Сыновья

Посмотрел налево и сразу же перевел рычажок на автоматический огонь. Душманы группой наседали. После его длинной очереди они залегли и открыли бешеный огонь. Вокруг десантника засвистели, защелкали, высекая искры из камней, пули.

Коблик сменил позицию и, видя, что душманы снова зашевелились, дал две короткие очереди.

Пока ему удавалось обманывать противника, который наверняка считал, что он не один. Но слишком уж быстро таяли патроны. Вскоре у него остался один, последний магазин. Самое главное для Николая было задержать душманов, чтобы ребята, его друзья, смогли отойти повыше.

По сторонам послышалась частая стрельба, это с боем прорывался к Коблику его взвод. Но Николай считал, что это ведут бой другие заслоны. Не знали об этом, к несчастью, и наседавшие на Коблика душманы. Они, подгоняемые главарями, все ближе и ближе приближались к советскому солдату. Теперь они поняли, что он один. А Коблик, стараясь бить наверняка, менял позиции, таская за собой чехол от спальника с десятью гранатами.

Для непосвященного это может показаться и не мало, но, когда порой даже на один выстрел приходится отвечать броском гранаты, иначе следующая может уже не потребоваться, то это количество покажется ничтожно малым.

И вот наступил момент, когда в его руках осталась единственная, последняя граната. Он внимательно посмотрел в ту сторону, где должны были находиться его друзья, и облегченно вздохнул: их уже не видно, они уже далеко, возможно, уже в роте.

Коблик, пригибаясь, двинулся вверх, но вдруг присел за камень. На его пути замаячило не менее десятка душманов.

Глянул направо — тоже приближаются. При лунном свете хорошо видно, как все плотнее сжимается кольцо. Вот душманы уже рядом, пленом к плечу стоят вокруг него.

Николаю очень хотелось швырнуть гранату туда, где столпилось много душманов, но ведь потом — плен.

Коблик уже решил, что ему делать, и молил судьбу только об одном: пусть душманы не стреляют, а подойдут поближе. Он незаметным движением вырвал чеку, и теперь его пальцы крепко сжимали гранату. Коблик даже не обратил внимания на то, что стрельба, которая раздавалась недалеко, прекратилась. Это его взвод подавил сопротивление противника и был уже в несколько сот метров от него. Но, чтобы пройти по крутым горам даже несколько сот метров, потребуется время, а душманы уже рядом. Чтобы не пугать их, Николай демонстративно бросил автомат на камни и выжидал, когда душманы приблизятся вплотную. Он слышал их радостные голоса. Они считали, что русский сдается.

И, когда не менее двух десятков душманов оказались вокруг него, Николай подумал: «Прости меня, мамочка!» — и разжал руку.

«ЧЕРНЫЙ ТЮЛЬПАН»

Трудно сказать, сколько дней находились в тревожном забытьи жестоко избитые Леонов и Николаев.

Наконец Леонову удалось уснуть. Ему приснился сон. В небе, ровно гудя всеми четырьмя моторами, медленно плывет «черный тюльпан», так солдаты и офицеры называли самолет, перевозивший на Родину погибших, а внизу хорошо видны маленькие квадратики полей. Там — афганская земля. Самолет чуть наклонился, сделал небольшой поворот; и Антону в глаза ударило горячее, ослепительное солнце. Он отворачивается от иллюминатора и смотрит в полумрак длинного салона.

«Постой, постой, — удивляется он, — а почему я здесь один? Где же сопровождающие? Почему не видно гробов? А, значит, везут только меня. Значит, погиб только я. Это хорошо, что я один… значит, ребята живы. Они отомстят за меня. Жаль, что командир не дал. сопровождающего. Кто же расскажет маме и папе, что со мной случилось? Они так и не узнают, как я погиб… Эх, Коблик!.. Ты же обязан был меня проводить. Мы же — друзья, а ты не упросил командира роты совершить со мной последний полет! А почему на мне парашют? Я же мертв!»

Самолет накренился, Леонов снова. взглянул в круглый иллюминатор и сразу же увидел, как с земли к «черному тюльпану», словно огненные щупальцы, тянутся яркие светлячки. «Да ведь это же духи стреляют по самолету!» Антон хотел громко крикнуть, чтобы его услышали пилоты, но тут обшивку самолета вспорола очередь снарядов. Он успел по «думать, что это, скорее всего, бьет швейцарский «Эрликон», и тут же увидел огонь. Антон посмотрел налево — огонь, повернул голову направо — огонь! Весь салон был в огне, и самолет, медленно заваливаясь на крыло, начал падать.

«Все, — подумалось ему, — самолет сбит. Надо помочь экипажу прыгнуть. Но где пилоты? Почему я их не вижу? Неужели их зацепило? Постой, а почему я не чувствую перегрузки, ведь самолет уже в штопоре? А, я же мертвый! Значит, даже мертвым не увидят меня родители, Маринка! Но тогда почему я чувствую боль, я же неживой? Какой жаркий огонь!»

Антон чувствовал, как языки пламени нестерпимо начали жечь все его тело. Он попытался руками закрыть лицо, но руки были словно чужие. Они не слушались его. Антон попытался отпрянуть от огня. Вскрикнул и проснулся.

Некоторое время лежал на спине, соображая, что с ним и где он. Сознание постепенно возвращалось, и Антон вспомнил страшную реальность: он, советский солдат, десантник, снова в руках у душманов.

С большим трудом поднял перебитую руку к лицу. Осторожно провел пальцами по колючей щетине, потрогал запекшиеся болячки и грустно подумал: «Лучше бы они меня убили». Антону хотелось умереть, он устал от физической боли и душевных мук.

— Что ты стонешь? — услышал Леонов голос Николаева. Осторожно повернул голову и увидел друга. Его лицо напоминало какое-то кровавое месиво, еле угадывались Щелки глаз. Антон попытался пошутить:

— Леша, а ты меня видишь?

— Конечно, только вот не узнаю тебя, ты ли это? Эти гады изрядно испортили твой портрет.

— Не волнуйся, дорогой, они тебе тоже перетасовали все веснушки. Чердак болит?

— Еще как! Да и ребра, наверное, все перелопатили, — вздохнуть не могу. Точно как у тебя было.

— Кажется, я снова в такой же ситуации, по-моему, все кости перебили. 

— Нет, ноги, наверное, целы.

— А знаешь, что мне приснилось? «Черный тюльпан». Лечу я вроде на нем, вернее, меня он мертвого везет, а тут обстрел, самолет загорелся и начал падать…

— От этого и застонал? — спросил Николаев и, не дожидаясь ответа, уверенно заявил: — Значит, долго жить будешь, Антон. Моя бабушка умела сны разгадывать. К ней по утрам многие соседки бегали, каждая хотела выяснить, что означает ее сон. Так вот она говорила, что если человек во сне видит себя мертвым, значит, жить ему еще много лет.

— Спасибо, постараюсь, — грустно пошутил Леонов, — только, если честно сказать, жаль.

— Чего жаль?

— Жаль, что не имею такого счастья — домой на нем улететь.