Сын детей тропы
Шрифт:
Нептица свесилась через борт, склонила голову набок, приглядываясь.
Хельдиг ускакала вперёд и замерла у дороги, там, где кончалось упокоище. Остальные ждали рядом с ней, забыв сторониться. Ветер трепал их волосы, тревожил рогачей.
— Да чтоб вас всех! — закричал Нат. — Вот вам!
Он потянул из-за ворота камень и дёрнул, пытаясь сорвать со шнурка. Шогол-Ву перехватил его руки.
— Стой! Ты погибнешь.
— Заброшу его, и всё тут! Не могу я, не могу больше... Не могу их слышать!.. Чтоб вас, умолкните, прошу, умоляю...
Когда упокоище осталось за спиной, Нат перестал рваться, только прижал пальцы к вискам, раскачиваясь взад-вперёд. Наконец, рассмеялся невесело.
— Ну, вот теперь я подумаю, что хуже, стоять кустом или это. Если бы вы знали, если бы только знали... Я уж думал, Трёхрукий всё же явился, отнял мой разум и не вернёт.
— Да и с моим неладно, — подал голос Йокель. — Чушь какую-то вижу. А вы видите?
Он вытянул руку, указывая на пересветыша, который сидел между рогов, намывая мордочку.
Пальцы тряслись.
— Не бойся их, — сказала Хельдиг.
Она ехала, держась у телеги, чуть впереди.
— Это пересветыши, звери из Шепчущего леса. Никогда прежде не покидали границ.
— Из какого ещё — Шепчущего?
— Из Запретного, — пояснил Нат. — Мёртвого. Белого. Так яснее?
Йокель передёрнул плечами.
Остальные, было видно, прислушивались, хоть вопросов и не задавали.
— Зря поехали мимо упокоища, — сказал Зебан-Ар. — Я говорил тебе, чёрный пёс. Говорил...
— Будем знать, — хмуро ответил Клур. — Разве я думал...
Привстав, он обернулся и изменился в лице.
— Эй, что увидел? — спросил Нат, поглядел назад и замер тоже.
Пересветыши прянули в стороны, раскатились и погасли. Последним ушёл тот, что сидел на голове рогача. Но роща стояла тихо — ни звука, ни движения.
— На землю! — закричал Чёрный Коготь.
Обхватив Ашшу-Ри, он скатился на дорогу, в канаву. Укрыл охотницу своим телом.
— Что такое? — спросил Йокель тревожно и спрыгнул с телеги. — Что ещё?
И тут Нат закричал надсадно, выставляя перед собой руки.
— Отпусти меня! — прошипела охотница, вырываясь, но Клур держал её крепко.
— Лежи, не поднимайся! — велел он, обернулся и прокричал:
— А вы? Жить надоело?
— Что ты надрываешь глотку, чёрный пёс? — спросил Зебан-Ар, кривя губы. — Всё спокойно.
И вправду было тихо. Ветер унялся, и мир застыл неподвижно. Слышно было, как всхрапывают рогачи, напуганные криком, как тяжело дышит Йокель у колеса и как поскуливает Нат, раскачиваясь, уткнув лицо в колени.
Клур ещё помолчал, с недоверием глядя то вдаль, то на остальных. Ашша-Ри оттолкнула его и поднялась.
— Зачем ты это сделал? — спросила она, хмурясь.
Клур тоже поднялся, не сводя взгляда с рощи. Тряхнул головой, провёл по лицу ладонью.
— Показалось, — наконец, ответил он. — Едем.
— Что тебе показалось? — спросила охотница, не пуская его к рогачу. — Что?
Тот лишь поморщился, но вместо него ответил Нат.
— Тоже это
видел, а? — пробормотал он со смешком. — Как дубы ломает пополам, будто щепки трухлявые...— Хватит, — прервал его Клур.
— Да-а, вот так потеха! Ломает, несёт — я думал, это и последнее, что увижу, что нас, как грязь, по дороге размажет. Так, значит, и глазам теперь верить нельзя... Чего молчишь-то? Давай, скажи, что не я один это видел! Ну? Вдвоём ума лишаться не так обидно.
Но Клур не ответил. Молча сел на рогача, хлопнул по тёмной спине и лишь тогда разомкнул губы, чтобы позвать охотницу:
— Ашша! Садись.
Она послушала, но по лицу было видно, крепко о чём-то задумалась. И пока ехали, всё хмурилась.
Глава 29. Пир
Дорога привела путников в Плоские холмы. Ехали в молчании, и поселение встретило их тишиной. Ни дыма, ни огня. Всё было черно и мертво в наступивших сумерках.
— Здесь-то что случилось? — пробормотал Йокель, но никто ему не ответил.
Миновали два, может, три двора, когда наперерез с лаем выбежал пёс, спущенный с цепи. Полез мало не под копыта, рыча и скалясь, пытаясь ухватить. Звери Йокеля пригнули рога, пёс отпрыгнул, забежал вперёд. Оказавшись рядом с чёрным рогачом, посмотрел на Клура и вдруг примолк, поджав хвост, а после бросился в сторону, визжа и поскуливая, будто его огрели кнутом.
На шум с рычанием вылетели ещё два пса, но и они как на стену наткнулись, кинулись прочь.
— Боятся, — сказал Зебан-Ар. — Чуют мертвечину.
— Умолкни, старик! — воскликнула Ашша-Ри.
Клур ничего не сказал, даже головы не повернул.
Лай провожал путников через всё поселение. Он звучал издалека, из-за изгородей, и редкие псы осмеливались выйти на дорогу. Исходили злобой, но держались поодаль.
Нептица шипела на них, вздыбив перья на затылке.
Наконец, увидели дом, где топилась печь. Хозяин с хозяйкой, немолодые, но крепкие ещё, вышли посмотреть, на кого ярятся псы. Стояли, сложив руки на груди.
— Да улыбнётся вам Одноглазый, добрые люди, — поприветствовал их Йокель. — Всё ли ладно в вашем поселении?
— Неладно, — скупо ответил мужик. — Ищешь кого, так в трактир езжай.
— Все там, все там, — закивала хозяйка. — Думают, миру конец. Слухи-то как пошли, да что слухи! Туман опустился, а в тумане том, о-ох...
Она всплеснула руками, покачала головой и перешла на громкий шёпот:
— В холмах-то за поселением, говорят, Трёхрукий бродил! Во-от такой...
Она вскинула руку. Мужик поймал её и потянул вниз.
— Молчи, Вельда, попусту не болтай. Сама не видела, а чужую брехню зачем пересказывать?
— А ветер-то какой налетел! — воскликнула женщина, высвобождая руку. — Плакал, выл, сроду такого не слыхивали! Так наши-то все, вон, пьют-гуляют напоследок. Говорят, конец нам всем, о-ох... А вы откуда будете, добрые люди? Что видели, что слышали, какие вести в других краях?
Она посмотрела с любопытством и увидела белых рогачей. За телегой, да в сумерках, не поняла сразу, а тут охнула, прикрывая рот ладонью.