Танец семи вуалей
Шрифт:
– Мы можем поговорить наедине? – осведомился клиент.
Хозяин мастерской не нашел причины отказать и пригласил придирчивого автолюбителя за свой стол.
– Чаю не предлагаю… – буркнул он. – У нас не кафетерий.
– Я заметил.
– Вы считаете, с вас запросили слишком много?
Лавров пристально уставился на подставку с маркерами.
– Среди них есть красный?
– Что? – опешил Мохов.
– Разрешите взглянуть?
Не дожидаясь согласия, гость потянулся к подставке и убедился, что его подозрения не беспочвенны. Разумеется, наличие у человека красного маркера еще не доказательство,
Лавров успел связаться с бывшим сослуживцем и взять у него адреса свидетелей по делу об убийстве Марины Стешко. Поговорив с ее отцом и с некоторыми участниками той роковой вечеринки, он выяснил: у Мохова далеко не железное алиби.
После ссоры с девушкой Мохов напился… но никто не следил, сколько рюмок он опорожнил. Незадачливый жених вполне мог прикинуться пьяным и «уснуть» на диване в соседней комнате. На него перестали обращать внимание… Дверь комнаты, в которой он спал, выходила в коридор. И в разгар вечеринки ему ничего не стоило выскользнуть из квартиры, поймать такси и догнать Марину. Он прекрасно знал ее маршрут и то, что она имела привычку ходить через сквер пешком. Хотя родители столько раз просили ее не делать этого! Но обычно девушку провожал Мохов, а в тот раз они поссорились.
Лавров прикинул, что от дома, где веселилась молодая компания, до сквера, где убили Марину, на такси всего-то пять минут езды. Расстроенная девушка могла отправиться домой пешком, чтобы по дороге развеяться и успокоиться. Мохов тем временем якобы «напился и уснул». Никому просто не пришло в голову усомниться в этом. А молодой человек мог догнать Марину, убить и успеть вернуться.
Участники вечеринки путались в показаниях… Никто не вспомнил с точностью, сколько часов минуло, прежде чем хозяин квартиры заглянул в комнату, где спал Мохов, и принялся его будить. Учитывая степень алкогольного опьянения, словам свидетелей вообще нельзя было доверять.
Марина проживала примерно в часе ходьбы от дома, где была вечеринка, – Лавров проверил. Если она шла медленно, то дорога могла занять и более часа. В любом случае ухажер имел возможность догнать ее и прикончить. В Мохове все еще кипела обида… он не совладал с собой. Должно быть, девушка сильно разозлила его, по-настоящему взбесила. Он захватил с собой веревку и…
Стоп. Веревки не валяются где попало. Мохов либо запасся веревкой заранее, либо раздобыл орудие убийства где-то по дороге. Где? На мусорке, к примеру…
«Тебя заносит, Рома, – осадил его внутренний критик. – Ты фантазируешь, потому что у тебя нет фактов. Мохов мог убить Марину из ревности или по другим мотивам. Но зачем ему было убивать Серкову?»
По опыту Лавров знал, как довлеет порой чужая версия. Кажется, он принял за основу предположения оперативника, который пошел по самому легкому пути. Хотя кто сказал, что путь непременно должен быть сложным?
– Оставьте в покое маркеры, – донеслось до него. – Дайте сюда.
– Красный! – воскликнул Лавров, поднимая вверх выбранный маркер. – Им очень удобно писать угрожающие записки. Как будто кровью… Не так ли?
Хозяин мастерской исподлобья уставился на него.
– Вы кто такой?
– У меня машина сломалась…
Мохов демонстративно сплюнул на немытый пол, откинулся на стуле и сложил
руки на груди со словами:– Что вы здесь вынюхиваете? Я велю выбросить вас вон…
Однако он не торопился звать своих ребят, ждал реакции гостя.
Лавров решил рискнуть. Огульные обвинения порой срабатывают. Если же выйдет осечка – не беда. Он извинится и откланяется.
– Я видел, как вы сунули листок с угрозой в дверь господина Оленина…
– О чем вы?
– Помните мужчину, который курил на лестничной площадке?
На лице Мохова отразилась усердная работа мысли.
– Проклятая ищейка! – не сдержался он. – Убирайся!
– Только после того, как мы поговорим. Оленина избили. Он хочет отыграться.
– Кишка тонка…
– Послушайте, Мохов. У вас есть причина ненавидеть доктора. Ваша девушка работала у него ассистенткой и погибла. Вы ревновали ее к Оленину?
На скулах молодого человека заходили желваки, но он не проронил ни звука.
– Конечно, ревновали, – спокойно произнес Лавров. – В тот вечер, когда Марину убили, вы с ней поссорились.
– Кто вы? – злобно повторил хозяин мастерской. – Вас нанял этот ублюдок?
– Я веду частное расследование… Мой клиент – не Оленин. Это все, что я могу сказать.
Лавров не стал увиливать. Он подумал, что Карташин приезжал сюда затем, чтобы предупредить Мохова. Ведь они как-никак товарищи по несчастью.
– Детектив, значит? Ну-ну… Я Оленина не бил. И не угрожал ему. Я буду все отрицать. А на лестнице вы обознались. Ха-ха!
– Я бы на вашем месте не смеялся, Мохов. Кое-кто подозревает вас в убийстве Марины. Ваше алиби весьма шаткое. Никто не сможет поручиться, что вы на самом деле спали в закрытой комнате. Вы там находились один. Никто не проверял, сколько вы выпили. При такой комплекции пара рюмок не свалила бы вас. Вы могли притвориться. Потом, когда все вернулись за стол, выскользнуть из квартиры и…
– Я любил Марину. Хотел жениться на ней.
– Любовь бывает разная, – покачал головой Лавров. – Порой она захлестывает человека, ослепляет, лишает рассудка.
– Это он ее убил. Он! Оленин! Девчонка, которая работала у него до Марины, пропала. Исчезла. Думаете, ее нашли? Как бы не так! До сих пор ищут…
– Из-за чего вы поссорились с Мариной на вечеринке?
– Я уже рассказывал следователю.
– Расскажите теперь мне.
– Какого черта?
– Разве вы не заинтересованы наказать убийцу? Если это не вы сами…
– Не я! – перебил Мохов.
– Тогда помогите найти преступника.
– Его искал целый отдел… а он никуда и не прятался.
– Возможно, мне удастся доказать его вину.
Хозяин мастерской язвительно рассмеялся.
– А вдруг? – не отступал Лавров. – Дайте мне шанс…
– Марина хотела домой, ей не понравилась компания. Было уже поздно. Я просил ее остаться, она заупрямилась… Я вспылил, наговорил ей колкостей. Мы кричали друг на друга, я чуть не ударил ее…
– Вы поднимали на нее руку?
– Никогда… и в тот раз я только замахнулся. Но она все равно обиделась и ушла.
Вспоминая свою девушку, Мохов смягчился, его лицо разгладилось и выражало горестное недоумение. Как они могли поссориться из-за сущей ерунды? Случилось непоправимое, и ошибку уже нельзя исправить.