Сразу видно, что понятия физический труд и бытовые проблемы в его лексиконе либо отсутствуют, либо считаются ругательными, тем удивительней казался тот факт, что именно этого праздношатающегося дворянчика командировали в эту глухомань. Однако хитрый взгляд выдавал в нем картежника и кутилу, что немного объясняло, за какие именно «заслуги» он тут оказался.

Девки сразу указали на Федоську. Нарядная чернобровая девица стояла недалеко от стола и не сводила глаз с князя. Судя по выражению лица – этот хлыщ ей сразу же пришелся по душе, а первого взгляда на девку Снеженике хватило, чтобы понять: они два сапога – пара.

Снеженика с компанией пристроились у стеночки, рядом с главной сельской сплетницей – глуховатой и очень вредной с виду бабкой Матреной.

– Дык это тебя государь-амператор прислал нами править? – тут же выкрикнула бабуся.

Долгомышкин элегантно стянул перчатки.

– Что? Почему император? Меня прислал губернский съезд, – надменно прогундосил он.

– Ась? Кого он съест? – уточнила у деда Данилы бабка Матрена.

– Съест, говорит, все, что наготовили на праздник! Голодный! – не растерялся дед Данила.

– Ух ты, прожорливый, ирод... – утерев двумя пальцами уголки рта и подслеповато щурясь, крякнула бабка, а Долгомышкин продолжил:

– Я, как представитель губернского дворянства, должен буду проконтролировать формирование сельского схода...

– Куды он сходит? – снова вопросила бабка.

– По нужде, говорит, сейчас сходит и сразу, значит, пироги есть начнет, чтоб больше влезло, – подмигнул дед Данила, а Снеженика прыснула в кулак.

– Вам – вольноотпущенным крестьянам должно сформировать сельский сход и выбрать старосту, – продолжал надрываться князь. – Вы выбрали?

– Дык нет... – засомневались в толпе.

– А почему? – надменно вскинув бровь, поинтересовался князь. – Указ из города во все села отправляли.

– Дык как барин Сосновский помер, наследников и не оставил... Кто этим будет заниматься?

– Оооо! – Долгомышкин возвел голубые глаза к потолку. – При чем тут барин? Старосту, говорю, выбрать надо! Из вас, из крестьян!

– А! Ну так бы сразу и сказал! – засуетились мужики. – Ермолай Потапов самый старый у нас, ему, почитай, годков девяносто уже, правда, не видит совсем, да соображает через раз. Но ежели надобно, сейчас его сюды доставим!

Князь сделал несчастное лицо.

– Отвечать за распределение земель, повинностей, – терпеливо объяснил он, загибая пальцы, – и по другим вопросам. Ведь есть у вас вопросы?

– Есть! Дык Ермолая нести, аль не надо?

– Вопросы локальных проблем! – взорвался князь.

Народ пошушукался и допёр.

– Переправу через реку бы доделать, – осторожно предложили из толпы, а остальные тут же подхватили:

– Дорога на мельницу раскисла!

– А ежели неурожай?..

– Вот! – довольно заключил Долгомышкин, потирая руки. Ефим! – он оглянулся в поисках своего помощника. – Где Ефим? Паразит... Опять гуляет... Так, кто из вас обучен грамоте? Писать кто-то умеет?

– Я умею! – неожиданно для всех, а в первую очередь, для себя самой заявила Снеженика. Сама напугалась, чего сказала, но увидев в наступившей тишине удивленные глаза Федоськи, приободрилась и виляющей походкой направилась к столу.

Народ, завидев у нее на руках знаменитого Клёкота Петровича, робел и расступался, и путь этот она проделала как королева по красной дорожке под восторженные взгляды мужиков и завистливые – баб.

Усадила на край стола петуха и взялась за перо. Блин! Перо – не ручка, вот где можно опозориться! Макнув его в чернильницу, коряво вывела: Указ.

Князь сунул нос в листок и остался доволен.

– Значит, пиши... По его губернаторскому повелению...

– ...по царскому хотению, вези меня, печь, домой! – автоматически продолжила Снеженика и, поймав удивленный взгляд князя, кокетливо улыбнулась, похлопав ресницами: – Да, да? Немного отвлеклась, простите...

Нос князя покраснел и пошел пятнами, он глупо улыбнулся и прокашлялся:

– Так... О чем это я?

– Вы хотели сказать, что губернатор по указу императора повелевает организовать в деревне сельский сход и выбрать старосту для решения местных административных и организационных проблем, который будет подотчетен лично вам, как лицу государственному и властью наделенному, – снова очаровательно улыбнулась Снеженика.

В зале повисла гробовая тишина. Под балками крыши чирикнул воробей и тут же стыдливо заткнулся.

– Гляди-ка, чья такая будешь? – удивился князь, наблюдая, как она невозмутимо и ловко выводит пером слова.

– Местная, – уклончиво ответила она, подув на лист. Посмотрела со стороны – просто ужас, все вкривь и вкось и куча клякс, но князю вроде нравится. Подумав, она щедро добавила твердых знаков – причем где попало и побольше – стало еще красивее, и князь, довольный, подмахнул ее писанину.

– А теперь пиши...

– Я вам не писарь! – ловко прервала она его, поднимаясь. – Полно, князь, праздник же! Отдохните!

Она закинула за спину косу и, подобрав петуха, удалилась: грациозно и женственно. Князь так и замер с открытым ртом, а в толпе восхищенно присвистнули вслед.

***

Снеженика вышла на улицу. Солнечный свет слепил глаза. Орали дети, воробьи, заливались лаем собаки. Атмосферно. Празднично. Вокруг все пело, ликовало, а душа взывала к действию. Следом, хохоча, выскочили девчата.

– А князь-то, князь! Глазищи – во! – хохотала Ульянка, изображая Долгомышкина.

– А Димитрий? Ты видела, как он смотрел? – заливисто поддержала Дуняшка.

Да неужто? Снеженика замерла, почуяв, как екнуло сердечко. Она ослабила платок – стало жарко, потом и вовсе стянула его, спустив на плечи.

– Димитрий был там?

– А то! – хохотала Ульянка. – И глазья похлеще князя на тебя таращил! Ты, может, не заметила, – понизила голос она, – он весь день за нами ходит! И сейчас идет, вон там... – она повернулась, чтобы показать, но Снеженика ловко перехватила ее за рукав.

– Тише! Не смотри в его сторону! Делай вид, что не замечаем! – тут же отвернулась она, едва скрывая торжество.

Ну что, похоже, бастион пал? Эх, Вадька, не догадался в свое время сделать так же! Это же такой экстрим! Охота, эйфория, страсть! И эти чувства ее просто окрыляли.

Весело болтая, они пробирались через разноцветную толпу к палатке скоморохов.

– Ах ты, стерва беспутная! – Федоська разъяренной кошкой вцепилась в ее рукав. – Разрядилась как матрешка и женихов чужих сманиваешь?