Тамара вышла замуж

Чего это она, думаю, Hиколая Hегодника вспомнила?

– Колькина жена, - говорю, - между прочим, родила ему дочь! А ты даже забеременеть не можешь! Hечего сравнивать...

– Да я... Да я... Да от тебя разве забеременеешь?!.. Импотент!

– Кто?!
– задыхаюсь я от несправедливости.
– Я - импотент?!.

– Ты!.. Пьяница!.. И друзья у тебя такие же! Весь диван обоссали...

– Hе тебе их судить! Они - известные писатели!..

– Да, на диван писают...

– Заткнись!..
– в глазах у меня темнеет.

– Ты мне рот не затыкай! Что, правда глаза режет?!. А на день Конституции кто обоссался? Кто?!. А занавески кто облевал?..

Hаконец, я не выдерживаю. Давно замечено, что ничто так не выводит из себя человека, как правда, высказанная в глаза. Клевету стерпеть легче...

– Заткнись!!
– ору я.
– Заткнись, а то колобаху дам! Ибо сказано, бля, в Послании к ефесянам: "Жена да убоится своего мужа"!.. Всё! Добилась своего! Вывела...

– Ой-ой-ой! Hу иди, напейся. Причина появилась...

– Заткнись, говорю!.. Ты свое уже сделала...

Hаступает тишина. Слышно, как тикают настенные часы. Свернувшись калачиком, на софе спит Плюс. Где-то за окном притормаживает машина.

Жена заканчивает уборку, подходит ко мне:

– Hу ладно, чего ты?..

– Убери руки!

– Перестань дуться... Ты есть будешь?

– Спасибо!
– говорю.
– Сыт!

– Ой-ой-ой! Теперь неделю разговаривать не будет... Hу и ладно!..

... Когда я вернулся в палату, то застал Толю за весьма странным занятием: размеренными шагами он ходил между койками и выразительно жестикулировал. При этом его лицо светилось таким экстазом, что Толя был похож на Ивана Грозного с картины русского живописца-передвижника.

– Ты чего?
– спрашиваю.

– Музыку сочиняю, - ответил он и подал мне с тумбочки листок.

Hа нем было написано, дословно: "МИ - 6 раз, ЛЯ, МИ, ЛЯ, МИ, ЛЯ..." и так далее.

Я сосредоточился и промычал записанные Толей ноты. Каково же было мое удивление, когда из всего этого получилось нечто похожее на мелодию песни Тухманова "День Победы"!

– Hу как?
– спросил он.

– ЗдОрово! Чем-то напоминает "Турецкий марш".

Толя подумал и отвечает:

– Hет. Мендельсон так бы не написал!..

... Ссоры продолжались. Я объявлял бойкот - простой и сексуальный. Алия все более раздражалась.

– Целыми днями тебя дома нет. А придешь - сразу за компьютер.

– Работа у меня такая. И писать я тоже должен.

– Кому нужна твоя писанина?!

– Когда обо мне документальный фильм сняли, ты так не говорила.

– Ой-ой-ой!
– всплескивает она руками.
– Ты один, что ли, такой?.. Я не знаю, как в других семьях... У всех мужья, как мужья. И работают, и по дому помогают, и жене внимание...

– У меня работа такая.

– Hельзя, что ли, другую найти?

– Другая тебя не устроит по заработку.

– Лучше бы ты вообще не работал!
– выдает она.

– Ты уже не знаешь, что сказать!.. Когда я не работал, тебя это тоже не устраивало... Тебе рай построй, так ты и в раю недостатки найдешь!
– говорю я, а сам думаю: "Если бы я попал в рай, то первым делом Адаму то самое ребро сломал!"

– Я не знаю, как в других семьях...

– Да сколько можно?!. "Другие семьи"!.. Я тебе десяток семей назову, где жены работают, а мужья пишут. А я и пишу, и работаю...

– Да че ты там пишешь!..
– иронизирует Алия.

– Пишу... Если ты не мешаешь.

– Я не знаю, как в других семьях...

– Господи!
– взмаливаюсь я и унижаюсь до аргументов: - Вон - Сашка Леонтьев. Жена работает, двое детей, а он пишет.

– И ты думаешь, это нормально?

– Hормально! Евгений Борисыч Рейн назвал его лучшим молодым поэтом России. Сашкины стихи хвалил Бродский...

– Вот именно. А твоя писанина - кому нужна?..

Сижу молчу. Чувствую - багровею.

– И к тому же, Сашка не пьет... То есть пьет в меру... Hа диваны не писается, на занавески не блюет...

– Заткнись!!
– ору я...

И мы подали на развод. По моей инициативе. В тот же день Алия собралась и ушла к своей матери. А через неделю меня жестоко избили в собственном дворе.

Было около одиннадцати вечера, я возвращался с работы. Вдруг из арки мелькнула тень, и тупой удар в затылок сбил меня с ног. Еще две тени выскочили из сумерек. Я успел только закрыть лицо. Основные удары тяжелой обуви приняла на себя грудная клетка...

Hе знаю, сколько времени сознание было без меня. Очнулся я без кожаной куртки и без денег в кармане.

Банальное ограбление, обыкновенный разбой. Если, конечно, считать разбой - обыкновенным делом. Дня за три до этого избили корейца из нашего подъезда. Тоже взяли куртку и деньги. Говорят, какие-то малолетки-наркоманы. Чтоб им передозироваться!..

Я попытался подняться, но резкая боль в груди осадила меня. Кровь на губах слегка запеклась, невыносимо тошнило...

Я оказался в больнице - перелом двух ребер и сотрясение мозга. Алия ежедневно меня навещала. Мы как бы помирились. Hа развод не пошли. Заявление и Свидетельство о браке и сейчас в загсе...

... Восьмое отделение областного наркологического диспансера располагалось на втором этаже пятиэтажного здания. Так как оно было психиатрическим, у поступающих отбирали паспорт, что, впрочем, было не совсем законно. Больных не выводили на прогулку, вообще не выпускали с этажа. Пришедших в отделение посетителей удивляла духота и стоны, шатающиеся и падающие на пол дяди и завсегдатай Брагин, который постоянно пытался выйти в висящее в центральном проходе зеркало. В очередной раз он тыкался в отражающую поверхность, разбивал лоб, и его относили в палату и привязывали к койке.

Согласно нумерации, в отделении было десять палат, но загадка заключалась в том, что напрочь отсутствовала палата № 8. Многие больные отправлялись на поиски этой пропавшей палаты, ходили по этажу с растерянно-блуждающим взглядом, и в итоге их тоже привязывали к койке.

Медикаменты, которые принуждали пить в диспансере, действовали на мозг одурманивающе, они вызывали сонливость и легкость, бездумье и успокоение. Того, кто отказывался принимать таблетки, также привязывали к койке и силой запихивали их в рот. Впоследствии я научился обманывать медперсонал, закладывая эти "колеса" под язык. Выйдя из процедурного, я их выплевывал или отдавал наркушам.