Sweet dreams

***

Больничное крыло особенно пустынно и тихо в этот вечер, потому что почти все отправились проводить праздник со своими семьями. Разве что несколько медсестёр было на посту, да и то только потому, что кому-то могла потребоваться их помощь. Где-то вдали звучала рождественская песня. В палате было темно, если не считать тех включённых гирлянд, что развешал повсюду Ноа.

Милли стояла у окна, за которым не было ничего, кроме сельских пейзажей. Да, были несколько украшенных светящихся домов, но они были очень далеко отсюда. И вдалеке от цивилизации ей очень хотелось, чтобы именно сегодня, на Рождество, пошёл снег.

Она думает о том, что было бы, если бы она всё же поехала домой. Вероятнее всего, её мать взяла бы её с собой в церковь, чтобы послушать детский хор, а затем они бы все вместе поужинали огромной индейкой. Чарли растопил бы камин и начал бы рассказывать забавные истории. В такие моменты Браун всегда чувствовала, что они действительно любят друг друга, что у них всё идеально. Единственный день, когда так бывало. Но в этом году, видимо, придётся нарушить эту традицию.

Она вздыхает из-за приступа ностальгии и прислоняется лбом к стеклу.

Через несколько минут после этого дверь в палату осторожно открывается, но она даже не вздрагивает, пока не чувствует, как кто-то стоит прямо за ней, дышит ей в шею и при этом ничего не говорит. Она предполагает, что этому человеку просто нечего сказать, и девушка его понимает — ей бы тоже нечего было сказать в таком случае.

— Почему ты не уехал к своей семье на Рождество? — спрашивает Милли, не отрывая лба от стекла.

— Ник купил себе и маме билет в круиз, так что сейчас они дрейфуют где-то в Атлантическом океане, — неохотно отвечает он. — Они хотят отвлечься от всего, что произошло в этом году.

— Я их не виню.

— Я тоже, — шепчет Финн и кладёт свою ладонь на холодное стекло. — Я предположил, что ты тоже будешь здесь.

— А где ещё? — Она смотрит на него через плечо. На нём просто лица не было. — Я нахожусь на реабилитации, которая закончится только через несколько дней.

— Как ты?

— У меня были клизма и зонд. — Браун морщится от воспоминаний о дискомфорте в животе.

— Я знаю. — Кивает Вулфард, быстро облизывая губы. В течение нескольких минут они просто молчат. Сейчас он скажет что-то серьёзное, потому что она его слишком хорошо знает. — Я очень волновался, но Наталия не позволяла мне прийти, поэтому пришлось прокрасться сюда, чтобы увидеться с тобой.

— И я до сих пор не понимаю, зачем тебе это, — с сарказмом в голосе бурчит девушка.

— Мы должны поговорить. Ты понятия не имеешь, что я чувствовал, когда узнал, что произошло! — В эту самую секунду Браун просто хочется закрыть себе уши ладонями, чтобы не слышать ничего из этого. — Постоянно думать, что я чуть не потерял тебя, что это всё моя вина. Ты же знаешь, я идиот. Мне надо было поговорить с тобой, а теперь ещё мне надо извиниться… — Милли тут же оборачивается и прикладывает указательный палец к его губам, строго глядя на него.

— Нет, заткнись, ничего не говори. Ты сейчас в моём пузыре против реальности, здесь нет серьёзных проблем. — Она взмахивает руками, очерчивая ими свою палату. — Здесь нет болезненных чувств. Здесь только спокойствие и покой, и если ты хочешь остаться, то тогда тебе нужно говорить только хорошие слова, не трогать запретные темы и вести себя правильно. Ты понимаешь? — Лицо Финна как открытая книга; его брови смущённо сдвинуты, а на губах улыбка, как будто он что-то задумывает. — Когда я уйду отсюда, у нас будет очень неприятный разговор, в процессе которого я буду кричать на тебя и жаловаться, но сейчас, на Рождество, я Милли-на-паузе, и я не говорю о тех вещах, которые заставляют меня чувствовать себя плохо.

— А что насчёт меня?

— Либо Финн-идиот покидает это место, либо Финн-на-паузе остаётся.

Ещё никогда в своей жизни она не была так серьёзна, потому что она действительно не хотела разрушать этот спокойный вечер своими проблемами, которые были слишком мерзкими для такого дня.

— Что ж, я согласен на сделку.

***

— Ты сумасшедший, если считаешь, что я тебя послушаюсь. — Милли скрестила руки на груди, сидя на своей кровати, пока Финн сдвигал несколько предметов мебели вроде стульев и кресел в сторону. — Какая часть моей реабилитации тебе не понятна? — Да он, кажется, совсем её не слушает!

— Да ладно, у тебя просто была клизма, ты не инвалид, — со смешком говорит Вулфард, а потом протягивает ей руку.

— Ты даже не знаешь, как танцевать.

— Я играю на гитаре, так что я знаю, как сохранять ритм. — Он звучит почти что убедительно.

— Ты сравниваешь танцы с игрой на гитаре?

Браун насмешливо смеётся, хотя уже спустя несколько секунд жалеет об этом, потому что её живот начинает болеть, да и неуверенная улыбка Финна доказывает ей, что он не шутил. Поэтому она очень медленно встаёт и осторожно принимает его руку. По телу сразу проносится электрический разряд.

— Эта музыка даже не танцевальная! — восклицает Милли в тот момент, когда слышит доносящийся с ресепшена «Have Yourself A Merry Little Christmas» Фрэнка Синатры.

— Это неважно, нас всё равно никто не видит.

Вулфард закатывает глаза и кладёт свои руки ей на талию, поддерживая, чтобы она не упала, а девушка обхватывает его за шею, сцепливая пальцы под кудрявыми волосами, и они медленно начинают двигаться.

Ни один из них не говорит ни слова. Они просто танцуют в маленьком пространстве палаты, и Милли улыбается, потому что действительно чувствует себя счастливой. Это особенный момент, даже если он ложный и наигранный, ведь они оба просто игнорируют то землетрясение, что произошло две недели назад.

Но она предпочитает не думать об этом и просто наслаждается этим милым моментом, концентрируясь на том, как длинные руки парня ощущаются у неё на талии и как чувство щекотки появляется в животе каждый раз, когда они встречаются взглядами. Это похоже на то, что ей снова шестнадцать.

***

— Они нас поймают, — бормочет девушка, пока Финн катит её в инвалидном кресле прочь из больничного крыла.

Дежурная медсестра, которая должна была стоять на посту, видимо, отправилась к какому-нибудь пациенту, и именно этим пользуется Вулфард, чтобы своровать то самое кресло и убежать вместе с ним обратно в палату. До этого Милли вообще настаивала на том, что она и сама может прекрасно ходить, но он не хочет, чтобы она устала за время их путешествия, поэтому решил взять всё на себя.

— Тш-ш-ш! — шипит парень, когда дверцы лифта перед ними закрываются, а на табло загорается выбранная ими цифра один, и кабина начинает движение вниз. — Не ворчи, просто настройся на дух Рождества и веры.

— Да даже рождественский дух не спасёт нас, когда нас поймают.

Финн отпускает ручки кресла и обходит его, смеясь и наклоняясь так, что они сталкиваются лбами.

— Ты можешь мне просто поверить? — Милли прищуривается и отрицательно качает головой. — Хорошо, если ты не доверяешь мне, то может, ты поверишь Финну-на-паузе?