Таганка: Личное дело одного театра

Гоголь заканчивает: «На себя посмотрите». Это не прямые ассоциации, но косвенные ассоциации в искусстве всегда были и будут.

О письме Жюрайтиса^[934] мне говорят: по форме оно безобразно, но по существу правильно. Но оно и по существу неправильно и глупо. Само интерпретаторское искусство … предполагает интерпретацию, толкование. А он, сам делая это на практике, мешает другим. Это некрасиво, нечестно и т. д., и т. д.

В. С. Ануров. Но эпилог — всеобщий сумасшедший дом.

Ю. П. Любимов. Для Гоголя это какой-то страшный суд, которым он мучился с детства. В шесть лет мать ему рассказала о Страшном суде, и он считал черта существующим реальным человеком. ‹…›

В. С.Ануров. Метафоричность выражается не только в кошмарах, но и в реальных персонажах, одетых в колпаки.

Ю. П. Любимов. Для Гоголя это образ. Чистый колпак, и концы в воду. А Гоголь не позволяет все замазать, он призывает к совести, к очищению. Мне кажется, что трагический финал — это финал очищения, финал катарсиса. Я знаю десятки людей, которые считают это лучшим местом спектакля.

Отдельные фразы я согласен исключить. Действительно, какие-то дурные люди могут начать хихикать на фразе «Велика наша земля и обильна, но порядка в ней нет». Можно пройтись по партитуре — где зажигать свет. Свет зажигается, чтобы избавиться от гнетущей темноты. Как не зажечь свет, когда Ноздрев под видом дружбы подводит Чичикова под каторгу.

Я видел много представлений, и меня всегда удивляет, что мало смеются. Если не будет смешно, то это странно. А здесь, по-моему, есть много смешных мест. Смех и есть то доброе и светлое, тот положительный персонаж, который есть у Николая Васильевича. Есть и трагедия Гоголя, его боль за Россию, искренняя и глубокая. Вот это есть его настоящий лиризм.

А что ж нам опять в прятки играть. Это и Федор Михайлович, и Белинский, и Ленин говорил — о тройке. У нас этого нет.

Ясно понимаются все монстры. Они издеваются над Гоголем. Они его доводили до такого состояния. Это никакой не сумасшедший дом. Это его огромная боль, которая часто проскальзывает даже в репликах городничего. Гоголя иногда трудно отъединить от его персонажей. Неужели это городничий дошел до такой гениальности, что говорит: «Ничего не вижу, одни свиные рыла». У Гоголя всегда написано: a part, т. е. фраза в зрительный зал.

Он как партитуру пишет, как музыку. Здесь есть вещи чисто музыкально сделанные, речитативы, чтобы подчеркнуть слова Гоголя.

Памятники. Прекрасный памятник Андреева был снят при Сталине и поставлен отвратительный для меня памятник Томского. Тут тоже есть зацепка, и очень психологическая. Человек просит: не ставьте мне памятника. Слова покойного надо соблюдать. Аллу Константиновну^[935] хоронили по разряду, как завещала покойница, и муж ее настоял на этом.

То, с чем я не могу согласиться, я не сделаю.

В. С. Ануров. Спектакль очень интересный, яркий, темпераментный, но сложный. Мы подумаем, и Юрий Петрович подумает. Тогда и решим.

«Владимир Высоцкий»

Впервые замысел спектакля по стихам Владимира Высоцкого родился в Театре на Таганке задолго до кончины актера и поэта; об этом свидетельствует стенограмма Художественного совета театра от 13.11.1967, опубликованная в этой книге (глава «Репертуар»). Появись тогда этот спектакль, он, конечно, был бы совсем другим, не таким, как тот, который ставился после смерти В. Высоцкого. Идея спектакля-воспоминания, спектакля-поминания, диалога, «разговора с Тенью», возникла сразу после похорон Высоцкого.

Стенограмма заседания Художественного совета, посвященного работе над спектаклем памяти В. С. Высоцкого (Первое заседание Совета после смерти Высоцкого, который был его членом).

1 августа 1980 г.

Ю. П. Любимов. Есть мысль: в память о Высоцком сделать поэтический спектакль. Тем более что у нас поэтических спектаклей давно не было. Высоцкий вырос и сформировался как поэт в этом театре и потому наша моральная обязанность перед ним — сделать такой спектакль. Я пригласил вас, чтобы распределить участки этой большой трудоемкой работы. Я буду думать над спектаклем все лето. Вместе с Боровским мы решим его пространственно. Спектакль должен утвердить Высоцкого как поэта^[936]. У нас есть «Пугачев», спектакль о Маяковском, «Павшие и живые» — спектакль о современных поэтах Великой Отечественной войны, спектакли Вознесенского, Евтушенко. Вполне может быть спектакль о Высоцком, который, повторяю, вырос и играл в этом театре. Тем более что он сам говорил, что «меня сформировал театр, люди и окружение театра — писатели, поэты, художники, друзья, которые всегда были у нашего театра». Главная цель спектакля — память о нем. Мы так и назовем спектакль «Москва прощается с поэтом». Петь в спектакле будет только он сам^[937]. Мне кажется, самое продуктивное по форме и решению — взять за основу сам факт смерти и этих трагических дней. Пространственно решить через «Гамлета». Я готов прослушать любой контрход, это даже интересно. Предположим, — я грубо фантазирую, — берется столик, за которым он гримировался, могильщики роют могилу^[938], медленно зажигаются свечи, ставится стакан водки. Это сразу дает настрой залу, как Вечный огонь в «Павших». В этом есть ритуальность. И идет песня «Кони», предположим. Его голос… Актеры читают его стихи. Отберем лучшие, раскрывающие его личность. Включим и прозаические тексты его. Почему я избрал традиционную форму поминок? Потому что поминки, которые были в доме у него и в театре, по инициативе актеров, перевернули душу. Это ритуальная форма в сочетании с ролью, которую он играл всю жизнь и которая повлияла на него. Гамлет — это ведь роль мировоззренческая, я видел, как он меняется в этой роли, год от года. На поминках выступили мать, отец, друзья. Не сохранились записи поминок, но есть живые свидетели. Поминки сохранились в памяти^[939]. ‹…› Надо просить мать, отца записать слова о Володе. ‹…›

Это был наш поэт, и мы можем сделать о нем спектакль. Отказать нам в этом очень трудно. Почему начало с «Гамлета»? Там есть могила, там мы его и хороним. «Гамлет» и удобен, чтобы сделать из него драматургию. Идет кусок сцены с флейтой (к счастью, есть запись его «Гамлета»): «Вы можете меня сломать»^[940]. Есть повод перейти на песню. 10–12 песен, надо отобрать лучшие, чтобы они прозвучали в спектакле. Есть записи документальные, которые перейдут в актерское исполнение. Надо показать отца, мать — не называя — зрителям будет ясно, что это отец, мать, дети, актеры театра.

В. П. Янклович^[941]. К нему есть сотни писем — уникальные — они тоже должны войти^[942].

A. С. Демидова. Для меня ушел партнер. Единственный человек из актеров, который нес пол. С ним было легче всего вести женскую тему. Сцена Гамлета с Гертрудой у нас, если мы были в хорошей форме, шла очень точно. Я думаю, не сыграть ли сцену с голосом Гамлета, который остался в записи.

B. Б. Смехов. Это хорошо. Очень театрально. Призрак.

Ю. П. Любимов. Зачем же нам идти по сюжету «Гамлета». Мы можем использовать это как определенный прием, скажем, все перемонтировать.

P. X. Джабраилов. У него великолепные есть сказки.

Ю. П. Любимов. Они легко ложатся на сцену с могильщиками, он вольный автор.

Ф. Н. Антипов. У Высоцкого есть повесть «Записки сумасшедшего»^[943] — тоже с «Гамлетом» стыкуется^[944]… ‹…›

И. С. Бортник. А не будет ли кощунством показать на сцене поминки, изображая отца и мать?

Ю. П. Любимов. Кощунство — не сделать спектакля.

В. Б. Смехов. На поминках прекрасно говорила Белла Ахмадулина, Розовский^[945] … Это уже сюжет. ‹…›

Л. А. Филатов. Бесконфликтным мы сделать спектакль не можем. Мы должны вывести и «черных» людей. Я говорю о людях, которые его травили. ‹…›

Ю. П. Любимов. У него есть прекрасная песня «О слухах». Очень хорошо он сам говорил о поклонницах: «Это же половина больных, всю ночь сидят тут, в подъезде, к счастью, много тихих».

Ф. Н. Антипов. Когда его привезли в театр, один человек пришел и сказал: «Я должен его видеть. Я не верю. Может быть, это летаргический сон».

Д. Л. Боровский. Поскольку по горячему [следу] возникла театральная идея, во многом имеет значение недавность событий. А может быть, контрход и будет совсем другой спектакль — КАКИМ ‹нрзб.› БЫЛ ВОЛОДЯ.