Сыночек в награду. Подари мне любовь

Хлесткая пощечина – в каждом его вопросе. Но я стараюсь держать удар. Мне нечего скрывать, так что и сбегать не собираюсь. Под бдительным вниманием Вулканова возвращаюсь на свое место.

– Это какая-то ошибка, – говорю на одном выдохе. Но не циничному юристу на том конце провода, а Тимуру. Потому что только его мнение для меня важно сейчас.

– Ожидаемый ответ, – Константин и не пытается скрыть сарказм.

– Мы с Игорем делали ЭКО, – воззвав к жалким остаткам духа, говорю четко. И не прерываю зрительного контакта с Вулкановым. Общаюсь именно с ним. Напрямую. – У моего мужа были серьезные проблемы со здоровьем, и врачи рекомендовали ЭКО. Для нас это был единственный вариант родить общего ребенка. Первая попытка оказалась неудачной. Вторая, после криопротокола, подарила нам сына.

Тимур упорно молчит. Впитывает каждое мое слово, темнеет на финальной фразе, будто она ему напомнила о чем-то болезненном. И в, казалось бы, ожившие глаза возвращается ледяная пустота. Захлестывает она и меня, заражает безысходностью.

– Да, Меркунов передал мне документы из клиники. Но он утверждает, что вы, Ева, изменяли ему после первого неудачного протокола. На втором он не присутствовал, так как были использованы замороженные биоматериалы. Поэтому просил проверить подлинность документов из клиники. И по срокам… – запинается, перелистывая бумаги.

– Я родила на тридцать седьмой неделе, все нормально со сроками, – горько усмехаюсь. – И мне даже не с кем было изменять, я все время была с мужем, почти не выходила из дома, – прячу пылающее лицо в ладонях.

– Я инициировал проведение повторного теста ДНК. Через суд. Нужно будет ваше согласие, – Воскресенский говорит по-прежнему жестко. И до конца неясно, идет он ко мне навстречу или собирается использовать все против меня же.

– Да, – на выдохе. – Мои слова ведь может подтвердить врач, который вел оба протокола ЭКО. Если не ошибаюсь, Городецкий…

На фамилии Вулканов становится еще более смурным. Машинально берет ручку со стола, прокручивает ее пальцами, постукивая пером о поверхность стола. И каждый удар эхом отзывается в моей груди.

– К нему у меня тоже есть вопросы. Но Городецкий не практикует. Уволен несколько лет назад и уехал, – сообщает Воскресенский после подозрительной паузы. – Разумеется, я уже подал запрос в клинику, как раз завтра лично еду туда. К слову, Тимур, это то же самое отделение, с которого мы три года назад штраф за халатность взыскали…

– Да, я уже понял, – обрубает его на половине фразы.

Исподлобья зыркает на меня и возвращает внимание на несчастную ручку, которая скоро воспламенится в его руке.

– Так, я предлагаю следующее… – очередной шелест бумаг заставляет меня устало прикрыть глаза, невольно выжимая слезы. – Из уважения к тебе, Тимур, я возьмусь за это дело.

– Но ты уже защищаешь интересы Меркунова, – непонимающе сводит густые брови.

– Дослушай, Тимур, – хмыкает Константин. – Я возьмусь за него как независимый юрист. Не займу ничью сторону до тех пор, пока сам не соберу факты. Если окажется, что твоя Ева лжет, то не обессудь, – произносит таким уверенным тоном, будто все заранее предсказуемо.

– А если нет? – все-таки дает мне шанс. Значит, не разочаровался после всех откровений?

– Тогда расторгну договор с Меркуновым. И разведу их по всем правилам, – после предупреждающего покашливания Тимура юрист поспешно добавляет: – Без своих штучек. Без лазеек и хитростей. Четко по закону. Добро?

– Согласен, приступай, –Вулканов кивает, хоть вижу это только я. – Извиниться перед Евой не хочешь, Константин? – твердо, с налетом угрозы произносит, пока я испуганно качаю головой.

Не нужны мне его извинения. Важнее, чтобы помог разобраться во всем. Хотя даже если тест ДНК окажется ошибочным, а Игорь убедится, что Владик его сын… Я не вернусь к мужу. Не смогу жить с ним после всего, что произошло. Наверное, проще было бы, если бы подозрения Меркунова подтвердились. Но это невозможно! Владик точно его! К сожалению…

Украдкой поглядываю на Тимура. В отличие от Игоря, из него бы вышел неплохой отец. Внимательный, заботливый, уравновешенный. Напрасно он записал себя в отшельники.

– Извинюсь, когда все выясню и ее слова подтвердятся. Обещаю. Ты меня знаешь, я слово держу, – напоследок самоуверенно бросает Константин и отключается, не прощаясь.

Тягучая тишина вновь протягивает к нам свои щупальца. Некоторое время изучаю хмурого, напряженного Тимура, а потом встаю.

– Спасибо вам, – слабо улыбаюсь. – Вы очень хороший человек. Нам с Владиком повезло, что вы оказались рядом в трудную минуту, – говорю абсолютно искренне.

Молчит.

Нервы не выдерживают. Взор застилает пелена слез. Краем глаза успеваю зацепиться за кактус, который выбрала из своего «наследства» специально для Тимура. Печально ухмыляюсь, чуть не плача.

– Кактус, потому что колючий только снаружи, – сипло произношу, и вибрации в голосе выдают мое истинное состояние.

Быстро шагаю на выход, чтобы Вулканов не заметил моих слез. Последнее, что мне нужно сейчас, – это жалость.

– Ева? – зовет взволнованно, когда я открываю дверь.

Застываю на пороге, не решаясь обернуться. Соленые дорожки пролегли по щекам, вовсю стекают к подбородку и капли срываются вниз. Я лихорадочно растираю лицо ладонями. Представляю, какой у меня жалкий вид в этот момент.

Чувствую тяжесть на своих плечах и исцеляющий жар широких ладоней.

Не успеваю вырваться, как оказываюсь прокручена вокруг своей оси и обездвижена. Можно забыть о любых попытках улизнуть незаметно. Да и сил на это не осталось.

Встречаюсь взглядом с Тимуром. Смотрю на него, запрокинув голову, и забываю о своем потрепанном внешнем виде.

– Все будет хорошо, Ева, – хриплый баритон звучит непривычно бархатно и успокаивающе.

И я верю. Настолько устала за эти дни, что ищу пристанище и покой в огромном, угрожающем мужчине. Который вдруг прижимает меня к себе. Обнимает по-медвежьи, без намека на страсть или пошлость. Нет, держит меня грубовато, неласково, но крепко. И эти «брутальные нежности» странно действуют на меня. Пугают, но в то же время заставляют покориться. И впервые за все эти сложные, мучительные дни я чувствую себя под защитой.

Глава 33

Тимур

Не понимаю, как Ева вдруг оказалась в моих руках. Какое-то секундное помутнение и теперь я стою как вкопанный, обнимаю пока еще чужую жену и боюсь пошевелиться. Будто способен исколоть ее своими колючками, как кактус, с которым она меня справедливо ассоциирует. Будто могу отравить пустотой, которой у меня в переизбытке. Будто она сломается при первом же неуклюжем движении.

Но, кажется, дело не только в этом…