Там, за Невидимым Пределом

Из одного такого похода не вернулся отец. В памяти Русана остались только светлая курчавая борода и огромные руки, которые словно пушинку, подхватывали сына и поднимали вверх. Глаз отца Русан не помнил, но ему казалось, что они были такими же голубовато-серыми и добрыми, как глаза матери.

Как всякий загорский мальчишка, Русан мечтал встретиться со скипом лицом к лицу, взмахнуть мечом, как учил отец. Победа будет трудной, но скип запросит пощады. Как рассказывали старшие, степняки настолько же умело сражаются в бою, насколько хитрят и унижаются после битвы.

Трое скипов ворвались во двор Черпухи. На снег выскочил дядя Квыря без тулупа и в лаптях. Его тут же рубанули кривой саблей, и на снег хлынула дымящаяся кровь. Клинок прошёл наискось от шеи до груди. Корова тётки Черпухи с надрывом мычала: скипы успели поджечь хлев и теперь выгоняли скотину на улицу.

– Одевайся, – прошептала Ровченя сыну.

Русан не шевельнулся.

– Одевайся, я сказала! – повысила голос мать.

Резкий звук привёл Русана в себя.

– Быстрее, – подгоняла Ровченя, разворачивая завёрнутый в тряпку меч. Твёрдыми скупыми движениями она выдвинула лезвие из ножен и взглянула на сына.

– Оделся? Теперь еда!

Русан не успел сообразить, что к чему, а мать уже набила котомку хлебом, репой и сунула в руки крынку мёда.

– Быстрее в подпол! – поторопила она.

– Мам, а ты? – удивился мальчик.

– Может, свидимся! – произнесла Ровченя, вглядываясь в глаза Русану. – Ну давай, сынок.

Женщина взялась за кольцо люка в полу.

– Нет! – Русан схватил топор. – Мы будем драться вместе!

Звонкие крики врагов слышались во дворе. Из сеней раздался топот множества ног и звон падающих вёдер. В избу вбежала толпа хрипящих скипов.

– Какой красивий женщин! – произнёс один из нападавших, ломая язык на загорских словах.

Ровченя выхватила меч и отступила в угол, Русан с ней. Смех среди скипов прекратился: это у них, на юге, женщины – только слуги мужчин и кроме очага да базара ничего не знают.

Вскрикнув, степняк рванулся вперёд. Сабля и меч лязгнули друг о друга. Через мгновение скип взревел от промаха и снова бросился в бой. Он и представить не мог, что женщина может так умело обращаться с оружием. Новая атака не достигла цели. Мужественная загорка, перебирая рукоять меча в руках, прожигала врага полными ненависти глазами. Рядом ощетинившимся волчонком смотрел Русан.

Скипы посовещались, и озверевшая толпа устремилась на мать с сыном. Первый нападавший напоролся на меч Ровчени. Русан взмахнул топором. Тело врага грузно рухнуло на пол. Второй скип, брызгая кровью, повалился на колени. Из-под тела медленно расширялась кровавая лужа.

Русан хорошо запомнил только этих двоих. Что было дальше, он помнил смутно. В углу избы с мечом в руках, как-то неудобно подтянув ноги, лежало тело в материной душегрейке. Руки Ровчени сжимали обагрённый клинок. Рядом в кровавом месиве корчились смертельно раненые скипы.

Чья-то рука рванула Русана за воротник. Мальчишку, залитого чужой кровью, выволокли наружу и стали трясти за плечи. Маленький загорец изловчился и вцепился зубами в волосатую руку. Скип взвыл от боли. Сильнейший удар в ухо сбил Русана с ног. Сознание помутилось, нахлынула темнота.

Глава 4

Сердце Эншехира возликовало, когда он ступил на Калиновский берег. На непроницаемом лице холодно сверкали глаза. Властным жестом хан подозвал тысяцкого.

– Что в Кумогорах?

– Одни трупы, – ответил тот. – Загорцы все полегли. Раненых добивают.

– Наших много осталось?

– Несколько десятков.

Сопровождаемый слугами, Эншехир поднялся по откосу к распахнутым настежь воротам. Столица повержена, но торжествовать не время – надо укрепить завоёванное. Внимание хана привлекли фигурки всадников на опушке леса. Верховые неслись к Кумогорам, их было не меньше сотни. Из-под копыт поднимались облачка пыли.

– Кто такие? – ткнул плетью хан в их сторону.

– Должно быть, остатки кумогорцев, – предположил тысяцкий.

– От крепости в лес никто не уходил, – припомнил Эншехир.

Радость в сердце хана померкла. Что-то ему подсказало, что победа ещё не одержана.

– К бою! – скомандовал он.

Степняки обнажили клинки.

– Засадные силы? – спросил тысяцкий.

Это была не засада. Всадники приблизились, и стало ясно, что это лесные разбойники.

– Если кумогорцы так бились, то чего ждать от бандитов? – прошептал хан.

Верховые с неистовой мощью врубились в толпу захватчиков, споро оттеснили её в сторону и направили коней к закрывающимся воротам Кумогор. Выпущенные игмедами стрелы поразили немногих: конный натиск был отчаянно стремителен.

Среди нападавших выделялся звероподобный мужик с растрёпанной бородой, сломанным в драке носом и нависшими кустами бровей. Богатый кафтан выдавал в нём атамана дикой ватаги. В левом ухе сияла золотая серьга.

– Быстрее! – подгонял Эншехир солдат, навалившихся на толстые воротины, но вихрем подлетевшие разбойники не дали их закрыть.

– Что, собаки, кровушки загорской понюхать пришли? – орал главарь, размахивая саблей.

Разбойники горохом рассыпались внутри города. Опытные в сражениях игмеды пытались создать подобие строя.

– Дикость загорская! – выругался Эншехир. – Оборванцы навязывают нам бой.

Кто навязывает противнику своё видение сражения, тот его и выигрывает. Кто смел, тот за двоих съел. До заката сотня лесных бродяг расправилась с завоевателями.

Время и пространство зависят друг от друга. Учёные мужи веками бьются над их взаимосвязью, но истина проста: чем быстрее двигаешься, тем большее пространство захватываешь.

Бандиты устроились на скамье у княжеского терема.

– Оно и не холодно! – с ухмылкой на изуродованном лице воскликнул Серьга. – Как думаешь, Скобей?

– Ратный труд согревает, – загоготал в ответ верзила.

Младший в семье, где семеро по лавкам, Скобей десятилетним мальчонкой уже помогал в большом хозяйстве: копался в огороде и таскал воду в ведёрках, которые для него смастерил отец. Когда пришло время жениться, приглядел Скобей в Тороме невесту. Торома – маленькая весь в двух днях пути от его деревни. Два дня для Загорья – не расстояние.