Татуировка с тризубом
Шрифт:
В гостинице "Краматорск" вместе с нами проживали украинские солдаты. Они шастали по холлу, сидели внизу, в ресторане. На плечах у них были маленькие желто-синие флажки. Они пили чай и выходили наружу перекурить. Некоторые под форму носили домашние тапочки. Мы ездили вместе в тесном лифте. Никто не глядел на других, как оно бывает в лифте. Все пялились каждый в свой угол. Они высаживались на четвертом этаже. Для нас этот этаж был запретным. Дверь открывалась, а сразу за дверью стоял письменный стол. Похоже, там нужно было получить пропуск. За письменным столом сидел мужик в форме и подремывал. После этого дверь лифта закрывалась, и мы ехали выше, на наш пятый этаж. Иногда от них, снизу, была слышна музыка. Музыка была русская. Точно такую же музыку должны были слушать боевики из ДНР, а что еще им было слушать.
В
119
Оч-ченно богатое идиоматическое сербско-хорватское ругательство, дословно означающее "в мамин член" (u picku materinu), но дословное значение давно забыто, так что теперь оно колеблется от "чтоб ты сдох", через "бли-и-ин" до "пошел к черту".
– А может он шпион? – задумывались солдаты. – Русский шпион? Изображает из себя пьяного словенца, а на самом деле собирает о нас информацию. И подслушивает. Вот только, - продолжали думать они, - разве русский шпион притворялся бы словенцем так хуево?
– А может он хуево притворяется словенцем для того, чтобы замутить, - комбинировали другие.
Чтобы жизнь медом не казалась, иногда Миша разговаривал по-английски. И вот тогда, впрочем, что самое странное, он уже не твердил, будто бы является словенцем, а только что со словенцами делает бизнес, но в Словении ему страшно нравится, и что словенцы для него как братья. Очень часто он требовал, чтобы с ним выпивали за здоровье Республики Словения, и кричал, что с удовольствием спел бы словенский гимн, если бы только его знал.
Как только он приближался к бару, солдаты бежали на все четыре стороны. Только бармены стояли на посту. В их глазах была отрешенность. Миша подходил, говорил " u piczku materinu", бармены вздыхали, говорили: "привет, Миша" и наливали ему пиво. Миша улыбался, брал пиво, поворачивался к барным столикам и дружески махал солдатам. При этом он широко улыбался.
– Привет, Иван!
– кричал он. – Привет, Денис!
– Привет, Миша, привет, - бурчали солдаты.
В Краматорске я как-то не мог долго спать. Случалось так, что поднимался, когда было еще темно. Подходил к окну и глядел, как рассвет неспешно поднимается над домами из белого кирпича, над крышами из толя и этернита. Как блестит стеклом ледовая глазурь на поверхности города. Как начинают ворчать маршрутки и постанывать старые троллейбусы с надписями "Славянск" и "Краматорск" на лобовых стеклах.
Потом я одевался и спускался вниз. Несколько сонных солдат в форме и шлепанцах уже курило. В этих мундирах американского покроя они выглядели словно западная армия, но иногда форму снимали, натягивали гражданское и отправлялись в город. Тогда они выглядели босотой, гопниками из восточной зоны глобализации. Или походили на таксистов, водителей маршруток. Из la Russophonie [120] . Темные джинсы, узконосая обувь или черные адидасы, черные куртки, плотно прилегающие к голове черные шапки.
120
Здесь: из русскоговорящих (фр.).
Я шел увидеть Ленина. На улице было скользко, но над льдом уже висел розовый, утренний туман. Краматорск в розовом тумане. Вот этого я никак не ожидал. Я ожидал, что Краматорск – это мрачный, закопченный город, заполненный мертвым горнодобывающим индастриалом, а Краматорск был вполне себе приятным.
На остановке были люди. Выглядели они, словно бы мороз
их сковал, как будто бы они застыли в стоп-кадре. Кафешечка у остановки как раз открывалась. Можно было выпить кофе и съесть булочку с сосиской внутри. Называлось это чудо Круассан с сосиской. Круассаны с сосисками кучами лежат в каждой пекарне Украины. И мне всегда нравилась та бесцеремонность, с которой в пост-Совке сосиску суют в круассан [121] .121
Похоже, в очередной раз Автор частный случай обобщает до глобального явления. В Днепре, например, мне не доводилось видеть "сосиски в круассане" (хотя Днепр город большой): банальные "сосиски в булочке" или "булочки с сосиской", очень редко: "хот-дог". Опять же, пекарни в Украине круассаны с сосиской фабрично не производят, зуб даю.
Я никак не мог перестать думать о том, как должен был выглядеть Краматорск полгода тому назад, когда тут всем правили сепаратисты. Они должны были заходить, думал я, например, в эту вот кафешку, покупать круассаны с сосиской и кофе. В военных мундирах, с винтовками, свисающими со спин, болтающимися на длинных ремнях где-то около колен.
За стойкой стояла светловолосая девушка, подросток – из разряда вечно обиженных и бурчащих. У нее был тонкий курносый нос, большие синие глаза. Я хотел поболтать, расспросить про сепаратистов, про мужиков из ДНР, но вместо того просто купил круассан с сосиской и кофе. Просто я не знал толком, как спросить: "Привет, а ты сепаратистов помнишь?", "Привет, ты за кого: за Украину или ДНР?".
– Ты что, с западной Украины? – спросила зато она, слыша мой акцент. При этом она даже не старалась маскировать неодобрительного своего отношения.
Какой-то паренек, который ел пирожное за столиком, поднял на меня взгляд, словно бы поднимал палку с земли.
– Хуже, - ответил я. – Из Польши.
Та покачала головой с презрением, соединенным с сожалением. Паренек сделал то же самое. И так ничего, ведь могло быть и хуже: когда я однажды в Мариуполе сказал пожилой женщине, случайно ехавшей со мной в такси, что я поляк, та поглядела на меня с испугом. И я ужасно перепугался, как бы ее удар не хватил.
На Ютубе есть ролики, на которых видно, как в Краматорск входят военные транспортеры, а на них – украинские военные. В полном обмундировании, в черных масках на лицах. На дворе стоит весна, зелень, донбасские асфальт и бетон нагреты солнцем, в воздухе лениво летает пыльца. Видно, как люди, обычные прохожие, подходят к транспортерам и ругают украинцев. Слово "Украина" в их устах звучит как проклятие. Они кричат, чтобы эти брали своего Бандеру и валили домой, называют солдат фашистами. Под конец они кричат: "Донбасс, Донбасс" и с этим своим кличем "Донбасс, Донбасс" идут вперед. Военные все время молчат, в этих своих черных масках, безличные; они заскакивают на свои машины и уезжают. "Слава Донбассу!" – кричит им вослед толпа.
Тогда еще в Краматорске на площади стоял Ленин. Его не валили, чтобы не перегибать палку, чтобы не раздражать местных. Не все сразу. Спокойно. Пока же, чтобы сделать его смешным, Ленину покрасили брючины в желто-синий цвет. Точно так же выкрасили и пьедестал памятника. А уже на этом желто-синем пьедестале кто-то нацарапал "Слава ДНР". А под этой надписью лежала свежая алая роза.
Несмотря на все это, Краматорск был на удивление приятным городом. Жилые дома вокруг центральной площади даже пытались довольно бесцеремонно притворяться, будто бы в них имеется нечто старинное, достойное, мещанское. Да и сама площадь пыталась изображать из себя рынок с ратушей посредине. То тут, то там были видны следы от пуль, но выглядело так, что на Краматорске все последние события заживали, как на собаке.
По вечерам все сидели в большой пиццерии неподалеку от гостиницы. Как будто бы ничего и не было. Каждый день людей в пиццерии было полно В лицах официантов был виден достойный профессионализм, они двоились и троились. Под пиццу брали пиво и графинчики с водкой. Иногда их брали и без пиццы. Внутри курить было нельзя, так что все дымили перед заведением. В своих тоненьких и модных свитерках все ужасно мерзли. Парни топали по льду своими мокасинами, надетыми на тоненькие носки; девушки – лодочками. Возле пиццерии росли какие-то хвойные деревца, идти нужно было слегка под горку. С этим снегом и льдом, с этими хвойными деревцами и горками – этот кусочек Краматорска ассоциировался с каким-то горным курортом. Самая удивительная на свете ассоциация. Краматорск – горный курорт! Но так было. Подвыпившие люди выходили из пиццерии и съезжали на ногах вниз, на улицу.