Там, куда я ухожу

Но вот «ильюшин» вынырнул из облаков, и болтанка прекратилась так же резко, как и началась. Самолет продолжил набирать высоту. Петя отпустил мамину руку, и они переглянулись.

– Какие же у тебя красивые глаза, сыночка, – ласково сказала мама. – Они у тебя особенные. Глаза ангела.

Оба улыбнулись, смущенные, но довольные.

В половине девятого по местному времени экипаж начал выполнять заход на посадку. На высоте в три тысячи метров загорелся крайний правый – четвертый – двигатель. Как будет установлено в ходе расследования, причиной стала утечка масла – прорвалась трубка маслопровода из-за перегретого стартер-генератора.

На предпосадочной прямой пожар разгорелся настолько сильно, что двигатель отделился от крыла – и без того изношенные крепления попросту не выдержали. Возникла мощная вибрация, из-за которой нарушилась работа крайнего левого двигателя. Как следствие – падение силы тяги и резкое снижение. В такой ситуации у экипажа воздушного судна не было права на ошибку. Слаженность действий играла решающую роль.

Но ошибка была допущена.

Самолет совершил жесткую посадку в сотне метров от торца взлетно-посадочной полосы. Фюзеляж разломился на три части. Из-за того, что загоревшийся двигатель отделился от крыла еще во время полета, огонь не успел перекинуться на топливные баки.

В результате катастрофы самолета Ил-18 с бортовым номером СССР-75737 погибло двенадцать человек, среди которых – члены экипажа: летчик Широков В. М. и бортинженер Григорьев С. А., а также десять пассажиров из второго салона.

Часть первая. «Отпускные»

1.

Рокот автоматной очереди разнесся над пожелтевшей на исходе августа тундрой. Пули калибра 5.45 прошили обшивку фюзеляжа. То, что осталось от грозной махины.

Темнолицый опустил оружие – укороченный АКС-74 – и обернулся. В тишине природы он уловил неестественный звук. Его учили прислушиваться. Всегда и везде. Это умение не единожды спасало ему жизнь на войне. Минуло почти два десятка лет с момента вывода войск из Афганистана, но его слух был все так же остр.

Слух этот спас жизнь человека, сидевшего за рулем милицейского «уазика», который ехал по кособокой дороге в сторону кладбища авиационной техники. Пустырь посреди пустыря, с одним лишь отличием – тоннами покореженного металла, в силуэтах которого отчетливо угадывались самолеты и вертолеты ныне не существующей страны. Бортовые номера начинались с «СССР».

«Уазик» остановился на обочине. Заглушив двигатель, водитель выбрался из салона и достал из кармана пачку сигарет. Закурил.

– Переквалифицировался из убийцы собак в убийцу самолетов? – спросил он с едва уловимой усмешкой.

Среднего роста, широкоплечий. Одетый в кожаную куртку и джинсы. Темно-русые волосы были зачесаны назад и чуть набок, так что взгляду открывались небольшие залысины, очень естественные и хорошо дополнявшие строгое, будто топором высеченное лицо. Крепкую челюсть покрывала трехдневная щетина.

– Считай, что это мое хобби, – ответил Темнолицый с едва различимым акцентом коренного жителя Севера.

Собеседник приблизился к нему.

– Чем обязан, товарищ капитан? – спросил Темнолицый.

– Да на прогулку выбрался.

На контрасте со всей строгостью лица выделялись зеленые глаза капитана. Было в его взгляде что-то глубокое, но мягкое, будто бы обволакивающее.

– Отец мой разбился на такой вот махине, – сказал капитан, указав пальцем на изрешеченный пулями кусок фюзеляжа Ил-18. – Может даже это тот самый самолет. Черт знает. Тут бортового номера нет.

– Знаю я эту историю, Даниил. В восемьдесят шестом я пекся на солнце в Афгане. Слышал по радио. И про твоего отца слышал. Зря с ним так…

– Не тебе решать, зря, не зря, – сухо оборвал Даниил. – Случилось, и все тут. Он сам признал свою вину.

Темнолицый ничего не сказал. Вскинул автомат и дал короткую очередь по фюзеляжу.

– Нужно, чтобы ты дал показания в суде. Дело Трофимова, – продолжил Даниил, когда стих гром выстрелов. – Он отправится в тюрьму на всю оставшуюся жизнь. И потянет за собой ублюдков из «Kingston Gold». Ты мне в этом поможешь. Согласен?

Темнолицый усмехнулся.

– А есть еще варианты? – спросил он.

– Есть. Если хочешь лишиться своей игрушки, – ответил Даниил, указав пальцем на автомат.

Темнолицый, чуть подумав, кивнул. Расстегнул верхнюю пуговицу ватника.

– В конце сентября. В окружной столице, – добавил Даниил и крепко затянулся сигаретой.

– Слышал, ты в отпуск с понедельника?

– Да, сгоняю, пока есть время. Два года в этой чертовой дыре – слишком долго.

– Мне казалось, ты был рад вернуться в родные края.

Даниил пожал плечами.

– Там хорошо, где нас нет. Ну а меня сейчас нет на черноморском побережье. Неподалеку от Сочи. Местечко под названием Лазаревское. Бывал там?

Темнолицый усмехнулся.

– Из жарких мест только Афганистан знаю. Я всю жизнь провел здесь, в Заполярье, – он помедлил. – Есть места, которые никогда не отпускают. Да ты и сам прекрасно это знаешь.

Даниил знал, что возвращение в родной город спустя двадцать лет было, может, не самым лучшим решением в его жизни, но уж точно правильным. Так зачастую бывает, что «лучшее» и «правильное» не совпадают по своему наполнению. Как бы ты ни старался обмануть себя.

Вернувшись в город, окутанный легкой туманной дымкой, Даниил припарковал служебный «уазик» около отдела милиции – здания, выкрашенного в темно-зеленый цвет, с белыми колоннами, оттого так выделявшегося среди типовых пятиэтажек и кособоких «коробов». По пути ему встретились коллеги, курившие крепкие сигареты и столь же крепко обсуждавшие недавние события в Южной Осетии.

– Эй, Некрасов, – махнул Даниилу старлей Головин. – Надоел уже мельтешить тут. Сваливай в отпуск, трудяга чертов!

Даниил лишь усмехнулся в ответ, но промолчал. Вместо того, чтобы тратить энергию на слова, он подскочил к щуплому Головину сбоку и с легкостью обхватил его шею правой рукой. Тот машинально впился пальцами в предплечье Даниила.

– Ну что же ты, не рад меня видеть?! – усмехнулся Некрасов. – Соскучишься еще, старлей.

Отпустив коллегу, Даниил дружелюбно похлопал его по плечу. Тот в ответ кисло улыбнулся, потирая шею и едва сдерживая кашель.

– Ты надолго, Дань? – спросил куда более спокойный в поведении опер по фамилии Румынов. – Дело там одно есть. Может, подсобишь?

– Давай позже, ладно?

Не дожидаясь ответа, Даниил направился к дверям отдела. Знал, что на обратном пути вряд ли встретит Румынова, и некое «дело» отвалится само по себе.

Заскочить в кабинет на пару минут – разобраться с мелочами, дабы отправиться домой с легким чувством удовлетворенности. Через пару дней – в понедельник, день отнюдь не тяжелый – сесть в самолет. В столицу за девять часов, и уже там пересесть на поезд до Сочи…