Табу на вожделение. Мечта профессора

Не дав опомниться, навис над ней и почти до подмышек задрал ее платье вместе с бюстгалтером. И утробно заурчал, когда его алчному взору предстали две сочные аккуратные грудки и торчащими от возбуждения сосками. Красивыми до умопомрачения. Сексуальными до жути. Член в штанах призывно дернулся. В паху заломило. Яйца сделались тяжелыми.

«Впервые! Дьявол, я уже столько раз ласкал ее, но голой вижу впервые!»

* * *

Чувствуя, как рот от предвкушения наполняется слюной, Марат провел языком по одной из вершинок. А секунду спустя всосал ее в себя.

— О! — протяжно выдохнула Юля, выгибая спину, словно кошка.

— Да, девочка! — хищно оскалился, сминая рукой упругое полушарие и набрасываясь на второй сосок. — Хорошо! Правда же?

Она ничего не ответила. Вместо этого заключила в ладони его лицо, притянула к себе и поцеловала. С таким трепетом, с такой самоотдачей, что Каримов почувствовал, как кожа покрывается предательскими мурашками.

— Целуй меня, — бессвязно шептала Попова, возбуждаясь все сильнее. Буквально дурея от его ласк. — Я так хочу почувствовать это… еще разок!

— Почувствовать что?

— Твой язык у себя во рту! — всхлипнула она, извиваясь, когда Марат принялся вновь играть ее сосками. — Твои руки на моем теле. Твои пальцы на моей… у меня…

— Где? — плотоядно оскалился, прекрасно зная ответ. — Скажи, где должны быть мои пальцы? Придется озвучить это, милая! Придется озвучить!

Юля зажмурилась, покраснев как помидор. От смущения у нее горели даже уши. И все же, распахнув веки, она произнесла одними губами:

— Между ног… у меня в трусах… как тогда, помнишь?

— Такое разве забудешь? — отозвался он гортанно. Сипло.

А после, практически пожирая девчонку голодным взглядом, Каримов опять подхватил ее на руки — растрепанную, полуголую — и уверенно зашагал в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. Ибо собирался хорошенько оттрахать свою мелкую сучку исключительно в своей спальне. На своей кровати. Попова времени даром не теряла. Пока они шли, тоже задрала его джемпер до уровня подмышек, пытаясь снять. Не получалось. Но когда они оказались в спальне, и Марат осторожно поставил ее на пол, девушка настойчиво стянула с него кофту. От брюк он избавился самостоятельно.

И затем уже с Юли окончательно содрал платье и лифчик. Малышка осталась в одних лишь капроновых колготках. И это дико его возбуждало. Дико.

Оттеснив Попову к кровати, он повалил ее на матрас и навалился сверху.

Их поцелуи становились все более нетерпеливыми. Собственническими. Жадными. Они впивались в губы друг друга так одичало, что иногда даже зубами сталкивались. Ощущение их почти обнаженных разгоряченных тел, соприкасающихся друг с другом, было чем-то запредельным. Временами кожу жалило точно разрядами статического электричества, но Марату всего этого было мало. В какой-то момент, окончательно одурев от сладости своей девочки, он накрыл рукой ее лобок. А в следующую секунду безжалостно разодрал черный капрон, проделав огромную дыру в стратегически важном месте. Между ним и ее плотью осталась последняя преграда — кружевные трусики. Юля напряженно охнула, когда Каримов сдвинул в сторону и их.

— Тише, пташечка! — успокоил изменившимся до неузнаваемости голосом, будучи не в силах отвести взгляд от совсем юных нежно-розовых складочек и аккуратных гладковыбритых губок, блестящих от смазки. — Иди ко мне!

Она явно с большим трудом улавливала смысл его слов. Чего греха таить? Марат тоже себя уже не контролировал. Но прекрасно знал, чего хочет.

А хотел он ее! Хотел так сильно, что в паху ныло, и разум затмевало. И потому, ведомый инстинктами, он отстранился. На секунду. Лишь для того, чтобы подавить легкое сопротивление и закинуть ее ноги к себе на плечи.

— Марат? — недоуменно, растерянно. — Что ты де…

— Я собираюсь трахнуть тебя, милая! — отозвался раздраженно. — И сделаю это так, как пожелаю!

В следующую секунду Каримов припал ртом к ее промежности. Растянул пухлые губки в стороны и провел языком вдоль плоти. Потом ворвался в девственную щелочку, заставляя Юлю протяжно скулить. А когда он всосал в себя ее клитор, она смяла в кулаках простынь и ошеломленно прохрипела:

— Боже… мой!

Мужчина довольно ухмыльнулся:

— Ты же не думала, что я всегда буду иметь тебя только пальцами?

— Я… я…

— Я мечтал о тебе, девочка! — бормотал он, усердно работая ртом, языком, губами. — Так долго мечтал, что теперь тебе не завидую!

— Ма…рат!

— Давай, скажи, что тебе это нравится!

— Да! Боже, да!

— Хочешь кончить?

— Очень…

— Так попроси меня об этом!

— Пожалуйста!

— Пожалуйста что?

— Не останавливайся! — жалобный всхлип. — У меня все горит, Марат! Там все горит от твоего языка! Еще чуть-чуть, и я… пожалуйста!

— Чувственная малышка!

— А!

— Сладкая!

— А!

— И такая вкусная, что просто крышу сносит к чертям! — рыкнул, впиваясь пальцами в ее упругие ягодицы и намертво присасываясь к самой жаждущей части ее плоти. Юля замерла на краткий миг. Ее глаза ушли под веки.

— А-А-А-А-А-А-А-А-А!

Она завопила так громко и задергалась так отчаянно, что Каримов едва удержал ее ноги на своих плечах. Стало ясно — кончила. Кайфанула.

И теперь пыталась прийти в себя. Но Марат не позволил.

Осторожно переместил ее бедра на свою талию и выпустил из боксеров колом торчащий член. Он налился кровью и разбух столь сильно, что уже побаливала головка. Осознав, что происходит, Юля напряглась.

— Не нужно, милая, — склонившись над ней, мужчина принялся покрывать ее лицо легкими порывистыми поцелуями. — Не бойся! Ты сейчас немного пьяна, так что… можно сказать, под анестезией. Боль будет мимолетной!

— Правда?

Он не был уверен на все сто. Но искренне на это надеялся.

— Юля! Я знаю что делаю! — произнес строго. — Доверься мне, ладно?

Девчонка кивнула, прикусив губу и поглядывая на него широко распахнутыми глазами. А потом взволнованно произнесла:

— Я все вытерплю! Только… пожалуйста, обними меня!

Марат кивнул, осознав, что именно ее страшит. Ей не нравится поза.

«Что ж, миссионерская так миссионерская!»

— Я ведь раздавлю тебя, глупышка!

— Плевать! Хочу, чтобы обнял!

Дрожа всем телом от напряжения и нетерпения, Каримов выполнил ее просьбу. Навалился сверху, стиснул в объятиях, прижал к себе.