Сюжетологические исследования
Шрифт:
«Девгениево деяние» представляет собой соединение двух фабульно связанных романных сюжетов. Герои первого – любовно-авантюрного – царь Амир и его возлюбленная, девушка-гречанка из царского рода. Герой второго – сюжета «романа деяний» – их сын, богатырь Девгений.
Авантюрная ситуация в первом романном сюжете складывается вокруг героини – прослышав о красоте девушки, ее похищает Амир, или Амера, царь «Аравитской земли». Здесь образуется два сюжетных противоречия. В совокупности они раскрывают систему первоначальных отношений между героями. Первое противоречие касается главных героев – Амира и гречанки. Амир здесь – авантюрный деятель, злодей-похититель; девушка – пассивный авантюрный герой, жертва похитителя. Второе противоречие – это противоречие двух активных сил, антагонистов, – Амира и братьев похищенной девушки.
Разрешение сюжетного противоречия антагонистов идет несложным путем: братья побеждают Амира. «Аравитский царь» оказывается в их власти и просит пощады. Тем самым ликвидируется и первое, собственно авантюрное противоречие сюжета, поскольку похититель повергнут, а девушка освобождена. Однако повествование на этом не заканчивается – Амир согласен принять крещение и просит царевну в жены. К тому же и сама героиня просит братьев пощадить Амира и заявляет о своем согласии стать его женой – при условии,
Из слов царевны выясняется, что Амир окружал похищенную девушку вниманием и заботой и относился к ней по-рыцарски. Таким образом, прежний авантюрный сюжет царевны не только разрешается, но и разрушается здесь окончательно, поскольку содержательно перестраивается сама система его героев. Происходит трансформация образа Амира: авантюрный злодей-похититель предстает теперь влюбленным рыцарем и новообращенным христианином.
Как развивается сюжет Амира и царевны далее? Амир покидает «Аравитскую землю» навсегда. Он обманывает свою мать-царицу и брата, говоря им, что отправляется в поход на братьев царевны.
Узнав впоследствии, что Амир крестился из-за любви к девушке-христианке, мать-царица посылает к нему трех «сарацин»-богатырей. Они должны похитить Амира и его жену. Здесь назревает новое авантюрное противоречие, и по своему содержательному типу оно тождественно первому – авантюрному противоречию девушки-царевны и Амира-похитителя. Однако это противоречие преодолевается еще в зачаточном виде и не развивается в полноценный событийный ряд. В сюжете Амира и гречанки – теперь уже его жены – происходит некий мистический поворот: героиня видит вещий сон о трех воронах-похитителях; волхвы растолковывают этот образ, и настоящих похитителей задерживают. Впоследствии сарацинские богатыри сами становятся христианами и остаются жить рядом с Амиром. Романный сюжет Амира и его жены приходит к умиротворению и окончательному завершению. Рождается Девгений.
Повествование о Девгении открывается описанием его юности и богатырских подвигов на охоте. В этом уже – личные деяния героя.
Примечательна история, озаглавленная в самом тексте: «О свадьбе Девгееве и о всъхыщении Стратиговне». [222] Девгений в этой истории идет не по пути своего отца. Он ломает привычную схему авантюрного сюжета с похитителем и жертвой. Он не похищает Стратиговну, как его отец – свою будущую жену и мать Девгения. Герой дожидается приезда отца своей избранницы и ее братьев, чтобы у них на виду, а не украдкой увезти девушку. В этом выражено, безусловно, рыцарское содержание образа Девгения. [223] Герой увозит девушку, а затем возвращается, чтобы вызвать на поединок ее отца и братьев. «Велика есмь срама добыл, аще не будет по мне погони, хощу возвратится и понос им сотворити». [224]
222
В. Д. Кузьмина. Девгениево Деяние. М., 1962. С. 147.
223
Ср.: А. Д. Алексидзе. Мир греческого рыцарского романа (XIII–XIV вв. Тбилиси, 1979. С. 252.
224
В. Д. Кузьмина. Девгениево Деяние. М., 1962. С. 149.
В отличие от Амира Девгений – не авантюрный герой, принимающий свою судьбу со стороны случая или чужой воли. Это – деятель, вершитель своей судьбы.
На романную природу «Сербской Александрии» определенно указывал А. Н. Веселовский. [225] «Романизированной повестью» называл произведение В. М. Истрин. [226] А. С. Орлов также писал, что «Сербская Александрия <…> имела большую склонность к романическому изображению». [227] К романному жанру относят произведение Я. С. Лурье и Е. И. Ванеева. [228]
225
А. Н. Веселовский. К вопросу об источниках сербской Александрии // ЖМНП. 1884. Июнь. С. 149; Он же. Из истории романа и повести: материалы и исследования. Греко-византийский период // Сб. Отд. русск. яз. и словесности Академии наук. СПб., 1886. Т. 40. № 2. С. 131, 216, 224, 233, 333 и др.
226
В. М. Истрин. Очерки истории древнерусской литературы. Пг, 1922. С. 102.
227
А. С. Орлов. Переводные повести феодальной Руси и Московского государства XII–XVII веков. Л., 1934. С. 23, 24.
228
Я. С. Лурье. Средневековый роман об Александре Македонском в русской литературе XV в. // Александрия: роман об Александре Македонском по русской рукописи XV века. М.; Л., 1965. С. 146–147; Е. И. Ванеева. К изучению истории текста Сербской Александрии (на материале ленинградских списков XV–XVII вв.) // ТОДРЛ. Л., 1976. Т. 30. С. 114–115.
Рассмотрим романные признаки сюжета «Сербской Александрии». [229] Обратим внимание на характерную для Александра деталь – его обыкновение ходить послом к царям-недругам во время военных походов. Герой предстает в роли посла перед Дарием и, будучи узнанным, спасается только благодаря своей смелости и находчивости. Пропуском за городские ворота Александру служат чаши, захваченные им с царского стола.
Под видом посла Александр отправляется и к царице Кандакии и вновь оказывается раскрытым. Умная царица, наслышанная о хитростях Александра, заранее подослала к нему живописца, который написал портрет царя. Когда же Александр появился перед царицей, она узнала его.
229
Как
показал Я. С. Лурье, единственный дошедший до нас русский список «Сербской Александрии» XV в. находится в одном из сборников книгописца Ефросина, монаха Кирилло-Белозерского монастыря. Остальные списки относятся уже к XVII в. (Александрия: роман об Александре Македонском по русской рукописи XV века. М.; Л., 1965. С. 190). См. также: Р. П. Дмитриева. Четьи сборники XV в. как жанр // ТОДРЛ. Л., 1972. Т. 27. С. 169; Е. И. Ванеева. Русские списки Сербской Александрии XV–XIX вв. (Из ленинградских и московских собраний) // Русская и армянская средневековые литературы. Л., 1982. С. 59 (примеч. 8); Она же. Киевский список Александрии XVI в. // ТОДРЛ. Л., 1979. Т. 33. С. 288–292.В обоих эпизодах Александр всерьез рискует своей жизнью. «Почто, Александре, животом своим всю вселенную смясти хощеши, что главу свою назадь мещеши, нас же в чюжих землях погубити хощеши?» – вопрошают царя его воеводы. [230]
Стремление литературного героя направить свою жизнь в русло авантюры всегда является следствием внутренней, собственной противоречивости героя. Александр здесь – не исключение. При всей внешней цельности герой-полководец находится в противоречии со своей личной судьбой. Ей-то Александр и бросает вызов, подвергая свою жизнь внешним авантюрным опасностям.
230
Александрия: Роман об Александре Македонском по русской рукописи XV века. М.; Л., 1965. С. 61.
На мотиве судьбы, центральном для произведения об Александре, остановимся особо. Я. С. Лурье писал о «трагической теме» Сербской Александрии как повествования о «великом завоевателе, не могущем избежать смерти». [231] И далее: «Александр обречен: уже в момент своего рождения этот “отроча” плача возвещает, что ему не суждено дожить до сорока лет». [232] В другой работе исследователь писал о «Сербской Александрии»: «Основным лейтмотивом повествования, звучащим на всем его протяжении, оказывалась злосчастная судьба Александра – предсказанная ему при рождении ранняя смерть». [233]
231
Я. С. Лурье. Средневековый роман об Александре Македонском в русской литературе XV в. // Александрия: роман об Александре Македонском по русской рукописи XV века. М.; Л., 1965. С. 152–153.
232
Там же. С. 154.
233
Я. С. Лурье. Переводная беллетристика XIV–XV вв. // Истоки русской беллетристики: возникновение жанров сюжетного повествования. Л., 1970. С. 337–338.
Действительно, противоречие жизни и судьбы Александра звучит на протяжении всего произведения и уходит неразрешенным – вместе со своим героем. Мало того, что Александр рождается, обремененный знанием о своей смерти, – героя и далее сопровождают контрастные пророчества о его блистательной жизни и скорой неумолимой смерти. Это пророчества Аполлона о том, что отрок станет царем, убьет своего отца Нектонава и через сорок лет «к матери своей, земле, возвратится». [234] Греческий философ Фруний также предсказывает Александру царство и покорение всего мира. [235] В Риме Александру снова показывают пророчество о царе, который покорит весь мир. О ранней смерти говорят полководцу пророк Иеремия и старейшина «нагомудрецов» Ивант: «егда бо весь мир приимеши, и к тому отечьства своего не узриши, егда вся земьская приобрящеши, тогда и ада наследиши». [236]
234
Александрия: Роман об Александре Македонском по русской рукописи XV века. М.; Л., 1965. С. 61.
235
Там же. С. 13.
236
Там же. С. 44.
Таким образом, Александра ведет по жизни – к смерти – противоречивая в своих итогах судьба. И хотя мотив судьбы отождествляется в произведении с христианской идеей божественного предопределения, Александр остается героем трагичным и романным по типу своего сюжета. [237]
Остановимся на вопросе о заимствованиях из «Сербской Александрии».
Цитируем Я. С. Лурье: «В Повести о Дракуле, написанной в 1482–1486 гг. и помещенной в том же сборнике Ефросина, где содержится Александрия, читаем такое заявление “мутьянского воеводы” Дракулы иностранным послам, осужденным на казнь: “Не аз повинен твоей смерти – иль государь твой, иль ты сам. На мне ничто же рцы зла. Аще государь твой, ведая тебя малоумна и ненаучена, послал тя есть ко мне, к великоумну государю, то государь твой убил тя есть”. Это почти то же самое, что говорит Александр послам Дария, решив убить их: “Не зазирайте мне о том, но царю своему ругайтеся, аз бо царя его имам, а он мене разбойником нарече, той сам вам главы посекл есть”». [238]
237
Роксана Сербской Александрии – дочь царя Дария и супруга Александра – также является романным героем. Жизнь ее круто меняется по воле судьбы – или по воле Божьей. Дарий, умирая, говорит дочери: «Се тебе мужа даю ненадеема от макидонян. Не моим хотением, но Божиим изволением – сего Бог персом господина сотвори всему нашему царству» (Там же. С. 38).
238
Я. С. Лурье. Средневековый роман об Александре Македонском в русской литературе XV в. // Александрия: роман об Александре Македонском по русской рукописи XV века. М.; Л., 1965. С. 150.