Там, где мы служили

Иоганн занялся оружием — как-то даже любовно перечищал его, тихонько посвистывая. Елена уснула, с головой укрывшись одеялом. Жозеф и Ласло побежали играть в футбол. Анна просто куда-то ушла, как только поела. Густава тоже не было. Эрих писал письмо. Андрей тоже что-то читал и ел шоколадку. Дик уселся читать «Осколки». [74]

На несколько секунд Джек «завис». Потом уселся писать письма — домой и друзьям…

«…А в общем-то, мама, тут нет ничего особо опасного. Даже почти не стреляют, и противник далеко. Он не очень общительный, мы сами вынуждены набиваться к нему в гости. Вокруг необычно, но красиво. Снег тоже идет, но чаще дождь, и небо видно чаще, чем у нас дома. Я пришлю фотографии, чтобы ты могла увидеть, где служит твой сын. Я…»

74

«Осколки» — культовая книга Англосаксонской Империи. Первая книга, изданная в «ожившем» Лондоне, принадлежит перу неизвестного автора: рукопись в склеенных скотчем школьных тетрадях была найдена в камере хранения вокзала Паддингтон. Рассказывает о реальности Лондона во время Третьей мировой войны и в первые годы Безвременья и Серых Войн. В начале рукописи автору 12–13 лет, и он школьник, в конце он — 18–20-летний боевик-одиночка. Книга потрясает не только безыскусно-скрупулезным описанием тогдашней реальности, но и развернутой картиной превращения растерянного и напуганного, совершенно безвольного и никчемного еще в довоенной жизни мальчика в безжалостного бойца. Последние строки рукописи: «Я оставлю тетрадки здесь. Если я не вернусь на этот раз, все равно сюда придет поезд, кто-то откроет камеру хранения, и их найдут. Я верю в это, верю в Солнце, верю в мою Англию; это не слова, это Вера. Не допустите того, что допустили мы. Не будьте слепы, циничны, слабы, добры и глупы. Не будьте, заклинаю».

Первое свое убийство — убийство двух «паков», несколько дней издевавшихся над пятью детьми-англичанами в здании школы, — герой книги совершает в полном отчаянии школьным циркулем.

Джек положил цанговый карандаш и задумался. Он хотел вообще-то написать о Стелле. Но стоит ли? Вспомнилось, что она его приглашала…

Эй, а почему бы нет?!

Джек, порывшись в карманах, достал клочок бумажки. Задумчиво улыбаясь, прочел адрес. Странный, честное слово, — «Фильги Коттедж, недалеко от истоков р. Нэйтив Северн». Вспомнилось, как три года назад к соседям пришло письмо, отправленное по их адресу еще до Третьей мировой, — каким-то чудом человек, которому оно было адресовано, когда он был еще подростком, получил его уже стариком и в совсем другом мире…

— Джек, — позвал его Эрих, кусавший перьевую «вечную» ручку, — как ты думаешь, если Эльза узнает, что я скоро приеду в отпуск, она обрадуется?

— До одурения, — заверил Джек, и Эрих, заулыбавшись, снова уткнулся в письмо.

Англичанин же решительно обратился к Иоганну:

— Товарищ сержант…

— Прум-пум-пу… мм?…..пумм… — Иоганн любовался смазанной боевой пружиной дробовика. — Чего?

— Сержант, а тут можно взять увольнительную? Ну… в принципе?

— В принципе? — Швейцарец отложил барабан и посмотрел на Джека слегка отсутствующим взглядом. — Да света ради, конечно. Только обычно не берет почти никто. Ни в принципе, никак.

— Почему? — настаивал Джек.

— А куда? — Иоганн потянулся, постучал сапог о сапог. — По местным деревушкам рвануть в поисках самогона и сифилиса? Да и там-то не живет уже почти никто…

— Ну почему… — смешался Джек. — Чего сразу… А к англичанам, к колонистам?

— А у них что делать? Вот когда праздник, спектакль, ярмарка, тогда все свободные, тогда, правда, к ним набиваются. А так что? Они же все на полях.

— Но в принципе-то… — в отчаянье повторил Джек, вдруг чувствуя, что ему просто необходимо ехать.

Иоганн свел брови:

— Да чего тебе нужно-то?

— Да-а… — Джек замялся, но Дик, совершенно неожиданно опустив книжку, объявил:

— Он вчера познакомился с отличной девчонкой. И хочет с ней встретиться… Чего ты на меня машешь, олух? — Он засмеялся. — Иоганн, да пусть едет! И я, пожалуй, с ним. — Новозеландец сел. Увидел опасение на физиономии Джека и засмеялся: — Да не боись! Забросишь меня в магазин и заберешь на обратном пути.

— В магазин? — словно очнулся и Андрей. — Слушай, посмотри там…

— Стоп! — Дик вскинул руку. — Я сейчас составлю список по взводу, а ты, Иоганн, напиши нам увольняшки. На сорок восемь часов.

— Сейчас. — Иоганн полез в свой ящик…

…И Джек шагал к Фишеру, держа в руке два бланка без подписей и печатей.

Фишер сидел над бумагами. Еще не увидев, кто вошел, он сказал:

— Никогда не становись ахвицером…

— Товарищ лейтенант, рядовой Брейди! Разрешите обратиться?

— А? — Фишер поднял глаза от бумаг. — Чего еще? Брейди, Брейди… Что там у тебя, Брейди?

— Увольнительные на подпись, товарищ лейтенант. Вот… — Джек протянул листки.

— Давай. — Фишер подмахнул оба. — Мастерс едет? Слушай, скажи ему, чтобы привез бумаги для пишущих машинок, белойтовской. Вот… вот деньги…

Мажняк подписал увольнительные тоже, но потом, задержав их в руке, вдруг сказал:

— Вот что. Я видел, как ты дерешься. Умеешь, и хорошо умеешь. Конечно, ланкаширский бокс?

— Так точно, товарищ капитан, еще со скаутского отряда…

— Ага. Но я вот к чему. Не задирайся. Иначе пойдешь под арест. Понял?

— Так точно, товарищ капитан, — кивнул Джек. Задумался. — А если агрессором буду не я, товарищ капитан?

— Тогда пойдешь под арест, если я увижу на твоей физиономии хоть один фингал.

* * *

В конфедеративных частях базовой моделью легкой машины был бессмертный «Ровер» во всем его многообразии. Джек об этом отлично знал и удивился, когда Дик подкатил к блиндажу на нестерпимо-желтой с синей полосой открытой двухместной «Багги» с рамой вместо крыши. Подтянувшись на этой раме, Дик пересел на место пассажира и, устроившись, сказал, махнув рукой:

— Туда.

— Держи. — Джек передал деньги. — Лоун заказал пачку белойтовской бумаги. Для пишущих машинок…

…«Багги» неслась с огромной скоростью, и Джек испытывал истинное удовольствие, управляя автомобилем. Когда они выбрались за пределы лагеря, юноша спросил:

— Дик, а зачем ему покупная бумага?

— Он пишет диссертацию по англосаксонской литературе Безвременья, — ответил Дик.

5

Земли Крэйна поразили Джека. Он спрашивал себя, куда он, собственно, попал и вообще Африка ли это?

Ровная асфальтированная дорога вела через поля, колыхавшиеся зеленой волной созревающего хлеба, казавшегося темным под катящимися наверху тучами; было пасмурно. Через ровные, геометрически правильные посадки плодовых деревьев и кустарников, через поразительно красивые, уже подросшие немного рощицы на склонах пологих холмов, по берегам речек и ручьев, над которыми горбились каменные мостики. Мимо озер в зеленых рамках — там таинственно мерцала вода… и снова через поля, разгороженные изгородями с каменными стенками, по полям двигались культиваторы на конной тяге. Через пастбища, где верховые пастухи пасли стада длинношерстных овец с помощью свирепых, быстрых бордеров… Кое-где попадались каменные колодцы и приземистые водонапорные башни. Навстречу нет-нет да и проскакивали верховые, попался мотоцикл… Кое-где вращались крылья поливных установок.

Это был тревожно-прекрасный край, словно бы вызов несущимся наверху тучам. Умелые руки людей, их настойчивый ум, их воля чувствовались во всем вокруг, и это чувство было полно спокойного достоинства и гордости.

Иногда от основной дороги отходили ответвления, и на высоких столбах покачивались доски-указатели — деревянные, металлические, даже пластиковые — с витыми или строгими надписями в виньетках и без. От названий веяло чем-то таким… таким, от чего Джек поворачивал лицо на ветер и небрежно бросал: