Там, где нет тебя

Спина взмокла, руки дрожали, а пульс бухал где-то в горле, словно отбойный молоток. Открывая глаза, она первым делом находила взглядом Вольского, и только когда убеждалась, что он цел, делала глубокий вдох.

Взбудораженная публика возбужденно шумела, что-то разгоряченно обсуждала в перерывах, а Ане почему-то казалось, что её вдруг выбросило из нормального, цивилизованного времени в какую-то дикую древность, когда жаждущая хлеба и зрелищ толпа развлекалась видом кровавой бойни на арене, так, словно пришла посмотреть красочный и захватывающий кинофильм.

От очередного сигнала, зовущего спортсменов к продолжению поединка, Аня конвульсивно вздрогнула, как от удара. Она чувствовала себя разбитой и измочаленной, будто та самая пресловутая боксерская груша. Безотчетно хотелось бежать без оглядки, подальше от шума, яркого света, и выворачивающей её наизнанку тревоги за Вольского.

В центре ринга внезапно началось стремительное движение, люди резко повыскакивали с мест, азартно перекрикивая друг друга, и Аня, сжавшись, словно пружина, закрыла глаза, чувствуя, что сейчас упадет в обморок от нервного перенапряжения.

…Господи, пожалуйста…Пожалуйста…

Она не знала о чем просила бога, просто отчаянно сжимала в ладони крестик и всем сердцем хотела, чтобы с Владом ничего не случилось.

Толпа вокруг беснуется и кричит, скандируя его имя, и так страшно… Господи, как же страшно…

Всеобщий непрекращающийся вопль становится просто оглушающим, и Аня, не осознавая, что происходит, открывает глаза…

Серце перестает биться, когда взгляд вылавливает распластавшуюся по настилу ринга фигуру мужчины, а затем заходится в бешеной агонии, после снизошедшего понимания, что это не Влад.

Вольский спокоен и невозмутим. С ленивой грацией хищника он двигается вдоль канатов, пока рефери, наклонившись над Джерингсом, громко считает десяти и Аня, совершенно не знающая правил бокса, каким-то наитием начинает чувствовать, что для Влада этот счет уже пустая формальность. Он знает, что он победил. Это так ясно и безошибочно читается на его лице, теперь вновь таком узнаваемо-любимом, с едва заметной улыбкой в углах губ и довольным блеском в глазах.

Так не к месту хочется расплакаться. Непонятно почему. То ли от отпустившего тело страха, и пришедшей ему на смену свинцовой усталости, словно это не Вольский, а она шесть раундов боксировала стокилограммового противника, то ли от тихой радости за то, что невозможный мужчина с глазами цвета грозового неба жив, здоров и, кажется, счастлив…

Нет, определенно счастлив, потому что рефери поднимает вверх руку Вольского, и зал аплодирует стоя, приветствуя победителя.

На ринг начинают выходить какие-то люди, обнимая и поздравляя Влада и в тесном квадрате теперь совершенно негде развернуться, но Вольский словно ледокол прокладывает себе путь к углу ограждения и, выпрыгнув на канаты, благодарит пришедших поболеть за него фанатов.

И только сейчас Аня начинает понимать, зачем пришла на это шоу, большую часть которого она просидела с закрытыми глазами, сходя с ума от страха. Ради этого момента: чтобы увидеть сияющие счастьем и торжеством глаза любимого человека, и почувствовать невероятную гордость за него — такого сильного, упрямо идущего к победе, и такого цельного мужчину.

Вольский развернулся к противоположной аудитории зала, и Аня стала торопливо пробираться к выходу. Она хотела выбраться отсюда побыстрей, пока все внимание было приковано к победителю. Было ли это трусостью с её стороны или она просто не желала мешать триумфу Влада, анализировать Аня не стала. Сейчас она просто хотела уйти потому что ужасно устала и потому, что глядя на целеустремленного и уверенного в себе Влада, она еще острее ощущала собственную слабость и растерянность, как и понимала то, что рядом с таким волевым мужчиной должна быть женщина ему под стать, а она совершенно не вписывалась в нарисованный в её голове образ подруги жизни Вольского.

Он

Вольский, выйдя из душа, расслабленно вытянув вперед ноги, сидел на скамейке, удовлетворенно кивая головой, собравшимся в раздевалке друзьям и членам его команды. В тесном помещении царила атмосфера веселья и праздника, и Влад чувствовал себя почти именинником, когда откупоривший бутылку шампанского Сэм, поднимал за него тост.

Теперь можно было расслабиться. Столько месяцев упорных тренировок и труда дали свой результат. За внешне кажущейся легкой, блистательной победой, скрывались титанические усилия и кропотливая, ежедневная работа над собой. Сейчас, спустя годы, Влад, вспоминая, как считал бокс тупым мордобоем, снисходительно улыбался. В боксе всегда побеждали умные и внимательные спортсмены, те, кто умел анализировать поведение и тактику противника, заставляя его играть по своим — неудобным правилам.

Джерингс был очень сильным бойцом, к тому же выше и крупнее Влада, что делало его еще и не очень удобным противником. Приходилось все время быстро двигаться, чтобы не дать возможности Алексу применять клинч. Такой захват не только, выбивал из колеи и отбирал инициативу на определённый промежуток времени, но и создавал дополнительную нагрузку на ноги, что усиливало и без того накопившуюся усталость. Любовь к клинчам сыграла с Джерингсом злую шутку. Влад, полгода изучавший его тактику по видеоматериалам, в первом же раунде поймал боксера джебом, выходя из захвата, а в шестом применил к клинчеру прием Вилли Льюиса, названный им «мышеловкой», очевидно, за схожесть с этой ловушкой. Сделав вид, что идет в клинч, Влад резко остановился, и нанес Джерингсу сильный апперкот в подбородок, после чего провел серию молниеносных ударов, послав противника в нокаут.

Это была его пятидесятая — юбилейная победа нокаутом, такая знаковая и такая долгожданная. И Влад разделяя общую радость друзей за него, тихо улыбался, потому что эта победа развязывала ему руки, открывая путь к той, мыслями о которой он бредил одинокими, безрадостными ночами.

Он собирался сделать Ане предложение. В кармане куртки лежало кольцо, которое Влад купил для Ани после того, как приехавшая в его тренировочный лагерь Сонька потребовала, чтобы он позвал тетю Аню замуж.

— Ты тут груши боксируешь, а я страдаю, потому что у меня нет ни братика, ни сестрички, — возмутилась девочка, едва успела переступить порог его тренировочного зала в Австрии.

Влад, весело хмурясь, усиленно пытался провести параллель между боксерской грушей и отсутствием у Лерки других детей, когда Сонька выдала очередную обвинительную тираду:

— Ты почему до сих пор тетю Аню замуж не позвал?

Вольский растерялся. Во-первых, потому что имя Ани всегда выбивало у него почву из-под ног, а во-вторых, совершенно не ожидал услышать от племянницы такое заявление.

— А должен был позвать? — Влад упер руки в перчатках в колени и, наклонившись к девочке, заглянул в её сверкающие глаза. — А вдруг она не захочет замуж?

— Захочет! — уверенно кивнула Соня. — Я её спрашивала.

— О чем ты её спрашивала? — сердце Влада выжидающе замерло, и после Сониного ответа стало колотиться в груди, как молот.

— У неё на ноутбуке ваши фотографии, — наивно сообщила девочка. — Вы там такие красивые, как жених и невеста. Вот я и сказала тете Анне, чтобы она за тебя выходила замуж, а она ответила, что ты её не звал замуж.

— Так и сказала? — Влад не мог остановить ползущую из углов губ улыбку и отделаться от ощущения, что хочет запрокинуть голову и громко рассмеяться от какого-то совершенно нереального чувства счастья.