Танец Опиума

— Да…

— Вот и хорошо, — устало вздохнул Итачи, поднимаясь с корточек. Он украдкой взглянул на часы и без восторга заметил, что время поджимает. Через полчаса за ним заедут очень серьёзные люди. Работу никто не отменял.

Итачи перевёл взгляд на своего брата, который ласковым словом и объятиями успокаивал дурнушку у себя на коленях. Впервые за долгое время ревность обожгла внутренности старшего Учихи. Это он должен сидеть на полу, шепча слова любви ей на ухо. Это ему в грудь она должна утыкаться. Сакура его! И это не давало мужчине покоя. Особенно после разговора со своим отцом.

— Мне пора на работу, — с холодной взвешенностью проговорил Учиха-старший и направился в свою комнату, дабы переодеться и привести себя в порядок.

— Итачи, — окликнул его Саске, у которого в записной книжке также числилось собрание буквально через час. Он смотрел на брата вопрошающим взглядом, жаждая услышать совета. И — о боги ! — как же Итачи хотелось одним решающим словом отогнать его от Сакуры, прервав моменты блаженства. Вот только старший Учиха так и не решился этого сделать, чувствуя ответственность перед Саске.

Откуда только появилось столько недовольства? Раньше он вполне адекватно реагировал на подобные проявления, но сейчас всё как будто изменилось. Не кардинально, но всё же…

Старший Учиха отрицательно покачал головой и вышел прочь, оставляя голубков наедине.

***

Саске провёл рукой по ключицам и слегка улыбнулся. Девушка задремала у него на груди. Её милое личико не омрачали недовольные морщинки, хоть краснота с глаз всё ещё не спала.

Сакура смогла окончательно успокоиться только тогда, когда оказалась в горячей ванне, умиротворённая водой и объятиями возлюбленного. Саске уже давно понял, что если понизить свой голос до низких тонов и начать нашептывать девушке нежные фразы или читать полюбившиеся ей стихи Бродского, то она очень скоро перестаёт упрямиться, нервничать и бунтовать. Иногда женственность дурнушки разбивалась в пух и прах об её грубоватые повадки, доставшиеся от братца, и в такие участившиеся за последнее время моменты помогала только нежность.

Этими знаниями младший Учиха понабрался у братца. А произошло это в один осенний день, когда за окном бушевал дождь, а у Сакуры критические дни достигли своего пика. Харуно пребывала в отвратительном расположении духа, норовя чего-нибудь да испортить: разбить кружку, например, или сорваться на кого-нибудь, кто подвернётся под горячую руку. Тогда-то Итачи, хитрый ленивый кот, усадил её на диван и принялся напевать себе под нос какую-то нежную песню.

Видишь, небо сегодня в огне —

Это зарево, пламя небес.

Снова песня припомнилась мне,

Что нам пел под окном кипарис.

Отзвенят эти ясные дни

И покроют нас всех пеленой.

Я пою эту песню тебе,

Я пою эту песню с тобой.

Как цветы мои сохнут, так сохнет июль,

Так становится серым мой день.

У меня есть пятнадцать причин, чтобы выйти в окно,

Но, пожалуй, я выберу дверь.*

И вуаля! Сакура скоро заснула, убаюканная мелодичным голосом. Благо, медведь на ухо Саске также не наступал, а потому ему не сложно было перенять этот «фокус» у Итачи. Причём чаще всего он напевал девушке именно вышеупомянутую песню, ибо хорошо запомнил её, сидя в кресле в той же комнате и слушая мерное пение Итачи.

Сакура спала на его груди уже давно. Вода успела остыть, и Саске забеспокоился, что девушка может простыть. Он рассчитывал аккуратно, не разбудив Харуно, вытащить её из ванны и донести до своей спальни. Путь пролегал через весь длинный коридор. Однако у дурнушки последнее время был нарушен сон, и кроткое движение пробудило её.

— Сколько времени? — сонным голоском спросила Сакура, потягиваясь.

— Много уже, — отозвался Саске, поцеловав ту в макушку. — Пойдём, переберёмся в спальню.

— А Итачи ещё не пришёл?

— Нет. Он только завтра вернётся домой.

— Вот оно как, — огорчённо проронила Сакура и приняла руку помощи Саске, выбираясь из ванны.

— А что?

— Извиниться хотела. Ну… за сегодняшнее.

— Я так и понял, — не нуждаясь в объяснениях, кивнул младший Учиха.

— Я себя очень странно повела… как истеричка глупая! Вы ведь заботитесь обо мне, а я так с вами обхожусь… — брюнет накинул на плечи Харуно полотенце и снова поцеловал её в макушку. — И ты меня прости, Саске. Я и тебе тоже гадостей наговорила.

— Всякое бывает, — пожал плечами Учиха, не держа обиды на свою дурнушку.

Сакура приподнялась на носочки и прильнула к губам брюнета, одарив его недолгим нежным поцелуем. Её рука легка сначала на крепкий торс, затем скользнула по мужскому бедру, а следом спустилась ещё ниже…

Учиха усмехнулся:

— И за какие такие заслуги?

— За твое героическое терпение, — отозвалась Харуно, снова прильнув к мягким губам Саске, но на этот раз углубляя поцелуй и водя рукой по его мужскому естеству.

— Стой-стой-стой! — запротестовал Учиха, легко засмеявшись. — Так просто ты не отделаешься.

— В смысле?

— В прямом, — он перехватил её ручку и накинул на бедра полотенце. — Ты наказана, — подмигнул Саске и обаятельно улыбнулся. Ох, уж эта его сногсшибательная улыбка! От неё у Сакуры голова кругом шла. Особенно в такие моменты. Ещё и эти сверкающие чёрные глаза дикого кота — хитрого и неукротимого.

В подтверждения своим словам Саске развернулся и грациозно зашагал в спальню. Казалось, он крался, а не шёл, этим самым завлекая дурнушку за собой. Сакура поспешила догнать строптивого в коридоре. Благо, время было уже позднее, и слуга по дому не шастала, предпочитая хорошенько выспаться перед очередным рабочим днём. Это облегчало Харуно задачу нехватки одежды — единственным клочком ткани, едва прикрывавшим её наготу, было полотенце, мотающееся на плечах. В то время как Саске совсем не стеснялся своего тела, Сакура жутко боялась попасться кому-то на глаза, из-за чего бежала на носочках.

— Саске! — возмущённо протянула Сакура, поравнявшись со своим возлюбленным. — Так не честно!

Харуно ожидала всего на свете, но не этой внезапной страсти, захлестнувшей её волной. Учиха вдруг развернулся, его рука легка на тонкую талию девушки. Полотенце мигом слетело с хрупких плеч. Саске вжал дурнушку в стену и обезоружил её поцелуем.

Он сминал губы Харуно, покусывая их и оттягивая. Его руки бесстыдно блуждали по окрепшему за последние недели телу. Время от времени с его уст срывался глухой рык, после чего движения становились грубее, что, безусловно, возбуждало Сакуру. Брюнет без труда приподнял девушку, и та, ловя всё налету, обхватила ногами крепкий торс мужчины. Она хотела было запустить свои пальцы в его отросшие чёрные, как смоль волосы, но Саске, одной рукой поддерживая Харуно за бедро, другой перехватил ручонки дурнушки и завёл их над головой.

Харуно уже было хотела предложить брюнету переместиться в спальню и закончить начатое на кровати, однако всё закончилось ещё внезапнее, чем началось. Учиха оторвался от тонкой шеи Сакуры, которую секундами ранее осыпал поцелуями и одаривал красными пятнышками, обворожительно усмехнулся, поставил дурнушку на ноги и, как ни в чём не бывало, зашагал себе дальше по коридору.

Сказать, что Сакура была обескуражена, — ничего не сказать. Зелёные глаза достигли своего предельного максимума. Низ живота сводило судорогами, и дурнушка могла думать только о том, что её конкретно обломали!