Там, где мы служили
Шрифт:
Джек еле слышно вздохнул, зачарованный открывшейся ему картиной. «Да, за это стоит воевать!» — мелькнула мысль, и он медленно, почти нехотя вернулся в машину. Трудно было поверить, что большая часть Африки лежит в пустынном забросе…
Как и большинство англичан, Джек имел солидные навыки сельского хозяйства и вполне мог оценить тот титанический самоотверженный труд, который вложили обитатели Крэйна в свой край. Но все-таки, когда ему дважды пришлось останавливаться, чтобы открывать ворота в каменных стенках, юношу все больше и больше охватывала неуверенность.
А что, если она
Из главных ворот фермы между тем выскочили две серые тени, и Джек, тихо взвыв, вознесся на раму для тента раньше, чем два здоровенных канадских пса осадили машину. Они не прыгали на нее, не пытались перевернуть, хотя, на взгляд Джека, вполне могли бы, даже не рычали, но вид имели настолько холодно-определенный, что Джек ощутил тоску.
— Ч-черт… — процедил он, безнадежно оглядываясь и ощущая тянущую досаду. — Вот это попал!
Джек знал, что с работ фермеры могут вполне вернуться по темноте. Мысль, что ему придется четверть увольнения — десять часов! — просидеть тут, как скворцу на жердочке, не позволяла по достоинству оценить комизм ситуации: солдат Рот блокирован на машине двумя собаками.
— Уйдите, а? — обратился он к псам. Один зевнул. Другой положил голову на лапы и закрыл глаза. — Слушайте, — Джек попытался давить на психику, — я вас сейчас пристрелю. — Он хлопнул по кобуре «браунинга».
Зевнули оба, причем второй — не открывая глаз. Джек убрал руку с кобуры.
— Ну и что же мне делать? — осведомился он в пространство. — Уйдите, ж-животные!
Собаки на этот раз вообще проигнорировали призыв.
— Пил! Хоул! — послышался старческий, но еще вполне сильный голос. — Фу!
Оба пса тут же поднялись и направились ленивой рысью к крыльцу, на которое вышла пожилая леди, одетая тем не менее в джинсы и рубашку.
Чувствуя себя крайне нелепо, Джек соскочил наземь и, улыбаясь, пошел к крыльцу, с некоторой опаской косясь на собак, которые проявляли к нему крайнее невнимание.
— Добрый день, мисси.
— Добрый, молодой человек. — Женщина величественно наклонила седую голову с высокой прической. Джек видел, что когда-то старушка была очень красива — еще сейчас это вполне замечалось. — Проходите в дом.
— Да… видите ли… — Джек пожал плечами. — Мы со Стеллой познакомились на празднике… э… вчера. Ну и она…
— А, ты, наверное, Джек Брейди! — Старушка улыбнулась. — Тем более проходи. Я Мелисса, ее бабушка, можешь называть меня бабушка Мэл.
— Стелла рассказывала обо мне? — осторожно спросил Джек, проходя следом в просторную переднюю.
— Правильней сказать — только о тебе. — Бабушка Мэл рассмеялась, но тут же вздохнула: — Ты, наверное, знаешь — у нее был мальчик. Очень хороший парнишка. Так мне временами казалось, что моя внучка словно окоченела со времени его смерти, а вот тут приехала такая веселая… Хочешь есть?
— Мм… да, если можно… бабушка Мэл.
— Тогда снимай-ка сапоги и проходи вон туда, а я сейчас. Тапочки в этом ящике.
«Туда» оказалось кухней, большой, сверкающей чистотой.
Усевшись на удобный табурет и с интересом осматриваясь, Джек довольно подумал: «Она обо мне говорила! Да еще и только обо мне! Здорово!»Не слушая предложений Джека помочь, старушка быстро поставила на стол холодное мясо, йоркширский пудинг, масло, свежие булочки, джем, чайники — с кипятком и заварной, молочник… Сама уселась напротив в вечной позе женщины, настроившейся смотреть на то, как ест мужчина. — Значит, ты из Англии? — Джек кивнул. — Англия… — Старушка вздохнула. — Как там теперь?.. Да ешь, ешь, не слушай, что я болтаю. Старческая болтливость! — Она засмеялась. — Ешь, я люблю, когда хорошо едят. Все работают, а я сижу целыми днями тут. Готовлю. Радио слушаю. Читаю. Плохо быть старой, Джек! — Она рассмеялась.
Юноша ел, слушал, как она говорит, не ожидая ответа на вопросы, и чувствовал, что ему хорошо. Как и все люди своего времени, он был воспитан в уважении к старости, но обычно неловко чувствовал себя с пожилыми людьми. А сейчас вполне спокойно отнесся даже к тому, что бабушка Мэл взялась лично показывать ему дом и большой сад, весь утопавший в ухоженных цветах.
Ферма Фильги была богатой, что и говорить. Но, как и все люди, создавшие свое богатство собственными руками, ее обитатели, видимо, им не кичились. И это было приятно.
Они как раз закончили осматривать заставленный банками, бочонками, пакетами погреб, где под потолком висели копченые окорока и связки всякого-разного-сушеного, и вышли нижним ходом к небольшому кладбищу — прямо около Солнечного Столба Джек буквально наткнулся на косо поставленную плиту бурого гранита, цвета запекшейся крови. В камень были вделаны залитые пластиком цветная фотография и листок блокнота. Даже не подумав о том, что делает, просто потому, что плита оказалась на пути, Джек нагнулся — посмотреть.
Фотография изображала дюжину мальчиков и девочек примерно восьми-двенадцати лет, одетых нелепо и ярко, как одевались дети и подростки до Безвременья. Они стояли с улыбками на фоне какого-то белого здания под разлапистыми тонколистными пальмами.
— Это кто? — удивленно спросил Джек. И повернулся к бабушке Мэл, которая со странной улыбкой тронула фото пальцами. Посмотрела на Джека немного странно и с той же улыбкой ответила:
— Это наша группа. Мы были тут пролетом в Таиланд, когда все рухнуло. И застряли. Вот это, — она провела пальцем по лицу что-то выкрикивающей девочки, — это я, Джек. А это, — она указала на страничку, — из моего дневника. Последняя страничка.
Джек спросил изумленно:
— Так вы… вы все ТО время были…
— Да, в Африке, — кивнула бабушка Мэл. — Все эти годы.
Не найдя, что сказать, Джек всмотрелся в прыгающие черные строчки, словно их писала не десятилетняя девочка, а слепая старуха…
«Они нас едят. Этого не может быть, но это правда. Забирают по одному и едят. Нам кидают остатки, но мы не едим, хотя уже все равно. Нас осталось трое. Мне страшно. Очень. Я хочу домой».
Джек не сразу распрямился. А когда распрямился, то не сразу смог посмотреть на спокойно стоящую рядом невысокую хрупкую старушку.