Там, куда я ухожу

– Куда ты сегодня ходил, когда мы были в торговом центре?

Даниил напрягся и впился взглядом в Алину.

– В каком это смысле?

– Я же видела, что ты не в «Эльдорадо» пошел. Он в другой стороне. Шпион из тебя так себе, скажу по-честному.

Тяжело выдохнув, Даниил едва сдержал нервозную улыбку.

– Зато из тебя отличный, – сказал он.

– Я не следила за тобой! – вновь возмутилась Алина. – И сейчас я просто спрашиваю, куда ты ходил. Потому что чувствую, когда мне недоговаривают, или просто откровенно лгут. Не только ты умеешь читать людей, дорогой!

– Терпеть не могу, когда ты называешь меня «дорогой», – выплеснул из себя Даниил и покачал головой, собираясь с мыслями. – Я был у журналиста по фамилии Молохов. Он написал большую статью. Ну, про убийство той девушки. Я надеялся выудить из него кое-какую информацию.

– И у тебя это получилось?

Даниил кивнул.

– Ее больше нет. Живи с этим, – медленно проговорил он.

Алина промолчала в ожидании пояснений, но Даниил не собирался продолжать.

– И что это значит? – наконец спросила она.

– Это то, что было написано в конверте. Тот, кто убил Машу Румянцеву, отослал такое письмо ее родителям. Отправителем указана погибшая. Очень похоже, что убийца просто наслаждается своим триумфом. Убивший из ревности, как правило, испытывает муки совести, – Даниил помедлил. – Вот и не стыкуется это как-то со всем остальным.

Он взял Алину за руку.

– Это займет максимум полдня. Узнаю, что они сами думают по этому поводу.

Электричка замедлила ход. В поле зрения появились люди на платформе и маленькое здание станции. Алина отвернулась от Даниила, посмотрела в окно.

Даниил воспользовался этим и поцеловал ее в щеку. Провел пальцами по ее волосам. Этого, и еще пары секунд на раздумья хватило для того, чтобы напряжение спало до необходимого минимума. Того минимума, который зачастую подпитывает отношения между любовниками.

– Если тебя к завтрашнему вечеру не будет, я точно пойду к этому шашлычнику Артуру, или как его там! – сказала она с улыбкой на лице. – Дорогой!

Даниил усмехнулся. Поцеловал ее в губы.

– Договорились. Дорогая.

12.

В доме родителей Марии Румянцевой пахло старостью. Даниилу много раз за время службы в органах приходилось вдыхать этот запах. То ли плесень, то ли старая одежда, или же запах немытых стариковских тел. Даниилу всегда сложно было описать, что это за запах такой. Просто старость. Просто запах, наводящий на мысли о том, что жизнь конечна, и что тело не всегда будет молодым и красивым, как бы ты ни обманывал себя на этот счет в свои двадцать лет.

Несмотря на запах, буквально стоявший пыльным туманом, в доме все еще сохранялся былой когда-то уют, да и родители погибшей девушки вовсе не были стариками. Да, возрастом немного за пятьдесят, но разве ж это старость?

На вопросы Даниила в основном отвечал отец Марии, Михаил Румянцев – коренастый мужчина с хорошей такой проседью и от природы печальными глазами. Даниилу даже подумалось во время общения с ним, что, быть может, люди с таким вот взглядом заранее знают, что жизнь в какой-то момент обернется кошмаром. Ждут наступления этого кошмара где-то на подсознательном уровне.

Еще он подумал о бывшей жене, но как-то мимолетно. Взгляд Ольги тоже казался ему печальным, но за той печалью всегда скрывалась что-то еще.

– Сергей не раз угрожал нам. Уже после того, как на его ферму нагрянули из ФСКН, – рассказывал Румянцев, сидя за столом и медленными глотками попивая чай. – Был уверен, что это мы на него настучали. Угрожал, да я ведь не боялся. Думал, сам за себя смогу постоять, если что случится. Ружье в доме имеется, и рука не дрогнет. Но он же… шакал. Замолчал сначала. Перестал пьяный к дому заявляться. К Маше перестал лезть. И тут дошел до точки.

Отец Марии говорил спокойным голосом, так, будто речь шла вовсе не о его дочери. Но взгляд то и дело убегал куда-то вдаль. Порой цеплялся за испещренные толстыми венами руки жены.

Рита Румянцева все время молчала, и лишь изредка поднимала взгляд на гостя. Аккуратный овал лица, высокие скулы. Даниил подумал, что в молодости она, должно быть, была чертовски красива. Но время брало свое, да и пережитое горе проявилось тяжелой синевой под глазами.

– Он тут недалеко живет. И магазин его прямо в селе находится, – продолжил говорить Румянцев. – Иной раз вижу его машину, и по голове будто обухом бьют. Вспоминаю ту ночь. А ведь стоило мне задержаться. Ближе подойти. Но нет же. Подумал, что дома ждут, что не мое это дело. Все мы так размышляем, пока дело нас лично не касается. Такое у людей… мироощущение.

– Вы не могли знать.

– Не мог. И это осознавать страшнее всего. Как будто нет жизни. Только смерть, которая дает немного времени просуществовать. Словно издевается. А потом отбирает самое ценное, что есть.

Даниил промолчал.

– В смерти есть что-то, чего люди никогда не поймут, – Румянцев провел рукой по груди и скривился так, будто ощутил боль. – Не поймут, пока живы.

Он отвлекся на шум и посмотрел в окно. Гремела цепью собака во дворе. Ее спокойствие нарушила проехавшая мимо старая «шестерка» с разбитой подвеской и бодрым шансоном, бившим из динамиков.

– Могу ли я узнать про письмо? – спросил Даниил, воспользовавшись возникшей паузой.

Румянцев отвлекся от окна. Посмотрел сначала на Даниила, а после – на жену, по-прежнему сохранявшую молчание.

– Журналист из Сочи по фамилии Молохов рассказал мне о нем, – пояснил Даниил. – И мне показалось странным…

– Этот сукин сын, – все так же спокойно сказал Румянцев. – Ну да, он всей стране готов растрепать о нашем горе. Вот что, Даниил: держитесь от него подальше, – он сжал массивный кулак, кашлянул. – Вы хороший человек, раз уж решились нам помочь. Я прожил на Севере без малого тридцать лет, и я все еще помню, какие там люди водятся. Но здесь… все иначе. Другие нравы. Ну а люди вроде Шаумяна ни перед чем не остановятся в своем желании уйти от наказания. И у них, как правило, есть на то все возможности. Дядю Сергея хорошо знают в Москве. А кто знает нас?

– Люди и здесь, и там всякие встречаются. Ну а нас кто знает? Да никто, по сути. Но ведь наказание должно оставаться равным преступлению.

– Должно, да так не работает. И как это вы сохранились идеалистом, да еще и в звании капитана? – с едва заметной издевкой спросил Румянцев. Осекся. – Я не имел в виду…

– Да все нормально, – махнул рукой Даниил. – К ментам у всех особое отношение. Даже у меня такое, – он усмехнулся. – Вполне заслуженное, как мне кажется. Тут ведь дело в другом.