Такая вот любовь

Анджелина рассмеялась.

– Люси, какая гадость! Но я понимаю, о чем вы. – Она положила руки на стол. – Так вы готовы к встрече с хирургом-ортопедом в четверг? Через полтора месяца необходимо проверить тазобедренный сустав.

– Меня отвезет Джон Милтон. Он уйдет с работы.

– Еще у вас возьмут кровь на анализ. А потом, во вторник, состоится мой завершающий визит.

Люси кивнула, глядя в окно.

– Я буду скучать по вам, Люси. Как-нибудь навещу вас, если окажусь поблизости.

– А может, сподобитесь приехать ко мне специально?

Анджелина улыбнулась.

– Хорошо.

– Когда Джон Милтон был ребенком, он делал для меня маленькие афишки. Они у меня где-то хранятся. В коробке. Или в выдвижном ящике. Знаете, когда я в первый раз подарила ему маленькую пачку мелков, он сразу же снял с них обертки. Не хотел, чтобы что-нибудь закрывало эти цветные палочки. И делал это всякий раз, когда я дарила ему новую пачку. Говорил, что хочет чувствовать мелок рукой. Он до сих пор так делает.

– Вы сбросили вес?

– Я выдавила целую дольку лимона, который вы мне принесли, на брокколи, и мне, как ни странно, понравилось. Хотя Джон Милтон не стал бы такое есть.

– Люси, при чем тут Джон Милтон! Речь о вас.

– После того, как он родился, я почти вернулась к своему весу, поправилась всего на три фунта. Каждый год, когда я ходила в клинику сдавать мазок с шейки матки, выясняла, что прибавила три фунта. Мне представлялось, что ничего ужасного в этом нет.

– Сущие пустяки, – согласилась Анджелина.

– Умножьте три фунта на тридцать лет.

Анджелина секунду сидела неподвижно, пораженная тем, что годы могут сделать с человеком.

С парой.

Затем она вытащила из большой сумки весы и поставила их на пол. Люси не взвешивалась с того самого первого дня, когда они оформляли бумаги. В следующий раз, во время завершающего визита, ее снова надо будет взвесить.

– Одежда и впрямь кажется свободнее, – заметила Люси, вставая на металлический квадрат в свитере и тапочках. – Наверное, просто нужно ее постирать.

Анджелина посмотрела на цифры и откинулась на спинку стула.

– Люси!

– Что?

– Вы похудели на семнадцать фунтов!

– На семнадцать фунтов? – Люси села. – За четыре недели?

– Ну да, похоже. Дайте-ка я найду карточку. – Анджелина наклонилась, порылась в сумке, отделила свернутую папку и вытащила ее. – Так… Да! На семнадцать.

– Сколько я вешу сейчас?

– Сто девяносто девять фунтов.

Люси шлепнула ладонью по столу.

– Господи Иисусе! Я уже много лет не весила меньше двухсот. – Ее глаза широко распахнулись. Она стала выглядеть намного моложе.

– Теперь весите.

– Анджелина, только подумайте, чего мы добились!

Анджелина сомневалась, что Люси когда-либо называла ее по имени. Она подняла свой бокал и провозгласила:

– Люси, за то, чего добились вы.

В следующий раз она обязательно справится у Люси о ее мечтах.

Глава 31

В ночь на Хеллоуин Уилл и Анджелина заняли свои обычные места на веранде, но она чувствовала себя не так, как обычно, – колючей и дерганой, словно внутри нее раскалывался лед.

Уилл надел светлые брюки, мокасины на босу ногу и темно-синий кашемировый джемпер с V-образным вырезом поверх футболки, макушку с редеющими волосами прикрыл бейсболкой и, если не считать бороды, выглядел точно так, как много лет назад.

Анджелина глотнула вина и произнесла:

– Я заметила, ты купил новый будильник.

Уилл улыбнулся.

– Зачем? – спросила она.

Уилл перестал улыбаться.

– Я имею в виду, зачем он тебе теперь? – Но Анджелина имела в виду другое.

– Ты годами потешалась над моим старым будильником, – сказал Уилл, заглядывая в кухню. – А в «Бест бай» у меня появилась знакомая, которая помогает мне с покупками.

«Вот и хорошо», – подумала Анджелина. Она не хотела, чтобы муж грустил, и с облегчением услышала о какой-то вполне благосклонной к нему женщине. С ее плеч свалился тяжкий груз. Она выпрямилась и сделала самый глубокий выдох с тех пор, как Уилл ушел на пенсию. А потом начала качаться, устремив взор на горы, на новое пространство, образовавшееся с опадением листвы, – почти дорогу, уходившую далеко-далеко, насколько хватало глаз.

– Мне нравится твоя борода, – заметила Анджелина. – В самом деле нравится.

Уилл снова улыбнулся.

– Ливи звонила сегодня утром, пока ты была на тренировке.

– Как она?

– Не желает приезжать на День благодарения. Хочет остаться и попутешествовать. Я сказал, что ей пора домой, как мы и планировали, и даже заказали для нее обратный билет… Но пообещал обсудить ее прихоть с тобой.

– А почему это ей пора домой?

– Но ведь День благодарения!

– Она же во Франции.

– Она там довольно давно.

Анджелина раскачивалась всем телом взад-вперед. Качалка набирала скорость.

– А я думаю – и говорила тебе от этом, – что ей нет никакого смысла мотаться домой на День благодарения, к чему проделывать долгий путь, когда до окончательного возвращения остался всего месяц? – Анджелина встала, и качалка отклонилась назад, стукнувшись о стену дома. – Ей двадцать лет, Уилл. Ты не хуже меня знаешь: как только у нее появятся работа и семья, ей придется проводить День благодарения у себя дома.

– На День благодарения мы всегда были вместе. Ее сестры-то приедут.

– Но так будет не вечно. Смирись с переменами. Девочки вышли в мир, у них своя жизнь. Если они выйдут замуж, у них появятся и другие старшие родственники.

– Франция – не то же самое, что семья мужа.

– Уилл!

– Анджелина!

– Тебе не кажется, что ты ведешь себя как эгоист?

В дверь позвонили. Анджелина не шелохнулась. Она чувствовала на себе укоризненный взгляд Уилла. Он встал, пнул ногой дверь веранды, потом распахнул ее. Анджелина слышала, как муж шумно протопал в переднюю часть дома, открыл входную дверь – запустил колесо традиции, оставаться частью которой она больше не желала.