Сын детей тропы

— Пусти!.. Они же убьют его!

Люди кричали. Выли и ревели псы.

— Ох, боги! — раздался по ту сторону двери голос тётушки Галь. — Защитите нас!

Зверь завизжал, следом заскулил пёс.

— Так его!

— Обходи, обходи!..

— Неллик!.. Неллик, берегись, с дороги!

Затрещала изгородь, ломаясь. Что-то ударило о стену сарая, замычал рогач. Шогол-Ву разобрал тонкий голос нептицы.

Дочь леса билась в его руках.

— Пусти меня!.. Пусти же, они убивают его! Я прошу... я остановлю! Отпусти меня!..

Шогол-Ву закрыл ей рот. Она попыталась стряхнуть руку, потом укусила.

Пёс закричал, как человек, и люди завопили громче.

— Тварь проклятая!

— Бей его, бей!..

— Во, во, в глаз давай!..

Оглушительный визг перекрыл все звуки.

Дочь леса уже не просила — кричала, забыв слова. Мотала головой. Шогол-Ву давил этот крик ладонью, чуял пальцами горячие слёзы.

Зверь хрипел, ревели люди. Слышались звуки ударов, и на каждый дочь леса рвалась всем телом, будто били её. Что-то упало тяжело, сотрясая землю, и пёсий лай сменился рычанием.

— Ты не смогла бы помочь, — сказал Шогол-Ву. — Слышишь? Не смогла бы.

У неё подкосились колени. Он сжал её, почти невесомую, и подумал, не переломать бы кости. Кроме костей, похоже, там ничего и не было.

Люди ликовали. Выли, как звери, опьянённые кровью.

— Вот так и лесных выродков прикончим! — заорал кто-то, и его поддержали криками.

— Ох, боги, — пробормотала тётушка Галь. — Ох, защитите нас...

Застучали копыта рогачей, псы залаяли, как на чужака. Кто-то приехал.

— Эй, да улыбнётся вам Двуликий!.. И без нас справились?

— Вот так зверюга...

— Он пса у нас порвал, а дальше спугнули, что ли. Видим, бежит к Кривому Лугу — ну, собрались и вам на подмогу...

— У старой хижины тела лежат, ох и подрал он их! К Вольду, должно, ехали, да не успели. И мы не успели... Да уймите псов!

Зазвучали людские крики, рычание, скулёж. Псов поволокли прочь. Одного, видно, хлестнули, и он взвыл. Стало тише, лишь тётушка Галь всё молила богов негромко, всё стояла, не возвращаясь в дом.

И тут в сарае закричал рогач.

— Это ещё что? Эй, ты когда это рогачом обзавелась, хозяйка? — спросили удивлённо и насмешливо.

Слышно было, со скрипом отворилась дверь. Кто-то ахнул.

— Боги, пощадите нас!.. Да как же это? Вот так урод!

— Это Вольда рогачи, — прозвучало сурово. — Ночью свели.

— Украли? Так это точно Нат замешан! А ты ещё врала, старая, что не видала его!

— Ай, заприте, заприте! Ну и клювище!..

Дочь леса сделала попытку вырваться, но Шогол-Ву держал крепко.

Кто-то подошёл совсем близко. Слышно было, как вскрикнула тётушка Галь, когда её дёрнули прочь от двери.

Запятнанный огляделся. Лук был рядом, но удастся ли натянуть?..

— Эй, меня ищете? — донеслось со стороны Безлюдья. — Вы, трусы, только на баб и можете руку поднимать! Хотите награду? Поймайте меня!.. Но!..

Глава 16. Побег

Люди вскричали, захрапели рогачи. Нат поскакал прочь, и кто-то бросился за ним в погоню.

— Сторожите! — крикнули за дверью. — Зверя Вольду вернём, а эта ещё ответит!

— Пусти!.. — взмолилась дочь леса.

— Ш-ш-ш! — сказал Шогол-Ву. — Жди. Ещё немного.

Она замерла послушно. Запятнанный выпустил её, отыскал нож. Во дворе ругались двое, и что-то било в дверь сарая.

Вдали таяли людские крики и стук копыт.

Шогол-Ву дал лесной деве свой лук и мешок, толкнул дверь и вышел.

Поселенцев было семеро. Трое привалились к двери сарая, прочие окружали хозяйку.

— Выродок! — раздался испуганный возглас. — Ну, карга старая! Мы с ней, как с родной, а она воров да выродков привечает!

Один из людей толкнул тётушку. Другой попятился, отошёл на пару шагов и пустился бежать, оглядываясь. Осмелев, закричал:

— Эй, люди, сюда!.. На нас выродки напали!..

Шогол-Ву медленно пошёл вперёд. Трое на его пути оскалились, один поднял рогатину. Тётушка Галь застыла, всплеснув руками и широко раскрыв незрячие глаза.

— Рогачи Вольда, значит? — зло прозвенело за плечом. — Он сам — вор! А вы... лесной зверь не тронул бы живых! Убийцы! Боги проснутся и сотрут этот мир, но перед тем напьются вашей крови, и теперь я сама вижу: вы не заслуживаете спасения!

Пока дочь леса говорила, Шогол-Ву качал в пальцах нож. Плохой, только и годится, что резать хлеб. Такой не метнёшь.

Но люди отвели глаза, и время нельзя было терять. Запятнанный кинулся в сторону — туда, где за поваленной изгородью лежал мёртвый зверь, израненный, исколотый, в луже крови. Нагнувшись, подхватил брошенные вилы. Стиснул зубы так, что подумал, раскрошатся.

Нельзя показывать слабость. Поймут — значит, уже проиграл.

— Что ты мелешь-то? — воскликнул поселенец, отходя от тётушки. — Довольно мы вас терпели, выродки лесные! Носы дерёте, на нас, как на грязь, свысока глядите, а сами границы по-тихому смещаете, землю нашу крадёте! Ещё других ворами зовёте!

И толкнул дочь леса в грудь. Она едва устояла.

Остальные вспомнили о запятнанном. Оскалившись, пошли на него. Двое с пустыми руками, третий с рогатиной.

Ещё двое следили от сарая, подпирая дверь спинами — видно, так спешили поглядеть, что сорвали запор. С той стороны билась и кричала нептица.

Шогол-Ву медленно повернулся, не позволяя себя обойти. Держался так, чтобы видеть троих. Только этих троих, а не того, что полез с кулаками к дочери леса. Пока она сносит удары, у него трое противников, а не четверо.

Тётушка Галь с криком метнулась к сараю. Вцепилась в одного, повисла на рукаве. Он дёрнулся, стряхивая.

Мужик с рогатиной сощурился, примеряясь. Шогол-Ву ждал удара и готовился его отбить. Но противник не спешил, наступал медленно, теснил к мёртвому зверю. Ударить бы первым, но запятнанный не знал, хватит ли сил.

Тётушку оттолкнули. Она отлетела и упала на землю, но рукав выпустила не сразу, и человек невольно шагнул следом. Его товарищ не удержал дверь в одиночку, в щель тут же пролезла голова нептицы, и клюв ударил по плечам, по затылку.