Там, где нет тебя

— Неужели заметила? Неужели что-то меняется? Что-то, чего она еще и сама не поняла.

— А ты очень красивая, — как же сложно говорить это так ровно и безэмоционально, без единого намека на ту одержимость ею, что рвет его сейчас изнутри. — Никогда не видел тебя в таком нарядном платье, и с прической, — врет. Беззастенчиво, нагло и грубо врет, потому что перелопатил весь интернет, выискивая её снимки с различных мероприятий, и именно поэтому хотел увидеть её такой рядом с собой.

— Спасибо, — кажется, она смущается, и в воздухе повисает неловкая пауза, которую Влад заполняет свои вопросом:

— Ну как там мой дом? Стены еще целы или мне перебираться к маме?

— Целы твои стены, — уверяет она. — И даже некоторые добавились.

— Засада. Посмотреть охота, но не буду.

— Почему?

— Хочу увидеть все целиком, когда полностью будет готово.

— И как у тебя терпения хватает? — искренне изумляется Аня. — Я бы не выдержала и уже хотя бы одним глазком взглянула. Ну и сила воли у тебя!

Влад, усмехаясь, опускает глаза, потому что его хваленая выдержка, кажется, трещит по всем швам от одного взгляда на нее в этом потрясающем платье.

…Черт, и нафига я его ей купил? Это не платье, а откровенная провокация.

Церемония заканчивается и покидающая зал публика шумно заполняет фойе, а вездесущие журналисты и фотографы разводят Аню и Влада по сторонам, начиная задавать вопросы и щелкая перед ними затворами объективов.

Влад что-то нехотя отвечает, напряженным взглядом выискивая в толпе её фигуру, с досадой понимая, что потерял её из вида.

…Мать вашу…Где вы взялись на мою голову со своими интервью. Хоть бы не сбежала.

Она не сбежала. Видя его свирепый и рассерженный взгляд, подошедшая к нему с лукавой улыбкой Лера тихо шепнула ему на ухо:

— Владик прекрати смотреть на журналистов, как палач на потенциальных жертв. Аня в соседнем зале. Через полчаса начнется вечеринка, расслабься.

Расслабиться не получилось. Их с Аней усадили за разные столы и вместо того, чтобы наслаждаться беседой с любимой женщиной, он выслушивал нудное брюзжание какого-то депутата и его жены, жалующихся на погоду, вечные пробки и мировой кризис. Изредка Влад бросал косые взгляды в сторону Ани, завидуя белой завистью, сидящим рядом с ней людям. Вечер начинал его раздражать. На эстраду выходили отечественные звезды, развлекая публику веселой попсой, и Вольский, с глухой досадой думал — «неужели в их репертуаре нет хоть одной лирической песни, под которую можно бы было пригласить женщину на медленный танец?»

Наконец, неожиданно приглушили свет, и в зале зазвучала нежная мелодия. Влад нетерпеливо вытянулся на стуле, собираясь выждать несколько минут чтобы подойти к Ане, и вдруг замер, уставившись на её застывший профиль, напряженно прислушиваясь к словам песни.

…Кто приходит и заводит эти часы,

Словно наших дней возводит солнце на весы -

Дней до разлуки…

Как мы жили — не ценили каждый светлый час,

Мы с тобою позабыли все, что выше нас -

Там, во вселенной…

****

Знаю, сердце разорваться может любя,

Это как с душой расстаться — жить без тебя…

Ты боль моя, любовь моя,

Я все тебе отдам любовь моя, всю себя.

Океаны расплескаться могут любя,

Это как с душой расстаться — жить без тебя

Ты боль моя, любовь моя,

И над тобою стану солнцем я, для тебя!

Вольский смотрел на хрупкую, сжавшуюся, как пружина фигурку любимой, понимая, что все пошло не так. Под эту песню невозможно было танцевать, более того — её нельзя было Ане даже слушать. Она воскрешала горестные воспоминания, мучая болью её израненное и едва зажившее сердце.

Тяжело сглотнув, Влад проследил взглядом за едва заметным движением Аниной руки.

Тонкая кисть сжимается в кулак, но лишь на мгновение, а затем безвольно распластывается на поверхности стола, словно на это движение ушли все её силы. Губы изгибаются в легкой улыбке, лицо спокойно и безмятежно. Со стороны кажется, что женщина внимательно слушает музыку, получая от этого эстетическое удовольствие. её улыбка может обмануть весь мир, но только не его. Он читает её, как раскрытую книгу, замечая малейшие изменения в мимике её лица, улавливая каждый её слабый жест.

Брови еле заметно дрогнули, дыхание участилось, тонкая жилка забилась на гибкой шее. По горлу пробежала волна судороги. Лицо Ани улыбается, а сердце плачет, и она стойко, смиренно, безропотно, выносит эту пытку, не жалуясь и не обременяя своей болью окружающих. Владу вдруг отчаянно захотелось разгромить все в этом зале, вырвать провода из системы акустики, наступить песне на горло, заткнуть её, чтобы эти звуки не мучили такую дорогую его сердцу женщину. Вольский с силой сдавил вилку, и она согнулась в его ладони пополам.

Аня внезапно поднялась с места, что-то сказала сидящим за столом с ней гостям и с тихой улыбкой на устах покинула зал. Влад бессильно сжал руки в кулаки, стараясь унять сбившееся дыхание. Он понимал, что ей нужно побыть одной, успокоиться, но сердце не хотело соглашаться, сердце не могло оставаться равнодушным, наблюдая за Аниными душевными муками. Сердце болезненно и мучительно хотело биться в унисон рядом с ней.

С трудом выждав пять минут, он встал из-за стола и пошел за ней следом.

Она.

Аня пересекла длинный коридор, а затем, открыв стеклянные двери, ведущие на балкон, вышла на улицу. Холодный вечерний воздух зябко лег на голые плечи, и Аня судорожно глотнула ртом кислород, широко раскрыв слезящиеся глаза.

Именно за это она не любила такие мероприятия — за страх почувствовать себя абсолютно беспомощной и уязвимой на виду у всех. Никто не должен был видеть её слезы и её боль. Это было слишком личное и сокровенное, чтобы выносить на публику.

— Почему такая красивая женщина грустит в гордом одиночестве? — красноватый всполох выброшенной сигареты на миг осветил полумрак, и Аня с досадой поняла, что находится на террасе не одна. — Предлагаю объединить наши усилия и грустить вместе, — незнакомец сделал шаг навстречу Ане, выпустив изо рта струю сигаретного дыма.

— Простите, но я хотела бы побыть одна, — мягко осадила его Аня начиная злиться.

— Почему? — не понял тонкого намека мужчина. — Я — один, вы — одна. Одиночество вдвоем так символично, вам не кажется?

— Кажется, вас попросили уйти, — Аня вздрогнула, услышав за спиной такой знакомый — низкий, глубокий, с бархатными нотками фагота, голос Вольского.

…Только его здесь не хватало. Она просто хотела побыть одна. Подальше от посторонних глаз. Какого дьявола им всем от нее надо?