Там, куда я ухожу
Шрифт:
Четкость собственных мыслей поражала Даниила (в хорошем смысле), но и немало страшила. Ему казалось, что он движется по узкому тоннелю. Пусть и хорошо освещенному, но слишком узкому. Стены как будто сдвигались с каждым шагом. Но что же, разве это вариант – оставаться на месте и ждать, что все решится само собой?
Рассмотрение дела Трофимова затянулось на полтора года. «Ублюдок сидит в одиночной камере в следственном изоляторе и ухмыляется, потому что мы слишком слабы, потому что не можем довести дело до конца, – размышлял Даниил. – Потому что есть закон, и вроде как нет никакой кровной мести.
Не проходило ни дня, чтобы у Даниила не возникало желания свернуть Трофимову шею. Порой он даже корил себя за то, что не решился на это, когда была реальная возможность. Когда Трофимов был еще так близко, на расстоянии вытянутой руки, но уже давал показания против Стивенсона и всей чертовой шайки из «Kingston Gold». Все они заслуживали сурового наказания.
Войдя в кабинет, Даниил чуть было не столкнулся со старшим сержантом Валерой Легким. Тот, похоже, куда-то спешил, но, увидев Некрасова, отступил на шаг в сторону.
– Я тебе папку одну передам, – с ходу начал Даниил. – Плевое дело. Почитаешь, все поймешь.
Он открыл ящик письменного стола, непривычно свободного от бумажных стопок и валящихся из пепельницы окурков. К чистоте на рабочем месте он себя приучал с конца прошлого года, но не всегда вспоминал, зачем ему эта самая чистота нужна. Ведь мысли должны располагаться в удобном для тебя порядке. С записями случай идентичный.
– Вот, держи, – сказал Даниил, протягивая коллеге тонкую папку серого цвета.
Глядя на стол Легкого, становилось понятно, что у старшего сержанта мысли больше походили на вычерченные под линеечку квадратики и прямоугольники. Молодой опер неплохо справлялся с обязанностями, которые на него возлагал Даниил, был аккуратен в общении с коллегами, норовист в разговорах с правонарушителями, но…
Для Даниила после смерти майора Евтушенко – Пал Палыча – всегда оставалось это самое но. И пусть майор был дотошным, порой просто невыносимым, но он был, что называется, своим в доску. С самого первого дня работы Даниил нашел в нем ту двойственность, которую по наитию искал во всех людях. Потому что сам был таким.
Валера Легкий был куда более простым человеком, и Даниилу стоило бы радоваться такому раскладу. Но нет. Не мог он привыкнуть к тому, что парень двадцати восьми лет занимает место Пал Палыча, пользуется его компьютером, да и вообще, пользуется той же пепельницей, которой когда-то пользовался майор.
– Хорошо, – кивнул Валера, быстрым взглядом пробежав по строчкам отчета. – Судя по всему, пропала женщина…
– Она год назад уехала, —сказал Даниил. – А этот Марков… он просто местный алкаш, который тоскует по старой любви. Ну ты понял суть, да?
Валера кивнул.
– Даниил Сергеич, может, тебя до аэропорта в понедельник подбросить? – спросил он чуть погодя.
– Во-первых, давай уже без вот этих вот «данииловсергеичей», ладно? Не старый я. Уже пять месяцев это дерьмо терплю, надоело. А во-вторых… нет, спасибо, меня приятель подбросит.
Легкий ничего не сказал, только пожал плечами.
Даниил закрыл ящик стола на замок, еще раз оглядел кабинет, припоминая, не забыл ли чего, а после направился к двери.
– Даниил, отчего ты меня так недолюбливаешь? – спросил Валера. – Я тебе что-то
плохое сделал? Вот честно.– Если уж честно, то для того, чтобы недолюбливать, поначалу нужно любить, – ответил, стоя в дверях, Некрасов. – Ну а мы тут не в куклы играем.
Он помедлил. Нахмурился.
– Короче, не бери в голову.
С этими словами Даниил вышел из кабинета и направился по темному коридору к полковнику Першину. Отчитаться пора. И валить уже.
Полковник встретил Даниила привычной хмурой миной. Внимательно посмотрел на вошедшего, поправил большие очки в роговой оправе. Одет он был, как и всегда, по форме, и эта самая форма была ему к лицу, молодила. Словно Першин нашел эликсир молодости.
– Отчаливаю, товарищ начальник, – стоя около дверей, с натугой, но весело сказал Даниил.
Не хотел он проходить за стол, садиться. Спешил, да и к полковнику отношение после событий, произошедших в конце января прошлого года, было двояким.
– Ты присядь, если не торопишься, – сказал Першин и указал на стул.
– Да вот тороплюсь.
– Ну тогда быстро поговорим. Присаживайся.
Понимая, что отвертеться не получится, Даниил сел на стул и закинул ногу на ногу.
– Я вот что хотел спросить, – подавшись чуть вперед, начал Першин. – Слышал, ты решил оставить работу в милиции.
Даниил нахмурился.
– То есть?
– Ну, ходят слухи, что ты на пост главы администрации метишь. Что неудивительно, на мой взгляд. Ты ведь в этом городе стал известным человеком. Да и книга…
В ответ Даниил не смог выдать ничего, кроме широкой улыбки. Едва сдержал смех. И даже не потому, что в какой-то момент Першин с его пышными усами стал напоминать ему Сталина. Черт, зачем вы отрастили усы, товарищ полковник?!
– Эти слухи распустил Головин. Шутник хренов, – сказал наконец Даниил. – А что по поводу книги, так я вроде как просто персонаж. С персонажей спрос какой? Живут себе своей жизнью. Подальше от бывших жен.
– Да уж, – Першин вскинул кустистые брови.
– Почему это вас так заинтересовало, товарищ полковник? – сменил веселье на серьезность Некрасов. – Не потому ли, что в друзьях с бывшим главой Гуриным были? Где он сейчас? На юге обустроился, слуга народа?
Даниил осознавал, что его понесло, да только вот накипело, наболело, и было уже все равно. Давно он хотел высказаться.
– Ты, Даня, параноиком стал, – спокойно сказал Першин. – Твои сомнения для меня не новость. Да, я знаю, что ты винишь меня в затягивании того дела. Будто я специально старался, ради Гурина. Будто это я виноват в гибели Пал Палыча.
Першин снял очки. Положил их на стол. Сложил пальцы в замок.
– Но вот что я тебе хочу сказать, салага. Слушай меня внимательно. Ты понятия не имеешь о том, что мне приходилось видеть здесь за тридцать пять лет тяжелой работы. Работы, которой я дорожу. Так что заканчивай приписывать мне грехи других.
Он снова помедлил.
Даниил хотел было вцепиться в эту паузу, но сдержал себя.
«Не зря ведь старался ты, Евгений Дмитриевич? – подумал он. – Ради еще одной звездочки можно было пожертвовать людьми, так? Оправданно! Ох, не верю я тебе, полковник! Доберусь я до тебя, сукин сын!»