Таких не берут в космонавты. Часть 2
Шрифт:
Услышал скрип половиц, увидел шагнувшего в прихожую Илью Фёдоровича Иванова. Сразу сообразил, что Илья Муромец выглядел необычно. Хотя его причёска и усы не изменились. Сперва я подумал, что непривычно смотрелся красный кухонный фартук, сменивший на физруке кофту спортивного костюма. Но тут же сообразил: взгляд Иванова сейчас не казался сонным (будто Муромец выспался днём во время уроков). Илья Фёдорович взмахнул большой металлической лопаткой, испачканной чуть потемневшей мукой. Смерил меня строгим взглядом, словно проверил мою выправку.
Муромец протянул Наталье Ивановой лопатку.
— Зая, —
Наталья Андреевна приняла из рук Муромца эстафетную лопатку; покачивая бёдрами, ушла на кухню.
Илья Фёдорович вытер о фартук руки, пошевелил усами и потребовал:
— Ну, Пиняев, рассказывай, что вы там навыдумывали.
Я нудным тоном рассказал Иванову, что скоро будет праздник: День советской армии и военно-морского флота. В честь этого «знаменательного события» комитет комсомола и администрация школы устроят концерт. В концерте примет участие театральный коллектив школы, детский школьный хор и «некоторые другие талантливые» ученики. На это концерт приглашены педагоги школы и «наши шефы» с тракторного завода. Я рассказал: только что (по поручению школьного комитета комсомола) вручил Наталье Андреевне приглашение на праздник.
— Праздник состоится…
— Да знаю я про этот концерт, — прервал меня Иванов.
Он махнул рукой и потребовал:
— Расскажи, что за конкурс физруков вы устроили? Мне жена об этом конкурсе все уши прожужжала. Говорила, что ей на работе рассказывали: ходят по квартирам работниц завода комсомольцы из нашей школы и тычут всем в лицо мой портрет.
Иванов шевельнул усами — его глаза грозно блеснули.
Я пожал плечами и пояснил:
— Проводим опрос граждан. Выясняем, кого из мужчин-физруков нашей школы женщины-работницы нашего шефского предприятия признают самым мужественным и симпатичным. Илья Фёдорович, это моя личная комсомольская инициатива.
Иванов нахмурил брови.
— Портреты покажи, — потребовал он.
Я передал Муромцу тетрадь.
Илья Фёдорович почти минуту рассматривал своё изображение, щурил глаза.
— Кто это меня так намалевал? — спросил он.
— Художник нашей комсомольской ячейки.
— Усы-то он мои чего такими неухоженными сделал? Уши бы оторвал этому вашему художнику!
Иванов пролистнул страницы.
— Фомич и Васильич нормально получились, — заявил он. — Меня ваш художник нарочно изуродовал? Чтобы я проиграл?
Муромец вернул мне тетрадь и спросил:
— Ну? И каковы результаты? За кого наши женщины проголосовали?
— Один голос они отдали за Эдуарда Васильевича, — ответил я. — Двенадцать голосов за вас.
Иванов хмыкнул, пригладил усы.
— За Фомича сколько? — спросил он.
— Пока ни одного.
Илья Фёдорович усмехнулся и спросил:
— Жена моя уже проголосовала?
— Не успела, — ответил я.
— За меня она проголосует, — заявил Муромец. — За кого же ещё? Слышишь, Пиняев? Отметь: за меня теперь не двенадцать, а тринадцать голосов.
Во вторник после второго урока Иришка всю перемену общалась с девчонкой из десятого «А» класса. Они замерли в коридоре у окна рядом с рыжей девицей, обменивались информацией, размахивали руками.
В класс Иришка вернулась встревоженная.
Она взглянула на меня и на Черепанова, покачала головой. Но ничего нам не рассказала: прозвенел звонок.Разведданными Лукина поделилась с нами уже перед уроком истории.
— Ребята, что я узнала!.. — произнесла Иришка. — Вы не поверите!
Она огляделась по сторонам. Выждала, пока мимо нас пройдут одноклассники. Заговорила Лукина, лишь когда в школьном коридоре в радиусе трёх метров от нас не оказалось ни души.
— У моей подружки есть подружка из восьмого класса, — сказала Лукина. — У той подружки мама учительница в младших классах. Эта подружка моей подружки подслушала разговор своей матери с другой училкой.
Иришка чуть склонила в мою сторону голову и тихим голосом сообщила:
— Они разговаривали о нашей Лидии Николаевне.
Мы остановились, пропустили мимо себя квартет пионеров.
— Что случилось? — спросила Надя Степанова.
В её голосе отчётливо прозвучала тревога.
Лёша Черепанов взглянул на Иришку, нахмурил брови.
Лукина вновь огляделась и заявила:
— Наша классуха встречалась с женатым мужчиной. Уже несколько лет. Говорят, он в горкоме партии работал. Теперь она увела его из семьи. А у того мужчины, между прочим, четверо детей: два мальчика и две девочки! Жена того мужика устроила страшный скандал. Поэтому наша классуха с любовником сбежали от неё в Новосибирск.
— Не может быть! — выдохнула Надя.
— Почему, в Новосибирск? — спросил Черепанов.
Иришка развела руками и ответила:
— А я откуда знаю? Наверное, они просто уехали подальше от Кировозаводска. Куда глаза глядят.
Лукина взглянула на меня.
— Вася, ты знал об этом?
— О любовнике Лидии Николаевны?
— Да.
— Первый раз слышу, — заверил я.
На истории в класс заглянул пионер и звонким голосом сообщил:
— Клавдия Ивановна велела, чтобы Василий Пиняев на перемене явился к ней в кабинет.
Черепанов склонился в мою сторону и шёпотом поинтересовался:
— Вася, а что директрисе от тебя понадобилось?
Я пожал плечами и ответил:
— Даже не представляю.
— Входи, Пиняев, — сказала Клавдия Ивановна. — Молодец, что зашёл.
Она поставила на подоконник лейку для полива комнатных растений, указала мне на стол.
— Проходи.
Я воспользовался приглашением: прошёлся по кабинету. Вдохнул запах ландышей и крепкого чая. Заметил на тумбочке пустую чашку и фантики от шоколадных конфет. Обменялся взглядами с портретом Ленина.
Директриса подошла к столу, но не уселась на своё место — замерла рядом со мной. Она взяла со стола стопку писем (примерно десяти сантиметровой толщины), перевязанную красной атласной лентой. Протянула её мне.
— Вот, Василий, твоя корреспонденция, — сказала она.
Иронично улыбнулась.
— Письма, — уточнила она. — На адрес школы прислали. Ещё вчера собиралась тебе их передать, но замоталась с делами. Сам знаешь: понедельник день тяжёлый. И правильно сделала. Сегодня ещё пять штук принесли. Уверена, что это ещё не всё. Будут и другие. Так что ты заглядывай ко мне после уроков, Василий. Забирай свою корреспонденцию.