Танцы с Арлекином
Шрифт:
– Не ворчи, Литвинов, - хмыкнула Шаманка. – Тебе не идёт. К тому же три чокнутых Дон Кихота могут сравнять с землёй любую ветряную мельницу. Без вариантов.
– Четыре, - отозвался Литвинов. – Машуню забыли.
Шаманка фыркнула, а Макс задумчиво произнёс:
– Всё это, конечно, замечательно. Только вот мысль одна меня беспокоит… Кто ж это Цимлянскому на нас с Галей инфу слил? Нешто у нас крыса завелась?
***
Я уже говорил, что жаден, мой маленький Арлекин? Когда я встретил тебя, то сразу понял, что ты именно тот… мой, единственный, дарованный небесами? Я полюбил тебя сразу и навсегда, даже мои всегдашние игры перестали занимать меня, потому что возжелал измениться… Измениться ради тебя. Ты был так чист, юн и наивен, когда я тебя повстречал… Я
Но Судьба завистлива, мой мальчик… Судьба не терпит чужого счастья, и ты покинул меня… ты не смог принять меня до конца… И я испил до дна эту чашу страданий, я потерял свою душу, я опустошил себя, я почти умер… Но Смерть оказалась милосердней Судьбы и подсказала мне выход… Я знаю, что теперь пуст, но ведь это и неважно… Главное, что твоей души хватит нам обоим, и я терпеливо жду…
========== Глава 10. Голова жертвы ==========
А теперь, наверное, стоит уточнить, откуда у экспертов взялась голова жертвы. История, в общем и целом, была трагикомическая…
Мария Павловна Товаренко была женщиной немолодой, но шустрой во всех отношениях. Проработав больше, чем полвека, вахтёром на проходной Химзавода, она навидалась всякого и всяких, отличалась несгибаемым марксистским мировоззрением и весьма твёрдым, а так же очень неплохим для её немолодого возраста здоровьем. Большую часть жизни Мария Павловна с мужем и двумя дочерьми-погодками прожила в общежитии помянутого Химзавода – правда в куда более приличном, чем те, в которые селили нарушителей социалистической законности, присланных на Химзавод исправляться ударным трудом.
Время шло, нарушителей соцзаконности меньше не становилось, многие из них сумели построить в районе Химзавода собственные домишки, к тому же продолжали строиться общежития и бараки, поскольку само химическое производство росло и расширялось. И не успело недальновидное Городское начальство и глазом моргнуть, как на окраине Города образовался целый криминализированный район, обитатели которого предпочитали жить не по закону, а по понятиям. Нетрадиционно мыслящие обитатели Химзавода стали постоянной головной болью Городской милиции, а лицо мужского пола, которое ни разу в жизни не «чалилось» и не «откидывалось», было там редким исключением и печальным недоразумением. А потом наступила перестройка, за ней пришёл бардак девяностых, химическое производство практически встало, рабочие оказались в бессрочных отпусках, и посёлок Химзавод стал практически центром Городского криминала, с которым в этом смысле могли соперничать только печально известные Таборы.
К концу первого десятилетия двадцать первого века обстановка малость разрядилась – завод снова заработал, подросло молодое поколение, которое хотело делать деньги, а в тюрьму за это не хотело и изыскивало для получения вожделенных разноцветных бумажек настолько интересные и незамыленные способы, что хоть новые статьи в УК РФ добавляй. Но в целом на Химзаводе стало несколько спокойнее, что да, то да.
Что же касается Марии Павловны, которая успела за прошедшие годы выдать замуж обеих дочерей (не за Химзаводовских, упаси Боже!) и похоронить мужа, обреталась всё там же, правда, аккурат перед развалом Союза она успела всё-таки получить небольшую однокомнатную квартирку в доме, предназначенном для ИТР Химзавода. Так что она теперь благополучно обитала в собственной однокомнатной квартирке, дочери с мужьями уехали из Города и сумели неплохо пристроиться в необъятной России, и единственное, что Марию Павловну напрягало – была её крошечная пенсия, на которую в принципе мог выжить только индийский йог, который большую часть своей жизни проводил в молитвах и чистке кармы и не нуждался, по большому счёту, в таких пошлых вещах, как еда, питьё и крыша над головой. А вот Марию Павловну растущие цены на продукты и квартплату ужасно огорчали.
Поэтому бодрая пенсионерка
вместо заслуженного отдыха и поездок по миру, как это делают все западные люди, которые достигли «золотого», то есть пенсионного возраста, жила по принципу «волка ноги кормят». К дочерям она обращаться не хотела принципиально, прекрасно зная, что обе живут небогато и переводят банку каждый лишний грош за купленные в ипотеку квартиры, поэтому, получив пенсию, тут же оплачивала квартиру и коммунальные услуги, выкупала социальный проездной, покупала строго по расчёту муку, крупу, сахар, подсолнечное масло и немного овощей (всё непременно в «Народном», там цены были самыми низкими), оставшиеся несколько сотенных бумажек откладывала на непредвиденные расходы, а затем начинала искать возможность подзаработать, дабы разнообразить скудный рацион.В своё время Мария Павловна мыла полы в гипермаркете (увы, от тяжёлых вёдер у неё начал прогрессировать остеохондроз, и эту работу пришлось оставить), продавала газеты и журналы, сидела консьержкой, пыталась заниматься торговлей по телефону в крупной маркетинговой сети, и прочая, и прочая, и прочая… Однако неизменно наступал момент, когда работодатель решал, что она уже стара, и пенсионерка получала от ворот поворот. Но кушать, несмотря на возраст, хотелось каждый день, и ушлая пенсионерка очень скоро нашла для себя альтернативный способ поиска продуктов питания – она стала посещать Городскую свалку.
Не стоит морщиться. На свалке постоянно оказывались отнюдь не объедки. Дело в том, что крупные сетевые магазины периодически избавлялись от товара с истекшим сроком годности – вот так на свалку вывозили вполне себе приличные йогурты, конфеты, колбасу и прочие и прочие гастрономические изыски – то, что не удавалось распродать по дешёвке во время распродаж. Таким образом, посещая свалку пару раз в неделю, Мария Павловна привозила домой набитую дотуга всякими деликатесами сумку на колёсиках. Кое-что она ела сама, кое-что продавала соседям за смешную цену и считала, что устроилась очень даже неплохо. Правда, на свалке был свой контингент, который обычно чужих до кормушки не допускал, но для Марии Павловны было сделано исключение, поскольку многим там заправлял старый приятель её покойного мужа.
Возвращалась домой в такие дни Мария Павловна достаточно поздно, а поскольку всё-таки уставала, то обычно срезала путь через пустырь, а не шла по освещённой улице, как другие пассажиры электрички. И в тот день, когда она стала героиней полицейских сводок, Мария Павловна пробиралась поздним вечером через пустырь, от всей души мечтая о горячем чае, любимом сериале и ванне. До дома оставалось совсем немного, однако, выйдя на финишную прямую, Мария Павловна заметила, что у старых гаражей кто-то жжёт костерок. Она слегка удивилась – пустырь этот пользовался недоброй славой, и даже вездесущие алкаши и подростки здесь обычно не появлялись.
Женщина подошла чуть ближе и удивилась – огонь был разведён под железным листом, поставленным на кирпичи. На этом самом железном листе стояла большая закопченная алюминиевая кастрюля, в которой что-то булькало, а из-под неплотно прикрытой крышки тянуло сладковатым мясным запахом. Запах был какой-то неправильный, от чего пенсионерка ощутила неприятную тошноту, а потом совершила то, что потом объясняла кратко: «бес попутал». Она подняла с земли какую-то палочку и откинула крышку. И, заглянув в кастрюлю, издала вопль такой интенсивности, что его услышали даже обычно глухие к разного рода проявлениям чужих эмоций обитатели Химзавода. И было от чего. В кастрюльке аппетитно булькала человеческая голова с начисто содранной кожей.
Мария Павловна оказалась женщиной крепкой, прежде чем потерять сознание от настигшего её сердечного приступа, она успела по мобильному вызвать полицию… Прибывший через несколько минут чисто случайно оказавшийся поблизости наряд ППС узрел всё безобразие и вызвал «Скорую». Старушку шустро определили в больницу, свидетелей вокруг не наблюдалось, и доблестные орлы ППС-ники, слышавшие о недавно найденном расчленённом и обезглавленном трупе, не нашли ничего лучшего, чем явиться с кастрюлькой прямо к экспертам, нарушив все процессуальные нормы.