Танцующая с волками
Шрифт:
– Мы столкнулись с ней пару недель назад, Анна сказала, что ты не возвращалась.
– Конечно, зачем ей подставляться? По регламенту она должна была задержать меня до суда. Хотя ты и сам знаешь все порядки.
– И ты решила жить здесь? Одна? – Ульрих едва не захлебнулся от возмущения.
– Временно. Я планирую перебраться в Хиллхант. – Оливия покосилась на тарелку, которую он пододвинул в её сторону.
– Хиллхант? Этот город находится в паре сотен километров от нас.
– И что?
– Ты издеваешься? Дорога пролегает через лес, стаи диких нападают и уничтожают целые отряды вооруженных охотников, а ты хочешь идти
– Напомнить, благодаря кому я осталась за воротами одна? Благодаря кому я лишилась отца и друзей? – Её голос нервно завибрировал, срываясь на отчаянный шёпот.
– Я не…
– Пошёл вон.
– Лив…
– Выметайся, – закричала она, с размаха швырнув тарелку на пол, – и больше не смей сюда приходить!
Ульрих скривился, сдерживая раздражение. Наверное, Оливия была единственным человеком, кто смел говорить с ним в таком тоне без последствий. Не желая испытывать собственную выдержку, он закинул рюкзак на плечо и направился к выходу, но в дверях вдруг остановился и, насмешливо глядя на ягоды, высыпанные на стол, сказал:
– На твоем месте я бы не стал это есть. Пронесёт.
Ульрих подбросил ещё одно полено в камин и выпрямился: комнату наконец окутало тепло. Дров в ящике должно было хватить на день, а дровник за домом он наполнит завтра ночью.
За спиной раздался слабый стон, и он обернулся. Оливия перевернулась на другой бок, сбросив половину покрывала на пол. Ульрих невольно улыбнулся: съёжившись на небольшом диване и подложив ладони под щёку, она выглядела хрупкой и беззащитной. Он и правда видел её такой, даже когда она пыталась доказать обратное.
Несмотря на все угрозы, он не мог оставить Оливию одну в лесу. По его приказу дикие из стаи не приближались к домику, с тех пор как там поселилась охотница, и следили за территорией на случай появления непрошеных гостей. Но сам он набрался смелости навестить её лишь спустя пару недель после их разговора и тут же был отправлен восвояси, однако не оставил попыток помочь.
Так каждое утро Оливия стала находить сухие крепкие ветки недалеко от крыльца, а в неверно расставленные силки порой «попадался» домашний кролик с уже свёрнутой шеей.
Но когда в один из дней Оливия не показалась из дома, Ульрих заволновался.
Он нашёл её на диване в гостиной перед остывшим камином. Укутавшись в тонкое покрывало, она дрожала от озноба даже во сне. Щёки и лоб пылали, но уже не от злости на Альфу.
Поправив плед, он склонился над спящей охотницей, чтобы сменить компресс, и вдруг замер, прислушиваясь. Этот звук невозможно было спутать с треском поленьев или шумом ветра в трубе. В ночной тишине, сквозь размеренное дыхание Оливии, он отчётливо слышал ещё один торопливый стук, словно у неё было два сердца.
Глава 13
Утреннее солнце настырно жгло сквозь закрытые веки. Всё тело ломило, голову словно сковал раскалённый обруч, сжимающийся с каждой минутой. Оливия приподнялась на кровати и, осоловело хлопая ресницами, огляделась. Она явно находилась не в хижине.
Спальня, где она проснулась, была небольшой, но очень светлой. Тонкие льняные шторы практически не защищали от солнца, а белые стены казались такими яркими, что
на них было больно смотреть. Обстановка выглядела скудно, словно в комнате никто не жил: у противоположной стены стоял комод, а рядом с кроватью стеклянный кофейный столик и низкое кресло. Никаких фотографий, личных мелочей, случайно брошенной одежды – ничего, что могло бы выдать хозяина этого места.В висках застучало, и картинка перед глазами вдруг поплыла. Оливия чувствовала, что снова проваливается в темноту, и изо всех сил пыталась удержаться в сознании. В голове забилась истеричная мысль, что она не должна спать, пока не поймёт, где находится, но веки отяжелели, и Оливия, поддавшись искушению, прикрыла их.
Дремота навалилась мгновенно, укутывая тяжёлыми объятиями. Покачиваясь на волнах сна, она то выныривала в реальность, то снова отключалась. Её преследовал странный монотонный гул, не позволявший уснуть окончательно. Как будто кто-то разговаривал за стеной, но слов было не разобрать.
– …и мне не нравится её кашель, Тэлута.
Дверь спальни отворилась, голоса стали громче. В щёлку между ресниц Оливия увидела Ульриха и старушку в пёстрых одеждах, которая деловито прошла прямо к кровати, присела на край, а затем протянула руку и коснулась её влажного лба. Веки Оливии чуть дрогнули, и женщина сурово поджала губы.
– Долго её лихорадит?
– Третий день. – Альфа вытянул шею, наблюдая за действиями спутницы.
– Раньше чего не позвал?
– Не думал, что станет хуже.
– Не думал он, ишь! – фыркнула она, придвинув столик к кровати. – Подай сумку и кипятку принеси.
Ульрих нахмурился, но приказной тон стерпел и вышел из комнаты, а Оливия замерла, продолжая притворяться спящей, ведь от незнакомого ликанта можно было ждать чего угодно. Почему-то сейчас ей как никогда хотелось, чтобы Ульрих вернулся поскорее.
Старушка же совсем не обращала на неё внимания. Она неспешно выкладывала на стеклянную поверхность содержимое своей сумки, тщательно изучала каждый мешочек с травами, а баночки с настоями подносила к свету и подолгу разглядывала. Отобрав несколько вариантов, она покосилась на Оливию, подмечая болезненную бледность лица. Хриплое и сбивчивое дыхание отвлекало, но волчица слишком долго прожила на этом свете, чтобы не заметить очевидное.
Оливии нужен был хороший и крепкий сон. Вымотанный болезнью организм нуждался в отдыхе, но его хозяйка никак не могла расслабиться.
Покачав головой, Тэлута запустила руку в карман платья и вытянула оттуда тонкую резную трубку, больше похожую на мундштук. Следом на столе появился кисет из тёмно-синего бархата. Зачерпнув щепотку табака, старушка вдруг замычала себе под нос. Казалось, она просто заскучала, оставшись наедине с больной, а потому захотела скрасить себе томительное ожидание.
Набивая чубук, она напевала какую-то песню, и эта тихая мелодия, похожая на старинную колыбельную, успокаивала и влекла за собой куда-то в дивный мир грёз, свободный от боли и страха.
Дорогу из дрёмы покажет волчок,
Он побежит вслед за солнечным ликом.
Наставит на путь тернистый и длинный
К далёкой свободе меж явью и сном.
Серые волки, белые волки
С воем к свободе стремятся.