Талант есть чудо неслучайное

един, и надо чувствовать одинаковую ответственность и за взрывы бомб во Вьетнаме, и

за стоны за стеной своего собственного соседа.

Товарищи! Как нам еще мешает групповщина, сколько сил мы тратим на

изнурительную борьбу друг с другом, вместо того чтобы отдавать все силы для серь-

езной литературной работы.

165

Как бы хотелось, чтобы мы, писатели разных стран и направлений, всегда были

объединены единым поры-ппм, всегда, как вчера, когда мы услышали трагическое

известие о гибели наших трех космонавтов.

Мы потеряли 20 миллионов во время Великой Отечественной войны и, казалось бы,

должны привыкнуть к потерям, но как мы все с вами были потрясены!

Вчера ночью я написал стихи, которые хотел бы вам прочесть.

У Камчатки и у Арбата,

над ангарскою быстриной

скорбный выдох: «Погибли ребята...» —

словно реквием над страной.

Ты накройся туманом Урала, мать-Россия, устав от потерь. Скольких ты на земле

потеряла, скольких в небе теряешь теперь.

Ни один, как бы ни был увенчан, не вернется всвой дом наконец. На три сердца,

больших, человечьих, стало меньше в России сердец.

И какая тяжелая ноша для людей, кому были они просто Витя и просто Гоша,

просто Слава — в недавние дни.

Мой малыш-несмышленыш смеется — он поймет все когда-нибудь сам, и рыдает

по радио Моцарт, как отец по своим сыновьям.

О, Матросовы ракетодромов! Вы оставили нам свой устав: даже в космосе, жилкой

не дрогнув, умирать на рабочих местах.

317

Сколько в небе невзятых дотов! Но пока человечество есть, пламя будущих

звездолетов — это вечный огонь в вашу честь.

Вы бессмертны, как возглас: «Есть пламя!» — и неправда, что связь прервалась.

Между Родиной нашей и вами — двусторонняя вечная связь.

И такая двусторонняя вечная связь, товарищи, бу дет существовать всегда между

нашим народом и на шей литературой!

РЕЧЬ

НА ШЕСТОМ СЪЕЗДЕ ПИСАТЕЛЕЙ СССР

(22 июня 1976 года)

ры. «Трусливая старость» — это звучит не слишком красиво, но как вопиюще

звучат другие два слова, поставленные рядом, корчась и противясь насильственному,

пеестествеинейшему словосочетанию,— «трусливая юность». Иногда тот, кто смел в

юности, потом гериет веру в своп юношеские идеалы, предает их по-юрным

благоразумием и становится в зрелости или в Старости трусом. Но невозможно быть

смелым ни в {релости, ни в старости, если ты не был смел в юности. I охраненная, не

преданная ни словом, ни делом, наша юношеская смелость — это единственная

возможность победы над возрастом и даже над смертью, потому что смелость — это

преодоление смерти духовной и смерти физической.

Когда я говорю о смелости, я подразумеваю вовсе НС смелость людей, обманутых

неграмотными надеждами на ложные идеалы и совершающих порой героические

поступки во имя бутафорских идолов. История потом ставит все на свои места и только

горько усме-1ается, покачивая головой над субъективно честными, по объективно

ошибавшимися людьми, ибо и героизм г" имя ложных идеалов — героизм ложный.

Я говорю о другой смелости — о смелости во имя таких бессмертных идеалов, как

равенство, братство, свобода, уничтожение любых форм, в том числе и ду-ЮВНЫХ,

эксплуатации человека человеком, Я говорю не

166

о смелости показной, эксгибиционистской, а о смелости скромной, которая порой

сама не понимает, что она смелость,— хотя бы о ежедневной смелости наших русских

женщин, которые успевают работать, потом стоять в очередях, воспитывать детей,

обстирывать своих мужей, и все-таки не теряют вечной женственности и доброты,

которая всегда не что иное, как подвиг. Я говорю не о животной смелости ради

спасения собственной шкуры, где дух подменяется силой, действием, лишенным

морали, а о другой, истинной смелости ради наших ближних и ради наших иногда даже

нспредуга-дываемых дальних. Такая смелость ничего общего не имеет с философией

суперменства, которой, к сожалению, заражены некоторые современные молодые люди.

Они вряд ли читали Ницше или его бульварную креа туру — Арцыбашсва, выведшего

когда-то в пробирке воображения героя-супермена Санина. Они, может быть, не

смотрели модерную западную кинематографическую вариацию санинщины — героя-

шпиона Джеймса Бонда, а напрасно: может быть, тогда им не захотелось бы быть

похожими на него. Джеймс Бонд как будто смелый человек, но в его смелости дух

подменяется действием, а ведь избегать духовности, избегать собственной совести —

какая же это смелость? Это просто новый зоологический подвид трусости,

поигрывающей мускулами, взращенными бездуховным культуризмом.

Христианство для своего времени было великой гражданской смелостью,

противопоставившей свою готовность самопожертвбвания сладострастию заплывшего

Жиром бездуховности, распадающегося, но все еще сильного Рима. Затем

христианство было искажено, извращено инквизицией, междуцерковными интригами,

превращено попами всех мастей в предмет наживы, спекуляции наивной верой людей.

Социализм — далекий праправнук христианства, приобретший, конечно, только

некоторые его черты и даже полемизирующий с ним, иногда яростно, внесший в че-

ловечество выстраданную им новую надежду,— был новой, бессмертной смелостью

ищущей мысли человечества.

Мы, русские люди, русские писатели, говорим на том языке, который создал своим

гениальным пером.

320

0дн1 ИЗ самых смелейших людей в истории — Пушкин.

Пушкин был смелым гражданином, смелым поэтом, Смелым историком, смелым