Сын
Шрифт:
— Ему тридцать два года.
Я не знал, что сказать. Ни в тот день, ни сегодня утром в туалете, когда Назия подошла и протянула мне руку И поэтому посмотрел себе под ноги и сглотнул слюну.
— Вот увидишь, твоя мама вернется очень скоро, — сказала она.
Я кивнул, но мой голос как будто потерялся.
— И наверно, она сможет приехать на Рождество, послушать нашу песню на концерте!
— Нет.
— Ноу нее будет отпуск?
— Нет.
— А-а.
Мы немного помолчали, а потом она потянула меня к двери и сказала:
— Хочешь, пойдем на двор за шкалой и поиграем с моей Барби? — А когда я
Жжение в глазах сразу прекратилось. Я убрал письмо в карман, и мы побежали вниз по лестнице. Во дворе нам попались сеньорита Соня и сеньорита Адела, классный руководитель пятого класса.
Наша сеньорита погладила меня по голове, чуть растрепав волосы, а когда мы уже пошли дальше, сказала:
— Гильермо, не забудь, что у тебя сегодня занятие с Марией.
Я сказал, что не забуду, и мы с Назией побежали на задний двор, взявшись за руки.
— А кто это — Мария? — спросила Назия, пока мы ели бутерброды с «Нутеллой».
— Сеньора из домика в саду, она там спрашивает разные вопросы.
— Вопросы?
— Да. А еще дает мне поиграть в «Лего».
— Как странно, да?
— Не знаю.
— А зачем ты к ней ходишь?
— Папа говорит, она консультантша.
— А-а.
— Ну да.
— Кон-суль-тантша… А ты знаешь, что султанша — это как жена восточного царя… Ну, как Цари-Волхвы, они же с Востока приезжают, — сказала Назия и присела на бортик баскетбольной площадки. Я только помотал головой — рот у меня был забит хлебом с «Нутеллой». И вообще, я знаю, что про Царей-Волхвов — это все неправда, потому что верблюдам сюда просто не дойти, но Назия мне не верит, говорит, что верблюды, наверно, волшебные, а значит, летают.
— Она называется «консультантша», потому что… потому что за окном у нее черный флюгер с петухом, — сказал я Назии, — и когда садишься за ее стол, флюгер поворачивается на восток, к султаншам.
Назия раскрыла рот, набитый хлебом с «Нутеллой», и посмотрела на меня так странно, что я даже немножко испугался.
— Флюгер! Как в «Мэри Поппинс»! — закричала она, забрызгав меня крошками и немножко слюной. — Это знак, Гилье! Как в американских детективах.
Я немножко подумал, но потом вспомнил, что еще не дорисовал рисунок, мне его сеньорита Мария задала на дом, и тогда я слегка разволновался, потому что она, наверно, обидится. А потом подумал, что, если рисунок ей не понравится, я покажу ей мамино письмо и открытку с морским быком, она таких точно никогда не видала… Но нет, наверно, видала…
— Гилье, звонок! — крикнула Назия, засунула в рот последний кусок бутерброда и подобрала с пола свою Барби-арабку. — Бежим скорей, у нас же физкультура, а сеньор Мартин не любит, когда опаздывают.
И мы вместе побежали к двери, потому что, когда мы плохо себя ведем, у сеньора Мартина надуваются щеки, как у жабы, а иногда он в наказание велит нам бегать вокруг футбольного поля, если кто-то забудет спортивную форму или кроссовки, а еще мне кажется, что на нас с Назией у него зуб, потому что родители Назии не разрешают ей переодеваться в школе, а когда у нас матч, нас берут в команду только в последнюю очередь, потому что я боюсь мячей, но мне все равно, потому что мы прячемся за раздевалкой и играем в самые разные игры, и нас никто
не видит. Вот и всё.Мария
— Значит, Волхвов на самом деле нет?
Гилье продолжал сосредоточенно рассматривать только что выстроенный домик из «Лего». Высунув кончик языка, пытался вставить в крышу конек. Видя, как он увлечен игрой, я вспомнила свой недавний разговор с Соней. Говорили мы совсем недолго — выкроили пять минут на перемене. С Соней почти всегда так. Ни она, ни я не любим ходить вокруг да около, когда дело важное. Я уселась, открыла сумку, достала последний рисунок Гилье, выложила на стол:
— Глянь-ка.
Она, зажав в пальцах ручку, всмотрелась. Потом обвела ручкой, как указкой, не касаясь бумаги, все фигуры на листе. Наконец ручка зависла над отцом Гилье. Соня вскинула голову:
— Вот это?
Я кивнула:
— Да. Он плачет.
Соня наморщила лоб, но промолчала, снова уставилась на листок. Через пару секунд положила ручку на стол, посмотрела на меня задумчиво. Недоуменно выгнула бровь.
— И что с того? Не вижу ничего ненормального в том, что мужчина плачет. Наверно, переживает оттого, что жена так далеко. Наверно, когда разговаривает с ней, видит ее на экране, просто не может сдержаться. По-моему, ничуть не странно.
Я покачала головой:
— Нет, дело в другом.
— И в чем же? — спросила она то ли с досадой, то ли с нетерпением. Из коридора послышался гам, мимо двери пробежала ватага детей. Соня цокнула языком, а я встала, обошла вокруг стола, встала за ее плечом.
Положила палец на монитор, изображенный на рисунке.
— Я бы не удивлялась, если бы Гилье нарисовал на экране женское лицо.
Соня на секунду еще сильнее наморщила лоб, по лицу разбежались тоненькие складки. Потом ткнула в рисунок, отодвинула мой палец, склонилась над листком.
— Но… — пробормотала она. — Это же лицо…
Медленно повернулась ко мне, наши взгляды скрестились.
Я кивнула, тоже неспешно:
— Да. Лицо его папы. Отражение. А не мамино лицо.
— Готово, — сказал Гилье, глянув на меня. Его рука зависла над крышей домика. Справа от меня, у будильника, лежал рисунок — Гилье мне его вручил с порога. Пока мы беседовали, я рассматривала рисунок.
Я подождала, не скажет ли он еще что-нибудь. Но нет, напрасно. Решила прервать паузу, повторив вопрос.
— Значит, нет никаких Волхвов?
Он с улыбкой покачал головой:
— Нету.
— Ну и ну.
— Мне сказал один шестиклассник, в прошлом году, но я уже и сам знал.
— Вот как?
— Конечно, их нет. — Он поднял на меня глаза и улыбнулся. Снова эта неунывающая, почти идеальная улыбка. — И Папы Ноэля [7] тоже нет.
— Да-a? Ничего себе.
Он почесал нос и уставился в окно:
— Потому что на самом деле рождественские подарки приносит Мэри Поппинс.
7
Пала Ноэль — испанский аналог одноименного французского персонажа, приносит детям подарки в Сочельник. В некоторых районах Испании, в том числе в Каталонии, есть также свои национальные «Деды Морозы», но о них автор не упоминает.