Тарантул

– Не знаю, - рычит невеста, - уехал со слободскими. Трое их было.

– Трое?

– Двое молоденьких, а знаю только Кутю.

– Кутя, - вспоминаю.
– Есть такой.

– Еще чего надо?
– смотрит с ненавистью: испортить такой прекрасный и многообещающий вечерок.

– Счастливого Рождества, - ухожу.

– А топор положь на место, мерзавец!
– орет в спину и ещё какую-то непроизносимую тарабарщину; по-моему, на языке своего благодетеля.

Я пробежал по снежному жестяному настилу, прыгнул в машину, включил печку и поскрипывающие по стеклу "дворники".

Ничего не понимаю: если это невеста Сурка, тогда кто я? Создается впечатление, что я угадал в пургу, и все мои попытки выбраться на столбовую дорогу пусты. Лишь иногда призраки приобретают очертания людей, чтобы потом раствориться в метели. Я хожу кругами близ теплого овина, не понимая, что нахожусь рядом с местом, где можно укрыться от непогоды и решить все свои краткосрочные проблемы.

Проблема у меня одна - найти ниточку, чтобы размотать весь клубочек. Преждевременный уход отчима повлек за собой другие смерти. Самая необъяснимая - это гибель Алисы. Но и здесь возникли вопросы. А если она тоже входила в эту подозрительную во всех отношениях "Красную стрелу"? Выполняла боевой приказ, знакомясь со мной? Случайная встреча в скором поезде Москва-Стрелково? Однако этого не может быть, потому что не может быть. И где Иван, обещал приехать и нет его?.. Эх, где ты, теплый овин, пропахший коровками и сеном?.. Занесенные снегом, сарайные постройки угадывались за стеклом автомобиля, к сожалению, это были не мои овины.

Скоро путешествие прервалось - я знал, где искать Кутю.

Это был известный перекупщик краденного и ростовщик; проживал в большом и каменном особняке, выстроенном на проценты от ссуд. Территория в соснах была окружена высоким и крепким забором. Пространство у ворот и калитки простреливалось двумя телеметрическими камерами. Не долго думая, снежками залепил недремлющие ока, чтобы потом совершить марш-бросок к дому. Затаился у бронированной двери и не обманулся - из дома выпал телохранитель в китайском пуховике и отечественных валенках, легкой трусцой поспешил избавлять тепличную аппаратуру от снега.

Чеченец, шмыгнув в щель двери, закрыл её на мощный засов и укрылся под защиту теней. Прислушался: странный звук - будто по дому топали механические существа с бесчисленным количеством ножек. Потом догадался часы, вспомнив, что у Кути имелась странная слабость: он скупал старинные напольные часы, словно желая владеть мгновениями прекрасного прошлого.

Грубые удары в дверь и вопли нарушили музейный покой дома телохранитель не хотел превращаться в пингвина. Неудивительно, что на столь отвратительные звуки явился ещё один хранитель тела и музейных раритетов. Он был приземист, что помогло Чеченцу отправить его в глубокий аут ударом рукоятки финки по плотному загривку. Потом такой же оздоровительный удар в лоб заслужил "пингвин" в китайском пуховике, неосмотрительно тиснувшийся в дверь. В таких случаях говорят, звезды брызнули из глаз, но это был лучик от фонаря, выпавшего из "пингвиньих" ласт. Фонарь мне самому пригодился - с его помощью обнаружил бельевую веревку и связал неудачников, как сиамских близнецов.

Никогда не посещал музеев, это печальный факт из моей короткой биографии, теперь же с лихвой наверстывал упущенное. Стены были облеплены оригинальными картинами, на полках стояли произведения прикладного искусства и фарфоровые безделушки. На полу лежали персидские ковры, по которым удобно было передвигаться не только тени, но и её человеку.

Владелец музея на дому дрых в глубоком кресле перед телевизионным экраном, где герои с торсами с азартом дубасили друг друга, как хозяйки тесто в кастрюле.

Господину Кутепову было лет сорок; трудное детство и такое же отрочество наложили отпечаток на его облик. Он был лысоват, мешковат, плюговат, что ничуть не мешало ему дружить со всеми, кто имел возможность влиять на ход исторического развития общества в отдельно взятом районе.

Он сладко посапывал. Так спит ребенок после веселого денечка, проведенного с друзьями. Будить было грешно ростовщика, а что делать? Пришлось взять на душу и этот грех, щелкнув безопасной плоскостью финки по медной лысинке.

Всхлипнув, заимодавец открыл глаза. Зашлепал ими, как дети по мелководью. Потом остановил взгляд на лезвии, отражающего ложный мир экрана.

– Ыыы, - потерял дар речи.

– Здорово, Кутя, - сказал я.
– Не зарежу, если ответишь правду, и ничего кроме правды.

– А ты кто?
– выплюнул вопрос.

– Я - Чеченец.

– Ааа, - с явным облегчением перевел дух.
– Наслышан о твоих подвигах, поганец такой.

Не люблю, когда меня оскорбляют. Словом. Легким движением вырезал на пергаментном лбу врага вот такой полумесяц: ). На вечную память. Подсвеченная экраном кровь, блёкая, залила лицо дурака-говоруна.

– Ааа!
– заорал от боли и страха, подставляя ладони под капель. Гад-гад! На кого руку поднял?!

– Еще одно некрасивое слово и отрежу язык, - предупредил.
– И то, что ниже.

– Я истекаю кровью, - жаловался, прикладывая подушечку к черепу.
– Что за дела: сразу резать? Я - не полено. Можно же договориться, да?

Я был вынужден согласиться: Кутя - не полено, в следующий раз буду более приветлив.

– В следующий раз?
– сполз по креслу, потеряв навсегда чувство юмора.

Я успокоил господина Кутепова как мог: если ответы будут правдивы, я мгновенно исчезну из его беспечальной жизни.

При этом в его интересах было бы замечательно, чтобы о наших ночных посиделках никто не узнал. Телохранители пребывают в депрессии, их можно уволить по статье о несоответствии своим служебным обязательствам.

– Да-да, молодой человек, - морщился ветровский нувориш.
– Я отвечу на все вопросы, только вы не понимаете...

Я прервал его: понимаю все, лучше пусть припомнит сегодняшний праздничный обед в "Эcspress" с юным Сурковым. Там было ещё двое? Кто они? О чем говорили? Куда потом отправились?

Мой собеседник с облегчением вздыхает: Господи, он-то думал, и начинает изливать душу: в ресторане оказался по своим мелким коммерческим делам, Сурок женихался к Тамарке, известной давалке, и наклюкался до горизонтального состояния, плакаясь всем, что утром потерял пятьсот тысяч баксов на трассе; увезли его, недееспособного, друзья Куркин и Потемкин; его, Кутю, подбросили домой, а куда дальше троица сплавилась этого он не знает и знать не желает.

– А имя Джафар что-нибудь говорит?

– Джафар? Это наркота, я к этому ни-ни, - испуганно оглянулся на ночные окна.

– Джафар уже с Аллахом, - не выдержав, похвастался.
– Не без моей помощи. Так что не бойся, Кутя.

– Али-бека тоже к Аллаху?

– А кто такой Али-бек ?

– Это старший брат Джафара.

– Старший брат?
– задумался.
– Вот этого не знаю: улетел он или нет?

– Чеченец, - проникновенно проговорил мой новый знакомый.
– Можешь заказывать панихиду по самому себе.

– Почему?