Т.1. Избранная лирика. Груди Тиресия. Гниющий чародей

РАЗНЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ

«В небе моем, как на синем поле…»

В небе моем, как на синем поле, Осыпаются грезы, гаснет звезда. Все мои грезы — сны, и не боле, И не свершаются никогда. Не каждая ива — плакучая ива, Не у каждой розы розовый цвет. Я знаю героев, бегущих трусливо, И дверь, на которой запоров нет. Ни страсти, ни пыл ничего не значат. Все, что мы говорим, есть ложь. Сердце отноет. Глаза отплачут. А с голого разума что возьмешь?

СВАДЬБА {22}

Той, что отправилась на океанский

берег

Мой пыл сегодня был с разлукой обручен. Что ваше отрочество? Только ли свидетель Того, как он сникал у ног ее, в ответе ль За то, что нежностью смирен — и обречен? Посланец страсти на пирах нагого лета, Где небо греческим опять готово стать, Он, маленький божок, другим богам под стать Ревнует и не спит до самого рассвета.

В САДУ АННЫ {23}

Право же если бы мы жили в тысяча семьсот шестидесятом Это та самая дата Анна которую вы разобрали на каменной лавке И если бы к несчастью я оказался немцем Но к счастью оказался бы рядом с вами Мы бы тогда о любви болтали Двусмысленно и что ни слово по-французски И на моей руке повисая Вы бы страстно слушали как развешиваю словеса я Рассуждая о Пифагоре а думая о кофе О том, что до него еще полчаса И осень была бы такой же как наша точно такою Увенчанная барбарисом и виноградной лозою И порой я склонялся бы взор потупив при виде Знатных тучных и томных дам В одиночестве по вечерам Я сидел бы подолгу смакуя Рюмку мальвазии или токая И надевал бы испанский наряд выбегая Навстречу старой карете в которой Приезжала бы меня навещать Моя испанская бабка отказавшаяся понимать немецкую речь Я писал бы вирши напичканные мифологией О ваших грудках о сельской жизни О местных дамах И поколачивал бы крестьян упрямых О спины их трость ломая И любил бы слушать музыку ее заедая Ветчиной И на чистом немецком я клялся бы вам утверждая Что невиновен когда бы меня вы застали С рыжей служанкой И на прогулке в черничном лесу заслужил бы прощенье И тогда замурлыкал бы тихий припев А потом мы бы слушали с вами как между дерев с тихим шорохом в лес опускаются тени

ПРАЗДНИК

В сумрачной чаще сердца рог протрубил Там шла охота на ланей воспоминаний И тогда я унес этот лес трубящий лес во мне растущий В гущу рощи

НОЧНОЕ

Ночное небо так над городом забылось Что сердце с жизнью в такт от нежности забилось Жизнь город делает живым и что ни час Высвечивает тьму не утомляя глаз Прельщают небеса свет улиц и витрины Здесь дух и смертная материя едины Любовь есть вечный дух и наша с миром связь И умирает до конца не воплотясь

СПЕКТАКЛЬ {24}

Как задник — лес и берега, День, близясь к вечеру, томится, Там Арлекина в пруд глядится, В траве раздевшись донага. Там Арлекин, спектакль затеяв, Сперва приветствует гостей — Волшебников и чародеев, Колдуний и богемских фей. Он ловко набивает цену, Вовсю жонглируя звездой, Покуда трижды бьет ногой Повешенный, и — свет на сцену!

ШАКУНТАЛА {25}

Четыре звездочки во мрак С небес полуночных слетели, Друг в друге отразившись, как Мои глаза — в глазах газели. О, гордый повелитель мой, Оставь газель мою живой — Стрелой любовной вместо цели Меня пронзи у ног газели…

ЛА ГРЕНУЙЕР {26}

Под берегом острова друг о дружку Бьются бортами пустые лодки Нынче не встретишь Ни в будни ни по воскресным дням Ни художников ни Мопассана Что засучив рукава катали вдоль острова дам Пышногрудых и тупоголовых Ах лодочки-лодки как много печали там Под берегом острова

БЕГСТВО

В ладье с возлюбленным сбежала королева. Король на берегу смятением объят, И в такт его шагам, неистовым от гнева, На пышной мантии жемчужины бренчат. Гребцы запели в лад — о волшебство напева! И в лодке беглецы, закрыв глаза, молчат; Пусть будет справа риф, призыв сирены слева, — Король могуч и стар, и нет пути назад. А мерзости кругом — останков да скелетов! Как будто их сюда нарочно принесло — Всплывают из глубин то склизкое весло, То рыжий клок, то бок медузы, фиолетов. Ужасно бегство и неведом эпилог. И с мантии летят жемчужины в песок.

ДЕТСТВО {27} (Из стихов Луизы Лаланн)

Я в кипарисовом саду пряла, одна, Следя за пряжею, — ее с веретена Вздымал и уносил полдневный бриз игривый; А после шла к пруду, оплаканному ивой, Ступая медленно, пока меня жасмин Не останавливал, и ирис рядом с ним, Волшебный ирис цвел под лягушачьей стражей. Мне каждый кипарис казался прялкой с пряжей, И мирозданьем — сад, в котором боль и страсть Даны мне, чтобы жизнь из этой пряжи прясть.

ПЕРЕД КИНОСЕАНСОМ

Итак вечерком Всем скопом в кино В кино Мастера как на подбор Но вовсе не те кого называют Мастерами кисти И не те кого называют Мастерами слова Мастерами импровизации или композиции Нет актеры с актрисами сплошь Мастера экрана Когда бы мы были Мастерами экрана Мы не ходили бы в кино Мы ходили бы в киношку Но если бы мы были профессорами да еще из какой-нибудь тьмутаракани Мы не ходили бы ни в кино ни в киношку Мы ходили бы в кинематограф В конце концов надо быть человеком со вкусом

ВАЛЛОНСКИЕ БОЛОТА {28}

Какая печаль неземная Наполнила сердце мое среди этих безрадостных мест Когда отдыхал я в чащобе с подошв отряхая Груз километров покуда окрест Свирепствовал вест Я покинул тот сказочный лес Где сновали проворные белки Я пытался раздуть облака из курительной трубки Но зенит Оставался настойчиво чист Мне неведомы тайны ну разве что странная песня Торфяных перегнивших болот Это вереск душистый как мед Пчел влечет Истоптал я не глядя Голубику и вереск они Новобрачным сродни Борей Борей Здесь жизнь прочней Сплетенных с ней Корней И хватки дней Мертвей Смерть на язык остра Когда говорят ветра