Сын вождя

— Что?

Лекарка распахнула дверь и, удерживая нож в руках, замерла на пороге.

— Преступники должны быть наказаны. Дом, что укрыл их, будет сожжен.

Глаза Сигрун загорелись злостью.

— Ты спалишь мою избу, конунг? После всего, что я сделала для твоих сыновей?

Она вытянула руку и обвела пальцем кольцо столпившихся кругом людей.

— Вы все. Кто из вас не лежал в моей избе? Кто не приходил ко мне за зельем, чтобы снять головную боль? Кто не просил у меня руну, чтобы зачаровать доспех? И теперь вы явились ко мне с огнем?

— Ты можешь уйти, — примирительно произнес один из бондов пришедших с Эриком, — Льеф не муж тебе, не брат и не отец. Ты не должна отвечать за него.

— Но вы пришли сжечь мой дом, — на губах Сигрун заиграла злая улыбка. Ей не было страшно. Любой страх улетучился из ее груди в то мгновение, когда душа Руна покинула его тело.

— Таков закон, — ответил другой бонд и тоже выступил вперед.

— Так знайте же, — шаль Сигрун взметнулась вверх подобно языку пламени, когда она снова воздела руку и начертила в воздухе руну ненависти. — Что будет проклят всякий, на чьих руках окажется моя кровь. Что будет вечно скитаться в мире людей, потеряв дорогу в царство богов, тот, кто отважится первым бросить факел в мой дом.

Наступила тишина. Никто не желал теперь выходить вперед, все до одного бонды поверили ее словам.

А затем оставшиеся в доме услышали гортанный выкрик Эрика — и тут же полный боли и ненависти женский вопль. Факел Эрика первый пересек очерченную рукой Сигрун черту, и головня угодила ей в лицо.

— Будь ты проклят, — прокричала она. — Будь ты проклят, конунг, который не знает верности и убивает своих детей.

Льефу, кое-как поднявшемуся с кровати, удалось добраться до нее и затащить в дом, а Кадан тут же захлопнул дверь.

— Что теперь? — спросил он.

— Мешок, — приказал Льеф.

Ответственность за близких придала ему сил.

Факелы уже неслись к избе один за другим.

Усадив подвывавшую от боли Сигрун на пол, Льеф принялся отбрасывать с пола шерстяные ковры, отыскивая вход в подземный дом — он знал, что найдет его, потому что именно так Рун проникал в избу — и рассказывал об этом ему.

Наконец, обнаружив люк, ведущий под землю, он распахнул его и первым втолкнул внутрь Кадана, державшего в руках мешок с едой.

Льеф попытался ухватить Сигрун за плечо, но та отбивалась как могла и сорванным голосом продолжала нашептывать проклятья.

— Будьте вы прокляты… — бормотала она, — будьте прокляты, Рун, Кадан, и Льеф. Будь проклят и ты, Эрик, что их не уберег.

Пламя уже танцевало на топчанах, а голоса палачей за окнами затянули погребальную песню, обращенную к богам.

Наконец Льефу удалось ухватить Сигрун поперек туловища и затолкать ее в открывшийся проем. Он спрыгнул туда же сам и захлопнул люк над головой, а в следующую секунду пламя заплясало и на самом люке.

ГЛАВА 18. Бегство

Тоннель, прорытый под домом Сигрун, вел не слишком далеко, но заканчивался в таком глухом лесу, что беглецов было не разглядеть издалека.

Сигрун тоже молчала. Мысли, недавно такие ясные, теперь путались в ее голове. Все последние недели она терзалась смесью преданности, милосердия и ненависти к тому, кто отнял у нее любимого. Каждый раз, когда она смешивала лекарства для Льефа, много раз вместе с Руном посещавшего ее дом, рука ее сама тянулась к склянке с отворотным зельем, какое научил ее делать галл. Каждый раз, когда она наливала в плошку еду, пальцы сами чертили на миске знаки проклятья. Но теперь все эти чувства угасли, оставив только одну ненависть, припорошенную болью.

— Будьте прокляты вы все, — бесконечным речитативом звучало у нее в голове.

К тому времени, когда они выбрались из спрятанной в густом кустарнике небольшой пещерки, над вершинами деревьев уже слабо алел рассвет.

Льеф припал к каменистому склону, тяжело дыша. Кадан тут же потянулся к нему, но Льеф отодвинул его руку.

— Я воин, — сказал он.

Кадан не обратил внимания на его слова. Только спросил:

— У меня есть мазь. Нанести?

Льеф качнул головой.

Оба посмотрели на Сигрун.

Ведовка смотрела в пустоту перед собой и одними губами нашептывала слова, которые нетрудно было бы угадать: будьте прокляты вы все.

Помолчав, Кадан решился задать вопрос, который вертелся у него в голове, но который он боялся произнести вслух:

— Что теперь?

Он впервые оказывался настолько далеко от людей, лишенный всякой опоры, без жилья и возможности отыскать еду.

Льеф не знал. Хотя он не боялся ни леса, ни разбойников, ни хищных зверей, он тоже не понимал, что может делать теперь, лишившись семьи и друзей.

— Можно пойти на юг, — после долгой паузы сказал он, хотя и сам понимал, что на юге им делать нечего: там обитали племена, которым чужаки нужны были еще меньше, чем он здесь своей семье.

Льеф думал и о семье. О том, что отец мог бы дать выкуп за него. Но и тут же о том, что, скорее всего, не даст. Семья Эрика давно уже была ему куда большей семьей, чем родные по крови в доме отца. И если уж даже Эрик отказался от него — то тем более откажется и эрл.

— Ты мог бы отдать меня… — в унисон его мыслям произнес Кадан.

Льеф посмотрел на него и на секунду представил изломанное пытками тело Кадана, висящее над входом в его дом — как вешали тела треллей, за которых хозяин отказывался платить виру.

Руки сами притянули Кадана, и Льеф прижал его к себе, не обращая внимания на колыхнувшуюся внутри боль.

Кадан на секунду прижался щекой к его небритой щеке, а потом погладил по плечу.

— Ладно, — он вздохнул, — давай попробую разжечь костер. Ты весь продрог.

Льеф качнул головой.

— Мы недалеко ушли, — сказал он, — нужно забраться глубже в лес. Он повернулся к ведовке и позвал: — Сигрун.

Сигрун не обращала никакого внимания на него. А Льеф не знал, что делать. Он знал ее уже много лет и был виноват перед ней, но и сил на то, чтобы тащить ее на себе, не имел.

— Она рисовала погибельные руны на твоей посуде, — вполголоса сказал Кадан.

Льеф дернулся и в сомнении посмотрел на него.

— Прости. Я не хотел говорить, ты и так болел, — Кадан опустил глаза, — но ты должен знать, что с ней нужно быть настороже.

Льеф поджал губы и дернул плечом.

— Тогда пусть решает свою судьбу сама, — сказал он и, оглядевшись, попытался определить где юг, а затем шагнул туда.