Сын

Надеюсь, ты говоришь так не потому, что я обвинил тебя в паранойе, - говорит Макс.
– Я просто беспокоюсь о тебе. Я боялся, что давление, оказываемое на тебя, не позволяет тебе мыслить здраво. Я все еще думаю, что ты кандидат в лидеры с большими шансами на успех. Ты подходишь по профилю, ты показал мастерство во всем, чему мы тебя научили - и помимо этого, если говорить начистоту, ты внушаешь больше симпатии, чем наш любой другой подающий надежды кандидат, и это очень важно при тесной работе.

Спасибо, - говорю я.
– Но вы правы, я действительно нахожусь под давлением. И это давление, если бы я был лидером Бесстрашия, было бы еще сильнее.

Макс грустно кивает.
– Хорошо.
– Он кивает снова.
– Если ты хочешь быть инструктором при иниициации , я устрою это для тебя. Но это сезонная работа - чем бы ты хотел заниматься оставшееся время в году?

Я подумывал о работе в диспетчерской, - отвечаю я.
– Я обнаружил, что мне нравится работать с компьютерами. Не думаю, что мне так же сильно понравится патрулировать окрестности.

Окей , - соглашается Макс.
– Считай, что это уже сделано. И спасибо за то, что был честен со мной.

Я поднимаюсь, и все, что я чувствую, это облегчение. Он выглядит обеспокоенным, сочувствующим. Ни моя паранойя, ни мотивы не вызывают у него подозрений.

Если ты вдруг передумаешь, - говорит Макс, - будь добр, скажи мне об этом не раздумывая. Нам всегда пригодится кто-то вроде тебя.

Спасибо, - говорю я, и, даже несмотря на то, что он худший из предателей фракции, которого я когда-либо встречал, и, вероятно, частично виновен в смерти Амара , я не могу не чувствовать некоторую благодарность за то, что он так легко отпустил меня.

Эрик ждет меня за углом. Когда я пытаюсь пройти мимо, он хватает меня за руку.

Будь осторожнее, Итон, - шепчет он.
– Если кто-то узнает от тебя о моей связи с Эрудицией, тебе не понравится то, что с тобой случится.

Тебе тоже не понравится то, что с тобой случится, если ты еще раз назовешь меня настоящим именем.

Скоро я стану одним из твоих лидеров, - говорит Эрик, усмехаясь.
– И поверь мне, я буду очень пристально следить за тобой и за тем, как ты внедряешь в обучение мои новые методы.

Ты ему не нравишься, ты знаешь об этом?
– говорю я.
– Максу, я имею в виду. Он бы предпочел получить любого другого, чем тебя. Он не позволит тебе продвинуться больше чем на дюйм в любом направлении. Так что удачи с твоим коротким поводком.

Я вырываю руку из его захвата и иду к лифтам.

Чувак , - говорит Шона. – Не самый лучший день.

Да уж.

Мы с ней сидим рядом с пропастью, свесив ноги вниз. Я упираюсь головой в металические прутья ограждения, которое удерживает нас от смертельного падения, и чувствую брызги воды на лодыжке, когда большая волна ударяется о стену.

Я рассказал ей о том, что покинул программу обучения лидеров, и об угрозах Эрика, но не сказал о матери. Как сказать кому-то о том, что твоя мать воскресла из мертвых?

Всю мою жизнь кто-нибудь пытался меня контролировать. Маркус был домашним тираном, и ничего не происходило без его ведома. А затем Макс захотел завербовать меня в качестве собственного подпевалы-бесстрашного. Даже у моей матери был для меня план, что я присоединюсь к ней, когда достигну определенного возраста, чтобы бороться с системой фракций, потому что у нее вендетта против них, неважно, по какой причине. И в тот момент, когда я решил, что избежал любого контроля, Эрик на бросился на меня, чтобы напомнить, что если он станет лидером Бесстрашия, он будет присматривать за мной.

Я осознаю, что все, что у меня есть, это краткие моменты сопротивления, которое я могу оказать, как тогда, в Отречении, собирая предметы, которые я находил на улице. Татуировка, которую Тори рисует у меня на спине, которая может открыть, что я дивергент, - один из таких моментов. Мне нужно продолжать искать их еще, коротких моментов свободы в мире, который отказывает мне в ней.

Где Зик ?
– спрашиваю я.

Я не знаю, - говорит она.
– В последнее время я не очень хотела тусоваться с ним.

Я кошусь на нее.

Знаешь, ты могла бы просто сказать, что он тебе нравится. Я, честно, думаю, что он не догадывается об этом.

Это очевидно, - говорит она, фыркая.
– Но что, если это то, что он хочет - прыгать от одной девчонки к другой, на какое-то время. Я не хочу быть одной из таких девчонок.

Я сильно сомневаюсь, что ты могла бы, - говорю я, - но это разумно.

Мы молча сидим несколько секунд, оба уставившись вниз на бушующую под нами воду.

Ты будешь хорошим инструктором, - говорит она.
– Ты действительно хорошо учил меня.

Спасибо.

Вот вы где, - раздается голос Зика позади нас. Он тащит большую бутылку, наполненную чем-то вроде коричневой жидкости, держа ее за горлышко.
– Идемте. Я кое-что нашел.

Мы с Шоной смотрим друг на друга, пожимаем плечами, а затем следуем к дверям на другой стороне Ямы, к тем, в которые мы впервые вошли после прыжка в сетку. Но вместо того, чтобы вести нас к сетке, он ведет нас через другую дверь - замок примотан внизу клейкой лентой - и вниз по черному как смоль коридору и лестницам.

Уже почти пришли… ой!

Извини, я не знала, что ты остановился, - говорит Шона.

Держитесь, почти получилось…

Он открывает дверь, впуская внутрь слабый свет, так, чтобы мы могли увидеть, где находимся. Мы на другой стороне пропасти, в нескольких футах над водой. Яма над нами кажется бесконечной, а люди, кружащие рядом с ограждением, - маленькими и темными, их невозможно различить с такого расстояния.

Я смеюсь. Зик только что привел нас к еще одному моменту сопротивления, вероятно, не подозревая об этом.

Как ты нашел это место?
– с явным удивлением спрашивает Шона , прыгая на один из камней внизу. Теперь, когда я здесь, я вижу тропу, которая могла бы вывести нас вверх и через стену, если бы мы захотели пройти на другую сторону пропасти.

Та девушка, Мария, - говорит Зик.
– Её мама занимается эксплуатацией и обслуживанием пропасти. Я не знал, что здесь есть подобная штука, но, очевидно, вот она.

Вы все еще встречаетесь?
– интересуется Шона , стараясь выглядеть как обычно.