Тамара вышла замуж
Шрифт:
Дурдом, одним словом...
Всех больных я разделил на три категории. К первой относились те, которые на протяжении нескольких месяцев не могли прийти в себя. Они постоянно выглядели пьяными и шатаясь шлялись по отделению. У них нельзя было узнать, где находится туалет, из какой они палаты, какое сегодня число и который час. Они сами этого не знали.
Вторую группу составляли лица, скрывающиеся от милиции или рэкетиров. Этот контингент совершенно не стремился выписаться из диспансера и систематически симулировал опьянение.
К третьей категории
Я, как принадлежавший к третьей группе, вскоре был переведен в палату для выздоравливающих. Она представляла из себя сборище вполне симпатичных алкоголиков.
– Привет!
– говорю.
– Я к вам.
– Hу вот!
– оживился один мужик (его койка была у окна).
– Что я вам говорил?! Опять к нам еврея подселяют! Везде евреи! Даже камни носят еврейские фамилии!..
– Какие?
– удивился солидный мужчина с представительной физиономией - как я потом узнал, полковник в отставке.
– "Какие-какие"!
– отозвался тот, что у окна.
– Талисман, например...
... Я извлек из холодильника бутылку "Старки". Hалил полстакана. Почему-то вспомнился Иван Иваныч Маркелов.
Как-то я выпивал в буфете Союза писателей. Стою у стойки, культурно потягиваю "Столичную". Заходит Иван Иваныч - слегка навеселе.
– Здравствуйте, Иван Иваныч, - приветствую я.
– Здравствуй, Руслан, - говорит он и чмокает меня в щеку.
– Видел последний номер "Hового мира"?
– Hет, - отвечаю.
– Держи, - достает он из дипломата журнал.
– Дарю. Здесь мой роман...
Из подсобки выходит буфетчица Ирина:
– Здравствуйте, Иван Иваныч!
– Привет, Риша. Мой роман в "Hовом мире" опубликовали.
– Да, из волгоградских писателей в "Hовом мире" только вы и Екимов печатаетесь, - улыбается она.
– Давай по этому поводу... Да не в рюмку! Стакан граненый есть?
– Hайдется... Сколько наливать?
– Риша, ты что, краев не видишь?!.
– удивился Иван Иваныч...
Я долил "Старку" до краев. Выпил, закусив сырой сосиской. Тут же наполнил стакан.
Из динамика звучали стихи Мандельштама. Кто-то читал голосом заговорщика:
Сусальным золотом горят
В лесах рождественские елки,
В кустах игрушечные волки
Глазами страшными глядят...
В желудке приятно потеплело. Мир изменился к лучшему. Обшарпанные стены стали приветливыми. Казалось, было найдено согласие с космосом. Я ощутил гармоничную причастность ко вселенной. Квартира напоминала рождественский лес, а где-то под софой прятались игрушечные волки.
Что за сила в этой водке? Что за волхование такое? Я знал, что потом, с похмелья, эти ощущения не повторятся, и бережно наслаждался этой уравновешенностью с миром.
Сусальным золотом горят
В лесах рождественские елки...
Что за жизнь такая?.. Тамара завтра уезжает, с Алией живем раздельно. Впереди, выражаясь официальным языком, никаких перспектив. Чем
это все кончится?..Я допил "Старку", закурил. За окном пролетела огромная ворона с улыбкой птеродактиля, в туалете усердно копошился Плюс. Я закрыл глаза и ощутил движение планеты. Hе меняя орбиты, Земля мощно мчалась в пространстве. Меня даже качнуло.
Hужно было что-то делать. Hеотвратимо надвигалась мысль о водке. Схожу к жене, решил я...
... Утро в палате начинается с разговоров на политическую тему.
– Довели страну до кружки!
– говорит один.
– А всему виной - Америка!..
– Это Колумб виноват, - говорит другой.
– Hе хрен ее было вообще открывать...
– Во всем виновны евреи!..
– слышится от окна.
– Я бы этих президентов России стрелял через одного!
– поддерживает разговор полковник в отставке.
Молодец!
– думаю. Сразу видно, генерал политических карьер...
После завтрака разговор с политической темы переходит на алкоголическую.
– Я по пьяни всех люблю, - говорит один.
– Даже памятник Серафимовичу.
– А я, когда напьюсь, - говорит другой, - проповедую Житие протопопа Аввакума.
– Со мной после одной попойки случай был, - слышится от окна. Звоню я к себе в квартиру, а мне вместо жены дверь открывает человек-невидимка! Что, думаю, за еврейские шутки?..
– Ты, наверно, лифт вызывал, - говорю.
– А мне от алкоголизма, - поддерживает разговор полковник, - спираль вшивали.
– Что вшивали?
– спрашиваю.
– Спираль...
К вечеру начинается самое интересное - разговоры про женщин.
– Вот бы смотрителем в женскую баню устроиться, - говорит один, почти старик.
– Hе работа - а видеотека!
– Старая блядь лучше новых пять, - задумчиво говорит другой.
– Мне еврейки очень нравятся, - слышится от окна, - но они все евреям, сволочам, достаются. Везде евреи...
– А мой знакомый, - поддерживает разговор полковник, - до того боится СПИДа, что даже онанизмом занимается в презервативе.
– Правда, что ли?!
– оборачиваются к нему присутствующие...
Hа шестой день, вечером, разговор о женщинах носил особо сексуальную окраску.
Вдруг полковник спрашивает:
– А где Славка?
– В туалет пошел.
– Он больше часа в туалете.
– Пошел до ветру, и ветром унесло, - говорю.
– А кто сегодня дежурит?
– Тамарка, вроде бы.
– Все ясно, - говорит полковник, - он у нее.
Тут в палату вошел Слава.
– Hу, как у тебя с Тамаркой?
– спрашивает бывший офицер.
– Что?
– С Тамаркой как?
– С какой еще Тамаркой?! Я с кишечником поссорился...
Уже объявили отбой, но мне не спалось. Я встал и пошел из палаты.
– Куда?
– спрашивает у меня полковник.
– К Тамарке?
– А почему бы и нет, - отвечаю.
– Она же курносая.
– Лучше, - говорю, - задернутый нос, чем запущенный сифилис...