Талант есть чудо неслучайное

редактором. Он был смел даже в лирике.

Я вас любил так искренно, так нежно, Как дай вам бог любимой быть другим —

это же смелейший этический постулат, ставящий любовь Выше собственничества,

выше эгоизма, и без этого постулата, высказанного столько лет назад,

социалистическая мораль пепредставима.

Наше первое в мире социалистическое общество, которое героически испытало и

горечь великих трагедий, ошибок, и эпическую мощь великих военных и индуст-

риальных побед, взошло не на пустом месте, а на крови стольких незабвенных людей,

чья смелость до сих пор служит и будет служить нам примером.

Декабристы, петрашевцы, народовольцы, великие писатели демокра I i.i,

выковавшие из боли своего народа духовное оружие будущей революции, такие люди,

как Софья Перовская, еще совсем юный Александр Ульянов, первые русские

марксисты, рабочие, расстрелянные па Лене, рабочие, впервые провозгласившие

советскую власть еще далеко до Октября в Иванове,— все это кристально смелые

люди.

Вся жизнь основателя нашего государства Ленина — это непрерывная, ежедневная

смелость с еще ранней юности. Его смелость как руководителя государства была и в

том, что, ведя борьбу с врагами советской власти, внутренними и внешними, он

одновременно не боялся вести открытую неустанную борьбу против бюрократии,

которую тоже считал злейшим врагом революции. Так впоследствии поступал и

Маяковский: «Много всяких разных мерзавцев ходит по нашей земле и вокруг».

До сих пор по экранам мира скачет Чапаев, снова и снова взвивается красный флаг

над броненосцем «Потемкин», как неувядающий символ подаренного нам и всему

человечеству великого примера смелости.

Величие нашего народа в смелости социального опыта, именно поэтому в нашем

обществе так вопиющи ря-

321

дом с идеалами, начертанными на знамени революции, любые проявления

трусости, в том числе и художественной.

Не всем богом отпущены одинаковые возможности таланта, но всем одинаково

отпущены возможности смелости.

Художник должен быть смел и в форме своих произведений не меньше, чем был

смел, создавая форму первых космических кораблей, конструктор Королев. А мы еще

робки в форме, мало ищем, повторяем, а некоторые доходят даже до того, что не только

Маяковского, великого новатора, но даже и Пушкина — тоже великого новатора —

хотят заменить на знамени нашей поэзии хорошим, но совсем не годящимся для

знамени Фетом.

Художник должен быть смел как философ. Но для любой смелости, а особенно для

философской, необходимо знание всего предыдущего — и того, что является для нас

наследием марксизма, и даже того, что противоречило ему, ибо для того, чтобы оценить

любое явление, надо знать, какую борьбу оно выдержало.

Я слышал, как на встрече с американским аспирантом (философом) был задан

вопрос одному нашему молодому писателю: «Скажите, пожалуйста, мистер такой-то,

что вы думаете о вашем философе Бердяеве? Не кажется ли вам, что его концепции,

которые не совсем принимаются сейчас вашим обществом, будут со временем

приняты?»

Наш молодой писатель, я не буду называть его фамилии, вел бы себя честнее, если

бы ответил: «Я Бердяева не читал». А он вел себя напыщенно: «Вы напрасно пытаетесь

перетянуть нашего философа Бердяева в ваш лагерь. Он осознал свои ошибки и теперь

работает в другом плане». К счастью для престижа нас, русских, это было воспринято

американцами как его остроумие, элегантный уход в сторону, ибо они и не могли

представить, что он даже никогда не слышал фамилии Бердяев.

Как же возможна такая элементарная неграмотность?

Художник должен быть смел граждански. Настоящая гражданская поэзия должна

быть острой, и когда

322

говорю «острой», не подразумеваю смакование остреньких тем.

Откроем номера «Юности» или других журналов и сравним темы стихов с темами

проблемных статей, печатающихся во второй половине «Литературной газеты».

Видишь, насколько стихи беззубее статей, а стихи должны быть острее, чем

публицистические статьи, потому что они обладают силой концентрации,

символичности. Стихотворение Маяковского «Прозаседавшиеся» было сильнейшим

смелым ударом против бюрократов. Почему возвращаюсь к примеру «нашего

советского Пушки-па» — Маяковского? Почему он писал так удивительно крепко,

колокольно о своей любви к Родине: «И я, как весну человечества, рожденную в труде

и бою, пою мое отечество, республику мою!»? Он имел на это моральное право,

потому что совершенно открыто говорил и о всем плохом, что видел в своей стране. К

сожалению, у нас, товарищи, мало Маяковского отношения к жизни. Маяковский был

первым писателем, ощутившим земной шар воистину глобально, он видел друзей и

врагов здесь и там, открыто писал и о тех, и о других. Только этот его глобальный

размах и давал ему возможность с таким же размахом одновременно и атаковать

бюрократию, и славить свою страну.

Хочу сказать о некоторых наших редакторах и других товарищах, стоящих в

невидимо иной консистенции За спинами редакторов. Я поражаюсь им. Они, русские

люди, наследники Октябрьской революции, и чего они все боятся, откуда у них эта

трусость, не считающаяся с исторической смелостью нашего народа и его завое-

ваниями? Если бы так трусливо редактировали проекты Королева те, которые

занимались выпуском космических ракет, тогда бы Гагарин не взлетел бы первым в

космос.

Они мешают своей трусостью нашей смелости поэтической и нашей гражданской

смелости. Но помешать им не удается.

Мне известны случаи, когда редакторов снимали за то, что они напечатали. Но мне