Там, куда я ухожу
Шрифт:
– Развейся на юге, – продолжил Першин. – Отдохни головой как следует. Потому что иной раз очень сложно понять, кто твой друг, а кто – враг. А в нашей работе это жизненно важно.
На этом разговор был окончен. Не желая больше ничего говорить, Некрасов встал со стула и направился к двери.
– Хорошего отдыха, Даниил, – сказал Першин и махнул ему рукой.
«Спасибо, Иосиф Виссарионович», – проговорил про себя Даниил и вышел из кабинета.
2.
Вечер субботы Даниил провел, тягая железо в тренажерном зале. Хорошо проработал
Стоя после душа перед зеркалом, он внимательно смотрел на свое тело, но не с целью покрасоваться, а с желанием разглядеть изменения. И они определенно были. Лишнее на боках пропало, торс стал крепче, да и руки тоже. Молодые пацаны – из тех, что загоняют за спортивное питание и обильные тренировки – выглядели, пожалуй, куда более массивно в сравнении с Даниилом. Но какой смысл гнаться за ними? Для Даниила важно было лишь одно: он становился лучше самого себя прежнего. Он был уверен в этом.
И ведь для таких умозаключений действительно были причины. Он не пил уже полтора года. Пятьсот семьдесят четыре дня, если быть точнее. Жизнь с Алиной была в радость, потому и домой хотелось возвращаться, и думалось о будущем приятнее. В городе его знали. Но людское мнение так изменчиво.
Изменчиво. Проговаривая это слово снова и снова, Даниил надевал свитер поверх футболки. Вечер выдался холодным, потому он накинул куртку. Обулся. Застегнул спортивную сумку. Последнее, что он надел – это наручные часы марки Tissot. Подарок Ольги.
Дома было тепло и уютно. Руки Алины были теплыми.
– Молоко сейчас убежит! – вскрикнула она, чуть игриво, ведь Даниил прижался к ней сзади и провел руками по ее животу. По самому низу ее плоского сексуального животика.
– Зато ты не убежишь, – тихо произнес Даниил.
Она занималась готовкой, когда он вернулся домой с тренировки. Заправка для картофельного пюре обязательно должна быть горячей. Свиные отбивные – в хрустящей панировке. Тонко нарезаны ломтики сервелата. Свежий хлеб.
Все же, неверно говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Порой этот путь лежит через двадцать лет разлуки; через выжигающее душу расследование и долгие дни в камере предварительного заключения; через смерть близких. Ну а потом уже через совместные ужины и сон в одной постели. Через секс, в котором каждый дорожит наслаждением партнера. Через утренние часы выходных дней, когда по телевизору идет «Сто к одному», а по квартире разносится запах кофе.
– Как прошел твой день? – спросила Алина, убрав за ухо выбившуюся прядь темно-каштановых волос.
– Без криминала, к счастью, – выдохнув, ответил Даниил и присел на край стола. Достал из кармана мобильник и положил его на стол. – Но только я…
– Что?
– Похоже, мне придется остаться.
Алина развернулась. Пристально посмотрела
на Даниила.– Почему? – спросила она с привычным твердым спокойствием.
– Это из-за дела Трофимова. Похоже, суд переносят.
Снова молчание. Алина даже не нахмурилась – она просто смотрела Даниилу в глаза.
– И какой смысл мне ехать одной? – спросила она все так же спокойно.
В ответ Некрасов развел руками.
– Тебе нужен отдых.
– Да, и что же я там буду делать? В этом твоем Лазаревском, пропади оно пропадом! Мы же планы строили, и что, это уже не так важно?!
– Алина…
– Да какого черта?!
В ответ Даниил расплылся в улыбке.
– Чего ты лыбишься?! – не унималась Алина.
– Да пошутил я, родная.
Некрасов встал из-за стола и попытался обнять ее. Алина ускользнула от него и с силой стукнула по спине. Ловкая кошка.
– Придурок! – крикнула она.
Даниилу все же удалось обнять ее. Возможно, лишь потому, что она поддалась.
– Я бы не променял наш отпуск ни на что на свете.
– Молоко точно убежало…
– Да и черт с ним, с этим молоком.
Последовал долгий страстный поцелуй. Губы Алины показались Даниилу особенно сладкими. Ему уже не хотелось ужинать. Ему хотелось кое-чего другого.
Его руки блуждали под ее футболкой. Прикосновения возбуждали, и он чувствовал, как она твердеет в правильных местах. Наслаждался теплым дыханием, ласкающим шею.
Он усадил ее на кухонный стол и прижал к себе.
– Возьми меня… – на выдохе произнесла Алина.
Свет в комнате был погашен, шторы задвинуты, и только экран телевизора давал блеклый свет, нестабильный, то и дело взрывавшийся эпичными сценами голливудского боевика.
Подложив под голову подушку, Алина залипала в экран и думала о том, что «кино в 21:00 на СТС» за Полярным кругом почему-то крутят на два часа позже, а программа «Время» по «первому» начинается не в девять вечера, как, например, в Москве, а в десять.
Ей казалось странным, что она вообще думает об этом. Ведь есть записи телепередач, «сетка вещания» и еще какие-то понятия из мира телевизионщиков. Или вот еще занимательный факт: «прямой эфир» не в полном смысле прямой, ведь всегда есть отставание в несколько секунд.
Все эти копания в ненужной, но забившей далекие уголки памяти информации отвлекали ее от мысли, что Даниил не спит, хоть и притворяется. Что он о чем-то думает, глядя в окно, вот уже второй час. И методично отбивают ритм часы на его руке. Крепкие механические часы марки Tissot.
3.
Запись первая.
«Ее украденная красота»
С чего начать мою историю? Хороший вопрос…
Мне было двенадцать, когда я впервые спросил у приемной матери, почему она меня так сильно ненавидит. В этот момент в комнату ворвался Митя – разъяренный, раскрасневшийся лицом – и набросился на меня.
– А за что тебя любить?! – прокричал мне в ухо мой брат. Мой старший неродной брат. – Что ты сделал для этой семьи полезного?! Ты, мелкий ублюдок…