Там, где мы служили

1

Десятая сводная дивизия праздновала победу.

Второе отделение забежало в блиндаж, только чтобы устроить на местах оружие, Андрей еще захватил гитару. Снаружи отделение сразу же рассеялось. Удержаться вместе было просто невозможно: вокруг кипели разговоры, люди плясали, пели, выступали на импровизированных эстрадах, пили, смеялись, звучала музыка, сотни веселых, сияющих, в основном юных лиц кружились водоворотом — живые, ненатужно веселые. Хохочущие… Не обходилось и без серьезной выпивки: известно с давних пор, что русские пьют водку, англичане пьют виски, французы пьют коньяк, а шведы пьют. Но никто не хватал никого за грудки с вечным и одинаковым на разных языках: «Ты меня уважаешь?!» — именно в те моменты, когда уважать спрашивающего как раз очень трудно, и Джек с банкой пива в руке неожиданно оказался рядом с большущей свежей стенгазетой, украшенной карикатурами и надписями, возле которой покатывалась от хохота солидная толпа. Верх листа украшало название «На привале».

Картинка: группа солдат на учениях перед мостом с табличкой: «Мост взорван!» Тут же — эта самая группа шествует по мосту, у сержанта в руках другая табличка: «Преодолеваем реку вплавь!»

Картинка: часовой со зверским лицом направляет на солдата автомат: «Руки вверх!» Тот в самом деле стоит с поднятыми руками, в руках — ящик с надписью: «500 кг».

Картинка: на парашюте спускается полевое оружие, на лафете сидит со зверским лицом десантник и орет: «Снаррряд!!!»

Картинка: орудие, возле него амбал, два ящика снарядов под мышкой, еще два — под другой, второй солдат висит на плече: «Подносчики снарядов прибыли!»

Картинка: двое парашютистов у открытого люка, за которым облака. Один — другому: «Пойдем выйдем?!»

Картинка: летит парашютист с криком: «Браа-ат, за что надо дергать?!» Летящий ему навстречу с земли другой — обгорелый и оборванный — отвечает: «Ничего не дергай! Я уже дернул!»

Картинка: бой, стрелок лежит, держит автомат вверх магазином и говорит сержанту: «С чего вы взяли, что я волнуюсь?»

Картинка: в бинокль двое солдат рассматривают высоту, окруженную толпой атакующих бандитов. Там целуются, ни на что не обращая внимания, штурмовик и санитарка. Один наблюдающий — другому: «Везет же некоторым…»

Две картинки рядом: вальсирует усатый гусар с дамой, на поясе — сабля; вальсирует усатый штурмовик с девушкой, через плечо — «двушка».

Картинка: солдата ведут расстреливать, но он останавливается — дорогу перебежала черная кошка…

Картинка: разведгруппа стоит на кочковатом поле. Сержант держит кроку: «Ну и где это скопление бандосов?!» При ближайшем рассмотрении видно, что разведчики стоят на головах столпившихся махди.

Надпись:

«Наши парни в очередной раз сотворили обыкновенное чудо. Им за это, по обыкновению, ничего не было».

Рассказ:

«Изобрели как-то особые часы. При произношении каждого ругательства они начинают спешить на одну минуту. Повесили их в нескольких местах для испытаний, начали через неделю проверять. В детском саду — спешат на десять минут. В школе — на сутки. В училище — на двое. В тыловой воинской части часов нет.

— У вас тут часы висели, где они?!

— Какие?! А, эти. Так начальство велело вентилятор снять…

Проверяют в части на фронте. Нет часов.

— А где, — спрашивают, — у вас тут вентилятор висел?

— Какой вентилятор?! Мы думали, это беспилотный вертолет-разведчик, как вы его повесили, так он через минуту и улетел…

Проверяют в разведвзводе. Часы висят, как висели, идут минута в минуту. Комиссия поражается:

— Да как же так?! Это что, разведчики совсем не ругаются?!

— Да кто их знает, они тут последний раз месяц назад были…»

Рассказ:

«Идут занятия у артиллеристов. Офицер долго объясняет, что гаубичный снаряд летит по крутой дуге. И тут один из будущих артиллеристов спрашивает:

— А если во время уличного боя гаубицу положить набок, снаряд залетит за угол?!

— Залетит. Но наш солдат из-за угла не стреляет!»

Рассказ:

«Ас-вертолетчик получил в награду автомобиль и тут же попал в автокатастрофу. Друзья его в госпитале навещают, спрашивают — да как же так-то?!

— Да кто его знает! Иду нормально, впереди — столб… Ну я, конечно, шаг-газ на полный, штурвал на себя…»

Картинка: бандосский штаб. Главарю докладывают: «Положение ужасно, но оно стабилизовалось!»

Картинка: бой. Двое солдат. Один с разочарованным лицом говорит другому: «У-у, е, бой-бой… только разговору. У нас на танцульках шуму было больше, да и кровищи тоже»…

Джек с удовольствием посмотрел бы еще — тем более что газета была огромной, — но чуть в стороне раздался хорошо знакомый голос, что-то певший под гитару, и юноша двинулся туда, энергично прокладывая себе дорогу.

На «сцене» из пустых ящиков выступал самодеятельный ансамбль — две гитары, губная гармошка, скрипка, оркестровый барабан и какая-то штука вроде тех, что можно увидеть на картинках в исторических книжках — похожая на гитару, но круглая, со множеством струн и выгнутым грифом; ее держал в руках необычно длинноволосый красавец.

Это был ротный ансамбль «Наймиты империализма», что и подтверждалось табличками, висящими на груди у каждого музыканта и украшенными этими самыми надписями. Ансамбль играл все подряд, а Андрей в нем был гитаристом — раньше Джек этого не знал и теперь с изумлением смотрел на то, как русский весело поет, притопывая ногой, а ребята вокруг эстрады со смехом подхватывают:

Все болота, болота, болота, Восемнадцатый день болота… Вот промокли рубашки от пота — Что поделаешь, такая работа!.. Восемнадцатый день ни корки — Терпеливо несем эту кару! Вот вчера варили топор мы, А сегодня сварим гитару! Тяжело по холмам пробираться, А голодными — бесполезно. Мы пытались поужинать рацией, Но она оказалась железной… А недавно на огонечек Заглянул к нам туземный товарищ. Разложив небольшой костерочек, Славный суп из него мы сварим. На бедро одной девочки, Нади, Я давно гляжу с вожделеньем… Но бифштекс из нее наладить — Уронить престиж поколенья! Мы мужчины! Не потому ли Так упрямо идем к своей цели? Правда, двое на днях утонули, Ну а третьего, толстого, — съели…

— Спой «Парус»! — крикнули из толпы.

— «Парус», Андрэ!

— Анджей, давай «Парус»!

— Эндрю, спой «Парус»!

Кричали со всех сторон. Андрей, шагнув вперед, поднял руку. Другие инструменты — а ребята-музыканты все это время что-то наигрывали — умолкли. Андрей шире расставил ноги, повесил гитару поперек груди, как автомат на марше. Лицо русского стало замкнутым, словно он ушел куда-то от сцены, от ребят вокруг… Стало очень тихо, и шум из других мест не слышался, точнее, не воспринимался. Андрей вновь поднял руку — теперь над гитарными струнами — медленным, странным жестом. Джек замер в почти суеверном ощущении чего-то… чего?!

Грохнули струны, а Джеку почудилось, что дробно и однообразно ударил барабан: «Там-дам, га-дам, та-дам, та-дам!» Голос Андрея полоснул, как размашистый удар клинка:

А у дельфина вспорото брюхо винтом! Выстрела в спину не ожидает никто! На батарее нету снарядов уже! Надо быстрее на вираже! Но парус! Порвали парус! Каюсь! Каюсь. Каюсь… [64]

…Андрей резко нагнул голову и шагнул назад, бросая гитару на бедро. Тишина осталась — не нарушилась, замерла, словно воздух застыл… «Каюсь! Каюсь. Каюсь…» — переводя дыхание, повторил Джек слова, казалось, все еще отдающиеся вокруг…

64

Думаю, авторство в пояснениях не нуждается.

И вдруг Андрей, вскинув голову, улыбнулся, качнул товарищам по группе гитарным грифом — и со «сцены» в «зал» полилось задорное, веселое:

Пианино не потащишь на плечах, Скрипка сырости и тряски не снесет, Не поднять орган по Нилу на плотах, Чтоб играть среди тропических болот. А меня ты в вещевой впихнешь мешок, Словно ложку, плошку, кофе и бекон, — И когда усталый полк собьется с ног, Отстающих подбодрит мой мерный звон. Этим «пилли-вилли-винки-иннки-плей!» (Все, что в голову взбредает, лишь бы в лад!) Я напомню напоить к ночи коней, А потом свалю где попадя солдат…