Такая долгая жизнь

Демид зло выругался.

— Ты чо там? — крикнул с другого конца казармы Спирка.

— Ничего! — ответил Демид.

У Демида еще была одна похоронка, в тумбе между досками, прикрытая газетами и тряпьем. Тут деньги были целы. Демид еще раз выругался, на этот раз с облегчением.

Побросал одежонку в фанерный, собственноручно сработанный чемоданишко и, не попрощавшись со Спиркой (грешил он, что именно Спирка взял деньги), вышел на улицу.

Небо на востоке было румяным, снег под ногами хрупкий.

Была суббота, и многие уже топили баньки.

Демид вспомнил Аду. «Смачная баба! Может, пристать?» Но тут же отверг эту мысль. Он уже в возрасте, и удержать такую бабу будет трудно.

Через полчаса добрался до шляха, так он про себя называл дорогу.

Немало исходили его ноги по украинским шляхам. Но здешний шлях ничем не напоминал те, грунтовые, накатанные. Дорога тут была дощатая, место — топким, поэтому клали сначала гать — бревна поперек дороги, а сверху настилали гладкие доски, но не на всю ширину, а двумя полосами, как рельсы. Ездить по этим «рельсам» надо было умеючи. Соскользнешь с досок на поперечные бревна — рессор не соберешь, и хорошо еще, если отделаешься шишками.

До железнодорожной станции было пятнадцать километров. Демид недолго постоял, поджидая попутную машину. Повезло. И подмерзнуть не успел — а уже машина.

Шофер попался веселый. Слегка попахивало от него спиртным. Шоферы всегда здесь возили с собой спирт. Если машина поломается, пока найдут — без спирта не обойтись, замерзнешь.

А раз спирт с собой возили — иногда и так, по настроению, принимали. Но в меру, потому что дорога не та — машину нужно было вести как по струне.

— Чего, дед, кислый такой? С похмелья, что ли? — озорно спросил шофер. — Может, примешь? Стопроцентного!

Демид не отказался.

— Крепкий же, проклятущий, — дыхание зашлось.

Шофер рассмеялся:

— Говорил же — стопроцентный. Снегом заешь.

Остановил машину.

Демид вывалился из кабины, набрал горсть снега, одну, вторую. Затолкал в рот.

— Все равно печет, проклятый. Но уже не так сильно.

Залез в кабину.

— Куда ж, дед, ты собрался? — спросил шофер.

Чувствуя приятное тепло, разлившееся внутри, и прилив того настроения, когда тянет на разговоры, Демид ответил:

— Далеко, браток, собрался. Отсюда не видать…

— А все ж таки. Я многие места знаю, — похвалился шофер.

— Э-э-э! Что ты знаешь? Знать бы тебе и видеть, сколько мне!

— Что ты мог видеть, дед? Ты в лесу, наверное, всю жизнь и прожил.

Демид усмехнулся:

— Верно, в лесу жил долго. Медведя вот этими руками ломал…

— Так уж и медведя, — засомневался парень.

Демид махнул рукой. Спирт быстро разобрал его.

— Да что тебе объяснять? Зеленый ты. Цыпленок вылупленный…

— Дед, а хамить не надо. Я этого не люблю. Срок я один отбыл, но, если надо, еще на один пойду.

— Не понравилось? А может, мне не понравилось, что ты меня дедом кличешь. А что касается отсидки, то я не сидел, верно. Но душа у меня не безгрешная — загубил человеческую жизнь.

Говорил он это так, что шофер сразу поверил и сразу сменил тон.

— Как же называть тебя, дедушка, что ли?

— Зови просто Силычем. А тебя как величать?

— Ваня.

— Ну а ты, Ваня, за что в отсидке был? — поинтересовался Демид.

— Вообще-то по дурости, по молодости. Из-за девахи. Говорили мне, что с другим она. Я не верил. Однажды сам своими глазами увидел. Ну и пырнул я его пером. Хоть бы пырнул как следует, а то царапнул, зато срок получил приличный, — как бы ища сочувствия, сказал шофер.

— А чего ж ты его так, царапнул только? Надо было бить как следует, под левое ребро. Это уж дело верное, — со знанием заметил Демид.

— Насоветуешь ты! — Иван покосился встревоженно на Демида.

— Ты не бойсь, — перехватив его взгляд, сказал Демид. — Я теперь смирный.

— Жизнь обломала? — спросил Иван.

— Как тебе сказать? Жизнь прожить — не поле перейти. Как Ольгу похоронил — что-то во мне надорвалось, что-то со мной исделалось.

— Кто Ольга-то была?

Но Демид не ответил, вспоминая свое, далекое. Потом Демид сам заговорил.

— Теперь вот еду к дочке, — сообщил он. — А у тебя дети есть?

— Не обзавелся пока.

— Негоже одному на свете мотаться.

— Успеется, — беззаботно ответил шофер.

Снова помолчали.

— А ты мне нравишься, — неожиданно сказал Иван.

— Я?

— Да. Прямой ты. Весь наружу. Вот проехали мы с тобой совсем немного, а я уже чувствую, что ты за человек. С другим живешь годами, а до нутра его не докопаешься. Хочешь еще выпить?

— Не.

— Тебе на мурманский? Я сейчас поднажму…

Шофер нажал на акселератор, мотор загудел гуще, надрывнее, лес замелькал по бокам.

Успели как раз вовремя.

Вышли на перрон. Поезд уже подходил. Проплыл паровоз в клубах пара, покатились вагоны.

Иван подскочил к одному вагону, когда поезд стал.

— Возьми дедушку, красавица, — обратился он к проводнице.

— А билет есть?

— Есть, есть.

Иван бросил Демидов чемоданчик в тамбур.

— Ну, Силыч, давай пять. Наверное, уже не свидимся: велика земля.

— И ты бывай здоров, Ваня, — сказал Демид.

В вагоне Демид залез на верхнюю полку, там было теплее. Расстелил тулуп и вскоре заснул глубоким сном.

* * *

В Москве было людно, суетно.. Хорошо, что вокзал, с которого Демид должен был отправляться в Ростов, находился рядом, через площадь.

На дорогу Демид взял пирожков, неподалеку от вокзала в магазине купил цветастый платок — подарок Ларисе.

Хотел пойти в привокзальный ресторан, но постеснялся. Это тебе не онежская чайная. Ресторан!

Вспомнил Аду, но уже тускло, отрешенно.

В дороге не пил, был молчалив и почти не слезал с полки.

На Марцево попалась ему подвода, и он благополучно добрался до Касперовки. Тут за эти годы мало что изменилось. Он быстро нашел дом Зинаиды — Ольгиной сестры.

Зинаида Порфирьевна встретила его неприветливо. Хотя прошло много лет, она не забыла того, что Демид пожег свое имущество, а мог бы кое-что подкинуть ей.