Там избы ждут на курьих ножках...

«Идите за Мною и Я сделаю вас ловцами человеков… Я пришла не нарушить, Я пришла исполнить… А говорю вам… И объявлю вам… Приду и исцелю… Ибо Я пришла призвать не праведников, но грешников… Я кроткая и смиренная… Я пришла вразумить… Я пришла разделить… Я Дочь Отца и Матери… Я есмь Истина… Где Имя Мое, там Я… Вложите персты в мои ребра…»

Трижды оглянется Манька — а нету никого! И спросить-то не у кого, никто не видит, как Дьявола, лишь голая правда перед глазами, как ось, — и всяк утонул в ней, как во время потопа, и мыслит узехонько, штампами, прямою стезею, и ни влево его не повернуть, ни вправо.

Морщилась Манька, негодовала, но радиоэфир ей был недоступен. Не могла она Благодетельнице ответить. Да и надо ли? Она так считала: достоинства, если они есть, люди должны видеть, не стоит кричать о них на весь белый свет. По всем параметрам получалась, что она хоть и дура, но как бы умнее, ибо в речи Радиоведущей находила только недомыслие. И готовила уже не обличительную речь, а утешительную, чтобы государыня лучше бы о себе пеклась.

Настроит ее Дьявол на волну:

— Вот, Маня, Благодетелей тоже сознанием видят, — скажет. — Радио это не простое, окружает оно человека ореолом. И растворяюсь во свете ореола сего, и нет меня… Разве услышит человек мой голос, если еще сто пятьдесят каналов с ним откровенничают?! И не постыдить, не подсказать… Мы, Боги, чудными путями приходим — не спрячешься, не скроешься, говорим к человеку из среды его самого. А как он тебя услышит, если ты лишь на шести чувствах поднимаешься, в то время, как человек одесную Богочеловека, глазами его, зрит в корень паскудности твоей?! И далеко отстоит от ума своего, глаза у него в это время на лобном месте, Дьявол осуждающе качал головой. — Благодетели, Манька, благодатью на человеке лежат, а ты его ножом по сердцу!

— И ты?

— Ну… — разведет руками Дьявол. — Я не я, а без меня не обошлось бы… Я Закон утвердил? Утвердил! На скрижалях прописал? Прописал! Получается, причастен…

— А как же я вижу тебя?

— Ну, во-первых, открытое железо… А во-вторых, радио для тебя горькая пилюля — и не лечит. Я хоть ругаю, но не каждый раз. И потом, мы о живом говорим, а радио, обладая несомненной живучестью, мертво — это запись. Вот спроси у него, что на тебе надето — запнется, и будет молотить, выуживая слова от тебя самой. Или мои слова — поймает и вывернет. И получается, что говорить с человеком я могу, но редко и во вред, лицо мое от него скрыто, а слова падают в руку пастыря. И как хочет, так и расставит. И получается, что поднимаю против человека страшную силу.

— Но люди не глупые… Они не просто на веру берут, они размышляют. Правильно, не правильно, это другой вопрос. Перед глазами обман, опираются на него, но своей головой. И не всегда в убыток. Вот не заплатил человек за работу, разве плохо ему?

— А мыслительная материя — вода, — усмехался Дьявол. — В ней слов нет, но есть решение, которое умеет понять земля. И пьют, и умные, но не умнее воды и радио. Вор, он и есть вор.

— А почему я не могу воду пить?

— А тебя умные решения обходят стороной. Чуткий божок ее черпает, обученный всякой премудрости. И пускает воду по рукотворному руслу, где имени твоего нет.

И правда, Манька так и эдак пытала Благодетельницу — и нет слова, если не думает, если слушает, не подсказывая. Получалось у радиоведущей, как у Спасителя Йеси: все хорошо, что по вере и во имя, все плохо, что мимо. Никакой конкретики в словах не было, уточняющие вопросы у Благодетельницы вызывали слезу — не могла она и камень назвать камнем.

Но за тем и шла, чтобы ответить не тайно, а явно — как люди между собой разговаривают.

А еще становилось Маньке обидно, когда Дьявол прочитывал ей летописи на местности, рассказывая много разных историй, откуда взялись Благодетели. Истории были мало похожи на правду, люди помнили и про берега кисельные, и про печки с пирогами — но кто видел? И считали свою историю лживыми вымыслами, открещиваясь от нее руками и ногами, оправдываясь, что будто в то голодное и темное время, когда жил народ неразумный в домах сколоченных криво-косо, и безграмотный был, так что крышу придумать уже не мог, а только разве соломой застелить, будто жердей в лесу не умел нарубить, и доска у него не выстругивалась, а только на ставни, на лавки и на заборы, где бы мог щелкать семечки изо дня в день, каждый мечтал поесть пирогов досыта и попить молока с киселем — и придумывали люди сказки.

А по Дьяволу выходило, что не сказки.

— Сказки, не сказки, а сказка сказке рознь! Хитрые люди их слагали, — щурился он. — И у каждой сказки был свой автор, забытый за давностью лет…

Правдой историю своего народа люди помнили и чтили со слов:

И вот, решил Благодетель, что не искренно его любят люди — ибо Бог у народа был со многими лицами, но Благодетель в них не вписывался.

И тогда повелел он призвать со всех краев земли от каждой идеологии.

Богатая была земля государственная — и не преминули три церкви позариться. И пришли три старца от Отца, от Пророка Отца, и от Сына Отца. И стал Благодетель смотреть, где лучше всего уложился бы как Помазанник.

От Отца отказался сразу. Страшно ему стало, а вдруг Отец не признает его? Да и зачем ему десятина, если половину мог взять, а то и все?

Остановил взгляд на Пророке Отца и на Сыне Отца.

Обе церкви добрые, и народной любви много: не судись с начальством, не прекословь начальству, не отказывай начальству. Грозно посмотри на четыре стороны — и вот уже помазался, все как один рабы тебе. И грамоту знать не обязательно, Сын — неуч, и Пророк не лучше. У одного Царь — и есть Бог. Да какой! Дал рубль, а через неделю получите обратно десять! Не дают, бей до полусмерти и гнои в вонючей яме, где скрежет зубов, чтобы умнее в следующий раз были и умели рубль сделать червонцем. При ветхом Боге работали люди пять дней, на шестой учились, на седьмой отдыхали, иногда и среду, и пятницу Учителя искали, а зачем народу учиться, если Благодетель господин ученических дней?! Иди работай — и будет тебе! У второго мечеть запретная — не пойми, с какого боку на нее молиться…

Правда, церковь Пророка Отца разрешала иметь Благодетелю несколько жен и бить их плетьми за всякую провинность. Перед народом. Редкий мужик выдержит восемьдесят плетей, обычно на двадцатой испускал дух — и получалось, что как только надоест жена или кормить нечем, ты уже опять холостой. Перспектива была заманчивая.

Но церковь Сына Отца оказалась хитрее. Апостол Спасителя Йеси, из славного города Без Визы, привез с собою царскую дочь, красоты неописуемой. Бросилась она к ногам Благодетеля, перецеловала каждый пальчик и возопила:

«Да разве ж я ревнивая? Имей, сколько хочешь, и сама себя прокормлю! Ну не губи ты себя, к чему достоинство ранить, а ну как промахнутся?!»

И стала она первой Благодетельницей.

И так крестили народ силою, но добровольно, и после этого стал народ.

Манька ничего с собой поделать не могла, когда заполняла пробелы в познаниях, обнаруживая и тут противную Дьяволу неприязнь к Благодетелям.

— Вола что ли на закланье повели? — возмущалась она. — Что за народ такой, который убеждения меняет на убеждения по государственной необходимости? Умная мысль та, которая нравится или нет, правду в себе имеет! По идеологиям выходит, что не Правитель для народа, а народ для Правителя! Что значит: древнее прошло, теперь все новое? Мир другим стал, или звезды с орбит слетели? Или дожди идут по расписанию? А если не создали другую вселенную, зачем кричать, что новое?

И отвечал Дьявол:

— Каков народ, таков и Правитель! Каждый народ волен выбирать, кому кланяться! Потому и дура, что нет глубокой осознанности служения Благодетелям. Посмотри на себя — кому твоя жизнь в пример?

— Правильно, если Благодетели промеж собой человеку житья не дают! Все царства тебе были отданы, перешли к Спасителю, а боль как была, так и осталась.

— Но сама ты Благодетельницей торопилась бы стать, если бы житье у тебя было! К слову, у меня никто ничего не забирал! Была Бездна, и был я. И я решил, что меня не устраивает, что она есть. Я не смог Бездну превозмочь, но в результате получился добрый кусок земли. И Бездна сказала: с нею делай что хочешь, а я как была Небытием, так им и останусь. Много Благодетелей хотели бы поиметь этот славный слоеный пирог, но не расстраивайся, он никому не достанется.

— А раньше-то разве не было народа? Откуда взялся, когда крестили? Вот посмотри, все ж слова со смыслом: «изверг» — из веры гад вышел, «изувер» — из у веры стоит, «каравай» — кара в я наоборот началась, «свергнуть» — с веры гнуть, переубедить, «голова» — голо в а, нету никаких мыслей в начале, «бездна» — без дна, «выгода» — вы год, целый, законченный, «война» — в ой на, вы в дерьме, получите… Кто слова так умно складывал? Инопланетяне прилетели? — возмущалась Манька, сплевывая в сердцах. — Наверное, решили, что надо научить человека чему-нибудь умному. Не научили. Или научили на свою голову… Теперь носа не кажут… А я расхлебываю!