Святые Спиркреста

Я думаю о своем отце, о его холодных темных глазах, о его руке, сжимающей мою руку, о его ледяных приказах.

Слово отца всегда было законом в моей жизни, и он всегда говорил и вел себя так, как будто иначе и быть не могло. Объективно я вижу правду в словах Закари: моя жизнь — моя, а эмоции отца — его, и он не может принудить меня так же, как я не могу принудить его.

Вот только я не могу представить себе лорда Блэквуда, заставляющего Закари делать что-либо против его воли.

Но мой отец?

Мой отец мог бы легко заставить меня, с его пальцами вокруг моей руки, с его вооруженными людьми, окружающими нас, с его частными самолетами и связями, которые он имеет по всему миру. Мой отец мог бы легко заставить меня подчиниться его желаниям. Сомневаюсь, что я была бы первым человеком, которого он заставил бы сделать то, чего он не хотел.

— Я восхищаюсь тобой, — пробормотала я, поворачиваясь к Закари и улыбаясь, чтобы скрыть темный поток отчаяния, который, кажется, топит меня. — Твоей храбростью, твоей решимостью, твоим бесстрашием.

— Мое бесстрашие? — Закари тихонько смеется. — Ты самый бесстрашный человек из всех, кого я знаю.

Его пальцы, поглаживая мою спину, находят подол моего джемпера и скользят под него, чтобы прикоснуться к моей коже в эфемерной ласке. Затем его рука убирается, и его прикосновение исчезает.

— Я бы хотела существовать в этом мире в том виде, в котором я есть в твоем воображении, — говорю я ему.

— Ты такая и есть, — отвечает он, голос его полон нежности, — если бы только ты видела себя такой, какой вижу тебя я.

Глава 34 Любитель пиратов

Закари

Следующие несколько дней были долгими и полными изнурительных светских мероприятий.

Во-первых, это вечеринка в канун Рождества, где все гости одеты от кутюр, неуклюже танцуют под рождественскую музыку и все пьют слишком много шампанского.

В какой-то момент вечера, обычно чуть позже полуночи, всегда наступает переломный момент, когда настроение переходит от веселого к дикому, и внезапная грань повисает в воздухе, как невидимая гильотина.

Обычно в этот момент я незаметно ухожу, и этот год не стал исключением.

Подхватив одной рукой Теодору за талию, а другой — Захару за плечи, я вывожу нас из бального зала. У Теодоры небольшой румянец на щеках, но она выглядит вполне трезвой и идет со мной без протеста. Глаза Захары остекленели, и она всю дорогу жалуется.

— Герцог Брайдхолл приглашал меня провести уик-энд на его яхте, — хнычет она, пока я тащу ее по коридору. — У меня даже не было времени сказать "да".

— Ты не проведешь никаких выходных на яхте Брайдхолла, — говорю я, не упуская из виду, что Теодора слегка нахмурилась, глядя на Заро.

— Разве герцогу Брайдхоллу не за пятьдесят? — спрашивает Теодора.

— Да. — Захара хихикает. — Горячо, да?

Теодора смеется, скорее удивленно, чем весело. — Я бы не сказала, что горячо, нет.

— Я тоже. — Я бросаю взгляд на Захару. — Я бы даже сказал, что это отталкивающе.

— Это немного зловеще, — говорит Теодора с большей добротой. — Захара, ты молода, умна и необычайно красива. Разве ты не знаешь, как много ты можешь сделать лучше?

— Если бы я могла сделать лучше, — бормочет Захара, — разве ты не думаешь, что я бы уже сделала?

Я хмуро смотрю на нее. — Тебе шестнадцать, Захара, к чему такая спешка? У тебя есть все время в мире.

Она вздыхает и прижимается ко мне, положив голову мне на плечо, чуть не столкнув меня с Теодорой. — Но сейчас мне одиноко.

Мы с Теодорой обмениваемся взглядами, и никто из нас не знает, что сказать.

Мне никогда не приходило в голову, что Заро может быть одинока. Социальные сети говорят мне, что у нее есть небольшая армия друзей, с которыми она проводит время — даже в Спиркресте, несмотря на то, что пробыла там всего один семестр. И Заро никогда не испытывала трудностей с поиском друзей.

Но не факт, что дружба — это гарантированный щит от одиночества.

Мы проводили Захару в ее спальню, и я наблюдал с порога, как Теодора помогает ей лечь в постель. Я снимаю каблуки, расстилаю одеяла, даже стираю макияж с ее лица, прежде чем позволить ей откинуть голову на подушки.

Уложив Заро в постель, Теодора целует ее в щеку и выпрямляется, но прежде чем она успевает уйти, Захара хватает ее за запястье.

— Не уходи, — пробормотала она. — Останься. Почитай мне сказку.

Теодора смотрит на меня, расширив глаза в безмолвной мольбе о помощи, пока Заро тянет ее вниз, и я прикрываю рот рукой, чтобы подавить смех.

Теодора сужает глаза, а затем говорит Захаре, — Не волнуйся, мы останемся. Зак прочитает нам обоим сказку.

Она смотрит на меня так, словно бьет перчаткой по лицу. Поскольку Теодора никогда не предлагала мне вызов, от которого я бы не отказался или не принял, я отталкиваюсь от дверного проема, к которому прислонился, и закрываю за собой дверь. У Заро рядом с письменным столом есть небольшая книжная полка, и я бросаю быстрый взгляд на ее книги, отодвигая в сторону изящные гирлянды ее растений из нити сердец.

— Боже мой, Захара. — Я поморщился, глядя на ее книги, ища хоть одно название, которое не звучало бы возмутительно. — У тебя литературный вкус озабоченной девы.

— Перестань осуждать людей за то, что они читают, — немедленно вмешивается Теодора, устроившаяся у изножья кровати Захары.

Ее голова откинута на одну из декоративных подушек Захары, а пряди волос, выбившиеся из элегантной прически, сверкают в мягком свете розовых ламп Захары, как бледное золото. Ее ноги перекинуты через ноги Захары. Серебряные туфли на каблуках валяются на полу у кровати, а ногти на ногах выкрашены в тот же светло-голубой оттенок, что и ногти.

Редко можно увидеть Теодору такой раскованной и расслабленной, и я не могу найти в себе силы раздражаться на нее.

— Хорошо, — говорю я ей, — как насчет того, чтобы помочь мне выбрать, Тео, раз уж ты такая непредвзятая? Что бы ты предпочла — я достаю одну из книг на полках Захары — "Плененную невесту пиратского лорда" или "Одну ночь с безжалостным султаном"?

— "Плененная невеста пиратского лорда", — без колебаний отвечает Теодора.