Там лилии цветут…

Деревянный Щелкунчик, Орех Кракатук, Мастер Дроссельмайер…

От сказки веяло странным, даже страшным. Крысиный Король полон ледяного коварства, Щелкунчик – жаркой отваги.

Там еще есть маленькая, милая девочка, она добра к Щелкунчику, жалеет его.

Но Алина почему-то представляла себя в детстве не золотоволосой Мари, а деревянной игрушкой с огромной челюстью. И очень сочувствовала Щелкунчику. Как это грустно и беспросветно – быть уродливым и деревянным!

О том, что можно стать такой красивой, как девочка Мари или мама, она и не помышляла!

Мысли о Щелкунчике были как нельзя кстати. Они великолепно отвлекали от утреннего происшествия.

Алина шла по осенней улице, наслаждаясь теплым ветерком в лицо. На небо, с утра безоблачное, натягивались темные облака. Сентябрь радовал «бабьим летом». А в Болгарии, например, оно называется «цыганским». Алина вспомнила цыганку, вздохнула – как здорово быть такой бесстрашной. Силком остановила мысли, норовившие после цыганки уйти к пруду с лилиями.

Возле школьной котельной кучковались мальчишки, хихикали, толкали друг друга. Ясное дело, курят.

Обычно она не слишком ввязывалась в воспитательные дела. Но сегодня очень хотелось с кем-то поговорить. О чем угодно, лишь бы убрать послевкусие от страшной находки.

У котельной стояли шестиклассники – самый вредный возраст. Подходя, она учуяла запах дрянного табака. Травятся смолами и табачным мусором!

– Доброе утро!

В руках у мальчишек сигарет не было, но дымом от них тянуло явственно,

– Здрасьте, Алина Сергеевна!

– Курим, значит?

– Не-не! Просто стоим, разговариваем.

Мальчишки прятали ухмылки в пробивающиеся усики. Они не были злыми, но раскалываться перед училкой не собирались.

– Вы думаете, когда курите, выглядите взрослыми?

Они молчали, отворачивались.

– Нет, взрослыми вы можете стать, когда примете ответственность за все то дерьмо, которое происходит в вашей жизни. Как бы пафосно это ни звучало.

Она говорила с ними, как со взрослыми. 13 лет – это ушлый подросток, притворяющийся ребенком. И всё они понимают.

– Фу, Алина Сергеевна, дерьмооо.. – протянул самый красивый мальчишка.

– Ах, пардон, – сказала Алина, – Джентльмены в шоке? Джентльмены не какают? Они инопланетяне?

Мальчишки смеялись и смотрели одобрительно.

– Ладно, меняем слово «дерьмо» на «фекалии».

Мальчишки закатились, самый смешливый сложился пополам.

– Я рада, что развеселила вас! Но в моей фразе главным было не это нехорошее слово. А какое?

– Ответственность. – сказал самый умненький с ироничными темными глазами. Он не хохотал, как прочие. Просто улыбался.

– Воооот.

Алина развернулась и пошла к школе. Ее, один за другим, обогнали те же мальчишки, Улыбались, в лицо заглядывали. Дешевым табаком от них разило на пару метров.

Она им тоже улыбалась одобрительно. На пару часов их юные легкие спасены. Она сделала, что могла.

В учительской пахло кольдкремом. Мама так называла немецкую жирную субстанцию в стеклянной банке с синей наклейкой, стоящую на туалетном столике.

Точно такой же запах, по мнению Алины, у всех современных питательных кремов. И есть у нее подозрения, что делают их из тех же ингредиентов, что и сто, пятьдесят, двадцать лет назад.

Аромат напомнил красивую маму, воспоминание одновременно успокоило и вызвало тревогу. Появилось сильное желание быть лучше, стараться старательней, лезть из кожи вон, чтобы мама заметила и похвалила.

Алина одернула себя. Мамы давно нет – уже не похвалит. И нечего об этом мечтать.

В учительской разговаривали математик Леонид Анатольевич и химичка Татьяна Игоревна.

Математик напоминал отважного витязя: мягкая русая бородка, рост под сто девяносто, большие руки и ноги, нос с благородной горбинкой.

Но впечатление не соответствовало истине. Благородство в красавце-математике полностью отсутствовало. Леониду Анатольевичу недавно стукнуло шестьдесят и всю жизнь он жил с мамой – строгим бухгалтером. Мама уже не выходила из дома и все хозяйственные дела падали на плечи лже-витязя.

Математик имел склочный бабий характер, брался за все подработки и кружки, какие могли принести лишнюю копейку. Вел шахматный кружок, за который платили родители школьников. И, как рассказывала Алине ее подружайка – Татьяна Игоревна, чтобы купить лампочку подешевле, обходил все ближайшие электротовары в радиусе двадцати километров.

Длинные ноги в истрепанных по низу брюках математик-шахматист вытянул в проход. В этих штанах он ходил последние двадцать лет осенью и весной. Зимой менял их на суконные, крепкие, несносимые.

– Так что, кто будет покупать на Новый год ананасы – верхушки мне, – Услышала Алина, входя в учительскую.

– Да, что вы, Леонид Анатольевич, какие ананасы? – Татьяна Игоревна, лучшая ее подружка, глянула на Алину и закатила глаза.

Преподавательница химии обладала пышным бюстом и большими коровьими глазами с нарощенными ресницами. Все перемены она проводила в учительской, потому что здесь наличествовали чай и сладости, до каких она была великая охотница.

Обычно ногти у нее имели устрашающий размер, но последнее время она стригла их коротко и покрывала розовым лаком.

Это весьма странно, потому что для ловли женихов Татьяна использовала их, как приманку. Однажды на почте ее закадрил фетишист, для которого ногти были триггером.

Он жарко нашептывал ей в ухо, как мечтает, чтоб она впилась ему в спину своими ногтями. И она отдалась ему в кустах, о чем рассказывала Алине в подробностях, закатывая огромные глаза. Алине везет на таких подружек. Интересно, почему?

С момента встречи с фетишистом ногти были постоянным оружием Татьяны Игоревны. Но уже несколько месяцев, как у нее появился новый кавалер, и, видимо, ногти он любил вот такие – розовенькие.

Татьяна Игоревна как раз пережевывала очередную плюшку и подмигнула вошедшей Алине, продолжая троллить математика.

– Мы уж по старинке, Леонид Анатольевич: оливье, селедка под шубой, торт «Наполеон».

– Но ведь нужны же фрукты на праздничный стол! – воскликнул шахматист-онанист, как Татьяна Игоревна величала математика в разговорах с Алиной с глазу на глаз. Бледная кожа математика чуть порозовела,