Табу на вожделение. Мечта профессора

— В каком смысле?

— Я поговорю с ней о твоей стипендии.

— Нет! — испуганно. — Не нужно! Татьяна Петровна подумает, что…

— Юля! — усталый вздох и взгляд, от которого ее собственное дыхание сбилось. — Какая разница, кто и что подумает? Она застукала нас вчера в тот момент, когда я был готов залезть к тебе в трусы! Но будет благоразумно молчать, потому что знает — это не ее дело! Собственно, так взрослые люди и поступают — не суют нос куда не следует! Тебе не о чем беспокоиться!

— Марат…

— Я сам обо всем позабочусь! Если уж она сжалилась над тобой и со своего барского плеча предложила тебе бюджетное место, то и все привилегии бюджетника к нему автоматически прилагаются. Нельзя дать одно и забрать другое! Придется напомнить ей об этом! У тебя будет стипендия!

Судорожно втянув легкими спасительный кислород, Юля схватилась за голову. Разминая пальцами свои нещадно пульсирующие виски, прокаркала чужим старушечьим голосом:

— Это все… неправильно! Не хочу так!

Каримов почти залпом осушил кофе, а после отодвинул в сторону пустую чашку. Секунду спустя скрипнул стул — отодвинув его, мужчина поднялся на ноги. Вскоре он приблизился к Юле. Его ладони мягко легли на ее плечи.

Безбожно… безбожно горячие ладони. Нервно прикусив губу, девушка уставилась на профессора настороженно-взволнованным взглядом.

И услышала в следующий миг:

— Знаешь, что на самом деле неправильно? Знаешь, чего Я не хочу?

— Догадываюсь!

— Скажи, что мне сделать, пташечка? — в голосе Марата звучала сталь. — Что еще я должен сделать, чтобы ты наконец ушла оттуда?

— Все сложно…

— Нет, Юля! Все предельно просто!

— Со стороны легко рассуждать! — насупилась, начиная злиться. — Но… на что я буду жить? Пойду милостыню просить?

Мужчина оставался непреклонен:

— Если отлично закроешь первую сессию — а ты закроешь ее лучше всех, иначе я лично тобой займусь, — то будешь получать хорошую стипендию и надбавку за староство. А до этого… мать поможет. Продуктами. Деньгами.

— Мне стыдно с нее тянуть! Мне проще…

— А мне не проще! — раздраженно рыкнул, отступая на шаг. — Каждый твой день, проведенный в стенах «Запретного плода» — пытка для меня!

— Какая еще пытка? — возмутилась Юля. — Вы… то есть ты…

— Хватит, милая! — он жестом вынудил ее замолчать. — Звони Назимову!

— Зачем?

— Говори, что увольняешься! Давай! Сделай это при мне!

Не в силах справиться с эмоциями, Попова тоже вскочила на ноги.

Стиснув руки в кулаки, она громко воскликнула:

— Не буду!

— Почему нет? Почему ты упрямишься?

— У Назимова официанты получают самую высокую зарплату в нашем городе! — в тон ему рявкнула Юля. — Я молчу уже о чаевых!

— Девочка моя, а на кой черт тебе самая высокая зарплата в городе? — не сдерживался уже и Марат. — Платить за учебу тебе больше не нужно! Стипендия — почти в кармане! Что еще тебя там держит? Или кто, черт возьми?!

— Ты! — зашипела она, испепеляя его взглядом. — Меня там держишь ты!

Таким растерянным Юля видела Каримова впервые. Он резко замолчал. Нахмурился. Его брови сошлись на переносице. На лице от напряжения заплясали желваки. И все же уточнил он ошеломляюще спокойно:

— Я?

Зато ее нервы сдали окончательно. Юлю затрясло. Да так сильно, что колени подкашивались. Не помня себя от ярости, клокочущей в крови, девушка ударила его ладонями в обнаженную грудь и холодно отчеканила:

— Я дура, по-твоему? Совсем не понимаю, что происходит? О, я понимаю! И гораздо больше, чем тебе кажется! Тебе неловко. Ты больше не можешь хорошенько расслабиться со своими любимыми стриптизершами! Не можешь спокойно кувыркаться с ними в приватных комнатках, пока в этом заведении работает твоя студентка! Мне жаль, Марат Евгеньевич! Правда жаль! Не хочется причинять вам… тебе неудобства. Но уволюсь я лишь в одном случае — если ты больше никогда не переступишь порог «Запретного плода»! Уходить — так вместе! Я уйду оттуда… только с тобой! Понятно?

* * *

«Ну, вот и все, — накрыло запоздалое раскаяние, — сейчас меня убьют!»

Его взгляд потемнел. Остервенел. Одичал. Воздух со свистом покинул его легкие. Секунда… одна жалкая секунда, и он пленил ее горло своей ладонью. Быстро. Стремительно. В одно касание. Плотно сжал пальцы и потянул Юлю на себя, вынуждая ее приблизиться к нему вплотную.

— Ты и правда дура! — опалил кожу своим безумно горячим дыханием. — Маленькая. Дерзкая. Упрямая дура!

— Я не…

— С некоторых пор, — прозвучало так хрипло, что у нее голова пошла кругом, — я наведываюсь в «Запретный плод» исключительно… из-за тебя…

Внутри все замерло от его слов. Екнуло. В тугую спираль свернулось. И взорвалось к чертовой матери. Ощущая себя так, будто внезапно угодила в котел с кипящим маслом, Попова ошеломленно выдохнула:

— Что?

Буквально пожирая Юлю глазами, Каримов медленно провел подушечкой большого пальца по ее губам. Чувственно. С нажимом. Растягивая их.

А после пробурчал немного заторможенно:

— На хер никто не нужен, когда рядом ты!

Не дав опомниться, Марат впился в ее губы жестким поцелуем.

Таким требовательным, таким обжигающе собственническим, что Юля невольно застонала прямо ему в рот. Ей стало жарко. Немыслимо жарко.

От этого жара огнем полыхало все тело. И плавился мозг. Окончательно и бесповоротно. Она сходила с ума. Здесь. Сейчас. С ним. В его объятиях. Просто дурея от близости этого мужчины, от его силы и власти над ней, Юля с готовностью оплела руками его мощную шею. Зажмурилась до белой ряби в глазах и ответила на поцелуй. Так же дико. Так же жадно и безудержно.

Почувствовав это, Каримов одобрительно рыкнул. Стиснув своими ручищами ее талию, припечатал к себе настолько плотно, что у нее весь воздух одним махом вышибло из легких. А после подхватил под бедра, вынуждая запрыгнуть на него, уподобившись обезьяне. Без проблем.

Попова шустро скрестила ноги за его спиной, вновь подставляясь под ненасытные губы своего профессора. Под его алчный рот и порочный язык. И в ту же секунду поняла, что в нее упирается что-то невообразимо твердое.

«Господи… он же… у него… ой, мамочки! Он хочет меня!»