Так навсегда!

А потом забрели на дальнюю сторону стадиона «Динамо». Главная арена маячила вдали на фоне черного неба. Где-то там, как раз с этой, судя по всему, стороны располагался ее девятый, «борцовский» подъезд… и я сразу вспомнил все, что там когда-то со мною случалось. Это сколько же я уже его не навещал? О, так выходит, два с половиной года почти! Два с половиной, целая вечность! Во время-то летит… Надо бы заглянуть, что ли, как-нибудь к Дмитрию Владимировичу, спросить, как дела, то да сё…

За мутным стеклом соседнего корпуса угадалась крытая хоккейная площадка. Все-таки я люблю хоккей.

— Зайдем, посмотрим?

— А и зайдем!

Мы вошли и пристроились сбоку на невысокой трибуне — в то далекое время можно было запросто зайти куда угодно. На желтоватом льду носились маленькие хоккеисты, одетые в самую настоящую форму и смешные огромные маски на шлемах. Маленькие, но шайба была уже взрослая, и крошечный вратарь метался в самых настоящих, сто двадцать на сто восемьдесят воротах! Выстроившиеся вдоль борта родители начинающих звезд беспрестанно и громогласно сыпали ценными указаниями, напрочь заглушая аналогичные потуги тренера. Наконец тот, отчаявшись, видимо, достучаться до сердец, дал пронзительную трель свистка и выкрикнул из последних сил:

— Все, восьмидесятый год! Закончили! В понедельник, в шесть тридцать, жду…

Восьмидесятый год! Мы как раз почти только переехали, пошли с мамой в поликлинику, я ждал ее в регистратуре, и тут внесли новорожденного в кульке, видно было, что совсем малютка, только вылупился, и его мать держала карту, и в ней значилось «1980 г. р.». А уже погляди-ка — не только ходят, но и играют как всамделишные! И по пятеркам, и смены, и даже удаления! Говорю же — летит, летит, не успеешь оглянуться!

Уже возле «Новослободской» Олег Юрьевич сказал:

— Сейчас, погоди немного, не лезь в автобус. Давай отойдем в сторонку, дельце есть еще одно маленькое…

Дельце так дельце. Друг — он на то и друг, чтобы не задавать ему лишних вопросов. Есть дельце — значит, отойдем.

Мы отошли немного в глубь домов. Я еще подумал: вдруг увижу эту самую столовую. Но кислых щей по причине выходного в тот раз не подавали, а иных признаков своего существования пункт общепита не обнаружил. Ну и ладно.

— Вот. У отца спер, — и Олег Юрьевич выудил откуда-то из глубин подсознанья зеленую бутылку с пасторальным сюжетом на этикетке и крайне незначительным количеством красной жидкости на донышке. — Давай, значит, это с-самое (тут Олег от волнения заикнулся сильнее обычного)… п-по глоточку. За Новый год, значит!

Мы осторожно выпили. Действительно, как раз по глоточку и пришлось. Сейчас, само собой, смешно рассуждать о подобных дозах, но тогда — целое богат…

«Стоп, стоп, стоп!!! — воскликнет здесь донельзя встревоженный читатель. — Что значит — «по глоточку»??? Это текст про детство или вообще? Это что такое еще, а?! Такими темпами дело пойдет — так вы вообще что ли, в следующем сюжете бабу сюда приволочете?! Это как вообще называется, я вас спрашиваю?!!»

На самом деле это глубоко философический вопрос — когда же заканчивается детство… ну, у мужчин вообще с этим делом, как известно, проблемы! Хорошо. Когда же ты вырос? Когда гордо принес домой первую зарплату, к примеру? А, ну это… Так это мы еще в конце седьмого класса стараниями все того же Александра Васильевича на девятом АРЗе (авторемонтный завод. — Прим. авт.) азартно скручивали на ноль спидометры вышеупомянутых сто тридцатых ЗИЛов, интересно, куда они девали потом такую прорву обновленных спидометров… а потом самозабвенно нарезали плашками три восьмых дюйма резьбу на некоем «пальце», а в итоге — по целых семь рублей на нос, получите и в прямом смысле слова распишитесь. Так что имели законное право по глоточку-то! Или, к примеру, когда вдруг перестали пристально обыскивать на футболе, а лишь лениво кивали — проходи, дескать, дядя… Или когда вдруг ты увидел в составе «Спартака» игрока моложе себя, белокурого Володю Бесчастных, два мяча в первом же матче, прекрасный старт!.. Или вдруг понял, что и весь состав, включая матерых, заслуженных ветеранов, уже младше тебя? Или когда родился старший сынок? Или, наоборот, младший? Да так, на самом деле — всего понемножку. Размеренность и постепенность. И глубоко философический ответ — оно остается с тобой, пока есть желание совершать неразумные, на первый взгляд, поступки вроде написания данного текста. Тем более что сразу предупреждалось: он ведь не только про детство. Так что — потерпите еще буквально пару новелл…

И мы сделали по глоточку. На сердце незамедлительно потеплело.

— Курить будешь? — осведомился Олег Юрьевич, извлекая вслед донельзя измятую пачку.

— Не-а, — ответил я.

В самом деле, удовольствий для одного вечера было и так более чем достаточно.

— А, ну, тут, оказывается, одна и есть, — улыбнулся мой друг и принялся высекать пламя. Я же призадумался. Следовало произвести какое-нибудь соразмерное торжественности момента действие. А, ну, например — подвести определенные итоги уходящего сезона вообще и футбольного в частности.

Футбольный сезон, конечно, выдался не ахти. Четвертое место… впервые не «в призах» с момента сотворения, так сказать, моего личного мира, ну куда это годится! Да и выступление в Кубке чемпионов — своеобразный дебют после привычного и несколько приевшегося уже УЕФА — оказалось, мягко говоря, смазанным. Как-то незатейливо, буднично уступили в гостях румынскому «Стяуа», ноль–три, и могли еще, конечно, хлопнуть дверью в «ответке», хотя бы обозначить — но еще одно поражение на промерзшем ноябрьском поле все того же стадиона «Динамо», и пропущенный на последней минуте гол, эх, ну тоже мне, называется, союзнички по нерушимому блоку Варшавского договора… И в довершение всего — неясные слухи касаемо того, что Бескова уже «сняли», а кто же вместо, ну кто, кто, ответьте, если Бесков же всегда нас тренировал, нет, решительно непонятно, что же ждет нас в гряду…

— Ну-ка, принюхайся — не воняет? — вывел меня из аналитической нирваны Олег Юрьевич.

— Воняет страшно, — честно доложил я, принюхавшись к начинающим пробиваться усам товарища.

Да, ребята, «Ява-явская» — это было страшное дело!

— Давай еще постоим, подождем, пока выветрится. А то мать учует — орать опять будет… даже в метро спустимся, а то холодно что-то стало…

Да, вот именно. Оно хоть и наступающее глобальное потепление, но все-таки еще зима.

Мы спустились вниз. Долгое время «Новослободская» оставалась единственной станцией кольцевой ветки, не имеющей пересадки, но вот и на ней появилась переходная лестница, завешанная покуда заляпанными краской полиэтиленовыми листами. Мы приблизились и попытались осторожно заглянуть за них — что там?

— Интересно, пацаны?! — неожиданно раздался сзади чей-то голос. Мы обернулись. Перед нами стоял мужчина, облаченный наполовину в цивильный костюм, наполовину в какой-то рабочий. Пьянющий!!! Нет, ну не прям пьяный, конечно, но видно, что употребимши. Ну, все-таки Новый год на носу, суббота опять же, так что дело такое.

— Ну конечно! — ответили мы.

— Внутрь хотите попасть?

— А кто нас пустит? — с некоторым сомнением осведомились мы.

— Ну а кто не пустит, если я там самый главный отделочный мастер и есть?! Идем за мной! — и наш новый знакомый уверенно раздернул руками листы, и мы прошли за них, как за кулисы неведомого театра. Поднялись по лестнице, спустились по неработающему эскалатору и оказались на почти пустой станции… На самом деле все было готово, только несколько работяг кое-где то ли что-то доделывали, то ли просто сидели, вконец обессиленные. И совершенно ослепительно и очаровательно пахло свежей штукатуркой! Мы с нескрываемым восторгом лупили глазами вокруг.

— Это хорошо, что вы такие любопытные, интересующиеся! — похвалил нас наш импровизированный экскурсовод. — Подрастете еще — приходите к нам работать! Дела на всех хватит! На кого учитесь?

Очевидно, нас обоих приняли за «курсантов».

— Я на водилу, — важно поведал Олег Юрьевич. — Ну в смысле так-то на автослесаря, но работать водилой пойду.

Я тактично и скромно промолчал.

— Ну, можешь на машиниста переучиться! — воскликнул главный отделочный мастер. — Почти то же самое!