Сын капитана Алексича
Шрифт:
Внезапно женщина вскочила, выбежала из кухни. Спустя несколько секунд она вернулась.
Побледневшие щеки ее медленно розовели, лоб был влажный, даже на шее блестели капельки пота.
— Так вот все время, — сказала она жалобно. — Только глотну горячего — и готово, все обратно. Еще месяца два мучиться…
— Кого хотите, сына или дочь? — спросила Женя.
— Все равно кого, только бы поскорее…
Странное чувство испытывала Женя.
Она спрашивала, отвечала на вопросы хозяйки, улыбалась ей, но все время казалось: это кто-то другой говорит, улыбается,
Женщина снова вышла из кухни, Женя слышала, как она возится за фанерной переборкой, взбивает подушки, шуршит бельем.
— Пожалуйста, — сказала она, встав в дверях, — можете отдыхать.
— Спасибо, — сказала Женя.
Утром ее разбудил громкий шепот за стеной. Она прислушалась.
— Ничего, Тося, потерпи еще немного, — уговаривал мужчина.
А женский прерывистый, словно от слез, шепот возражал:
— Легко сказать, еще немного, когда мне каждый день в тягость!
Женя быстро оделась, вышла в кухню.
Давешний милиционер сидел за столом, обняв рукой плечи жены. При виде Жени оба подняли головы, заметно смутившись.
— Вот, — сказал милиционер, — мучается она у меня. Непривычное дело…
— Ничего я не мучаюсь, — строптиво ответила Тося и быстро провела ладонью по глазам. — Я раньше все думала; хорошо бы у меня это рассосалось…
Женя не выдержала, улыбнулась. Вслед за ней улыбнулся и милиционер, как бы извиняясь за наивность своей жены и в то же время невольно приглашая умилиться вместе с ним ее неопытности.
Без плаща и фуражки он казался под стать жене — очень молодым.
«Дети, — грустно подумала Женя. — Совсем еще дети…»
И тут же мысленно посмеялась над собой. Как быстро и неожиданно постарела она душой за эту дорогу!..
Сережа сказал, краснея:
— Разбудили мы вас, вы бы спали еще…
— Я уже выспалась, — ответила Женя.
Тося проворно вскочила из-за стола.
— Сейчас завтрак приготовлю…
— Сиди уж, — сказал муж.
— Вот еще, — она махнула на него рукой. — Я же ни капельки не устала.
Она не двигалась — словно летала по тесной кухне. Открытое, с пятнами на щеках и лбу лицо ее казалось озабоченным и потому почти суровым, тонкие косички били ее по плечам. Если бы не живот, не пятна на лице, свободно можно бы подумать: девочка играет во взрослую, несмышленыш силится показать себя старше, чем на самом деле.
И он, большой, немного неуклюжий, кажется очень добрый, суетливо старался помочь ей — нарезал огурцы и хлеб, потом бросился подметать пол, но, не докончив, выбежал во двор, принес охапку дров.
Они, как видно, крепко любили друг друга. Но, как это часто бывает, немного стеснялись своей любви.
Должно быть, поэтому Тося то и дело покрикивала на него:
— Куда ставишь? Ну куда? Вот медведь, честное слово!
А он беззлобно огрызался:
— Тебя не спросил! Вот злюка, честное слово, и как только таких земля терпит?!
И оба были очень довольны друг другом.
«Вот это и есть счастье, — думала Женя, случайно
ловя то ласковый взгляд его, обращенный к жене, то ее быструю улыбку. — Настоящее, невыдуманное».Не хотелось ничего сочинять про этих людей. Ни к чему. Все было ясно.
— Оставайтесь с нами, — сказала ей Тося, глядя на нее прямым, открытым взглядом, и тени хитрости или недомолвки не было в этом взгляде. — Правда, погостите хоть недельку.
Женя улыбнулась через силу.
— Нет, спасибо. Надо ехать.
— Успеется, — сказала Тося. — Смешно сказать, а мне почему-то с вами расставаться жаль.
— Правда, — поддержал Сережа. — Хотите, поживите у нас. Успеете еще поехать дальше.
— Нет, — ответила Женя, — пора. Не могу задерживаться.
«Куда я спешу? — мысленно спросила она себя. — Кто ждет меня? Кому я нужна?»
— Пора ехать, — повторила она.
Оба они вышли на крыльцо проводить ее.
— Будете в нашем городе — прямо к нам, обещаете? — спросила Тося.
— Обещаю, — серьезно ответила Женя.
— У нас к тому времени семейство прибавится, — сказал Сережа.
— Может быть, сразу двое, — заметила Женя.
Тося замахала руками:
— Вот еще! Этого только не хватало.
Он спокойно ответил:
— А что ж такого? Двое так двое.
Тося бегло взглянула на него. Глаза ее лучились такой неприкрытой любовью, что Женя заторопилась поскорее уйти, почувствовав себя лишней.
— Ладно, — бодро сказала она, — покамест, если можно, останусь у вас, а теперь пройдусь немного.
— Зачем? — спросила Тося.
— Пусть пройдется, — вмешался Сергей. — Познакомится с нашим городом, поглядит, как у нас…
— Приходите обратно, — сказала Тося. — Придете?
— Хорошо, — помедлив, ответила Женя.
Да, она придет. Она еще вернется сюда, в этот дом. В конце концов, уехать можно и завтра. И через три дня. Можно и никуда не уезжать, остаться здесь, в этом городе, чужом, но чем-то милом сердцу, найти работу, вкалывать так, чтобы знать только одно — свою работу, и ничего, ровным счетом ничего больше…
«Что же случилось? — думала Женя, торопливо шагая по незнакомым улицам. — Что, в сущности, случилось? Разве он солгал мне? Или я ничего не знала? Я же знала, что у него есть сын, он не лгал мне, никогда не лгал. Просто я сама не могла больше оставаться с Клавой в одном поезде, говорить с нею, слушать ее, смотреть на Алешку».
Мысли ее привычно вернулись к Косте. Костя не отставал, шел рядом, спорил, доказывал, но она не хотела уступать, нет, не хотела.
«Пойми, Костя, так надо, — уговаривала она его. — Так будет лучше».
«Нет, — возражал Костя, — не желаю понимать».
Она снова видела его глаза, его плотно стиснутые губы, ямочку на щеке.
«Так надо, Костя, ничего не поделаешь».
Женя остановилась, словно сам Костя встретился ей.
«Почему так получается? — думала она. — Почему у меня не так, как у других? У других есть все — дом, семья, своя, устойчивая жизнь, обычное счастье, а я, я — обделенная, словно в чем-то перед кем-то на всю жизнь провинилась и нет мне прощения…»