Татуировка с тризубом
Шрифт:
Он был прав – национальные костюмы исчезли, национальности по одежде уже не определишь. Но если сильно хочется – это уже колупание в неочевидных деталях, поиски последних элементов локальной специфики.
Американец наденет тяжелые спортивные ботинки под короткие штаны, а на голову – бейсболку. Точно такие же штаны, ботинки и бейсболку может, естественно, надеть любой другой человек, но американец наденет все это в такой комбинации, что его нельзя будет спутать ни с кем другим. Типичный немец наденет несколько (несколько!) хипстерский пиджак и не слишком хипстерские джинсы и обувь. Типичный британец придет в светлых брюках от тренировочного костюма и в белых туфлях для бега. На нем будет рубашка-поло с воротником стойкой. Итальянец наденет мокасины на босу ногу и светлые джинсы. И так далее. Иностранцев в Одессе можно встретить, к примеру, на Дерибасовской. Там имеется парочка пивных, в которые они ходят. Как-то раз я встретил там англичанина, который вложил средства в Одессе в какое-то дело, приехал пожить немного в городе, название которого его всегда привлекало
Или вот: я встретил русского, который уже несколько лет работал в Германии. Он делал все возможное, чтобы иметь самоуверенную немецкую внешность и бесцеремонную немецкую точку зрения на украинский конфликт. Но озвучивал он его как-то странно. Он не любил Путина, и ему не нравилось российское побрякивание сабелькой, но отпивал свое пиво, вздыхал и говорил с неестественно глубокой печалью:
– И-эх, раскатают вас всех русские, раскатают… и-эх, этот Путин, и-эх, раскатает он вас, раскатает… И-эх, и это будет конец старой Европы, и-эх, конец…
Еще я встречал бродячих уличных артистов из Франции, которые вызывали впечатление, как будто не до конца понимали, куда они попали. Они рассказывали чего-то про конец света, про "ориент", о том, что дальше "есть только Грузия, Ирак и Китай".
А еще Крашевский писал так:
"Одной из особенностей Одессы (если это можно назвать особенностью) являются рассыпанные по углам улиц и довольно густо на самих улицах, через каждые несколько шагов, пивнушечки, которые здесь называют в соответствии с единообразными выражениями вывесок – Cantina con diversi vini (надписи здесь, чаще всего, итальянские, так что по углам улиц обнаруживаешь: Strada Richelieu, Via… и т.д.)".
Крашевскому ужасно нравились одесские пивные.
"Вид интерьера сводчатого подвала восхитил бы Гофмана, имея возможность достойно служить в качестве фона не для одной из его повестей, начинающейся с вазы пунша или бутылки вина. Подвалы эти низко закругленные, по кругу их окружают громадные пипы, оксефты [132] , бочки, установленные под стенами бочонки с вином, водкой, ромом (…) В первом помещении главная стена за стойкой, окруженной точеными столбиками, приятно уставлена флягами водки и ямайского рому. Здесь же сидит господин, который с высоты дирижирует розничной продажею. Сам хозяин чуть подальше, вытирает лоб от трудового пота. И какие же неопределяемые группы, освещенные несколькими свечками с длинными фитилями, среди теней то там, то сям разбросанные, в шляпах, в шапках набекрень, руками подпираемыми над столиками, проявляются в глубине мрака. Все курят трубки или сигары, некоторые играют, запах вина, рома, водки переполняет воздух, разговоры, естественным образом оживленные выпивкой, на стольких и таких разнообразных языках; персонажи столь разные и весьма часто, при всей своей тривиальности, убедительные и живописные. Это и вправду любопытный вид, и есть в нем что-то настолько гофмановское, что если кто читал романы бедного немецкого поэта, припомнит невольно те германские пивные, часто являющиеся театром для первых их сцен".
132
Пипа - исп. и порт. pipa, ит. pippa, нижне-герм. pipe, труба; по наружному сходству – длинная и узкая бочка. Мера жидких тел в Англии в 43 наш. ведра, во Франции около 50 вед.
– Объяснение 25000 иностранных слов, вошедших в употребление в русский язык, с означением их корней.- Михельсон А.Д., 1865.
Оксефт - мъра для жидкихъ телъ, принимаемая въ Poccin за 16,890 въдра , в Польше – 240 литров или 19,512 въдра; 2) бочка вышеповазанной мъры – Словарь древнего актового языка Северо-Западного края и Царства Польского )
Я не уверен, существует ли сейчас нечто такое, как типичная одесская пивная. Скорее, как повсюду в Восточной Европе, включая сюда в данном случае и Польшу – повсюду копирование. Притворство. Одна пивная во французском стиле, другая – в британском, еще другая – в германском. В общехипстерском, грузинском, греческом стиле. Имеется даже чешская пивная, с огромным Швейком из гипса или какой-то застывшей пенки. Не похожим. Если Одесса – это и Средиземноморье, то то пораженное громадной дозой совка. Здесь нет столь естественного для Балкан или Италии сидения за чашечкой кофе часами, в традиционных заведениях, на солнце. Если уже и сидят – то на лавочках, в парках. За шахматными столиками. На стульях, вынесенных из дома перед подъездами. На дворах, часто застроенных чем только можно, вопреки не только архитектурному искусству, но и вопреки законам физики, в котором (в этом "чём только можно") туристам сдают комнаты.
Несколько раз я ходил на Молдаванку, хотя немного и побаивался. Местные туда не ходят, твердя, что совершенно незачем, и они наверняка правы. Местные говорят, что уже не осталось и следа от старой Молдаванки, той самой, что от Исаака Бабеля, еврейско-бандитской, из мифов про Мишку Япончика, бандите с шиком, который еще при жизни перешел в легенду, который держал
в кулаке практически всю Одессу, а когда пришла коммунистическая революция, присоединился к Красной Армии, создал из своих людей отряд, который сражался, между прочим, с Петлюрой, когда же ему все это надоело, и он решил вернуться в Одессу, красные комиссары убили его и закопали в мелком песке. Его солдаты разбежались и возвратились на Черное море. Как гласит легенда, на стороне большевиков они воевали в цилиндрах. Интересно, цепляли ли они к ним красные звезды?Только вот той Молдаванки давным-давно уже нет. Ее климат, ее настрой в Одессе стал мифом, точно так же, как в Варшаве стал мифом климат столицы ловкачей с Фелеком Зданкевичем [133] , а во Львове – легенды о батярах. Но для многих местных от всего этого несет претенциозность.
– Молдаванка? – говорили мне. – Сейчас это просто грязный пригород, где полно людских отбросов. Ничто там уже не напоминает давние времена, когда у бандитов был стиль, обаяние и принципы.
133
Фелек Зданкевич (Felek Zdankiewicz), кличка "Кровавый Фелек" (родился около 1858 г. в Варшаве) – вор и убийца, которого иногда называют королем варшавских преступников. Умер в доме для престарелых в 1932 году. Отсидел в общей сложности 40 лет. Герой дворовых песен, например, Баллада про Фелика Зданкевича. – по материалам польской Википедии
Правда, у меня не было никаких сомнений в том, что тогда, в начале века, Молдаванка тоже была ничем иным, как грязным пригородом, в котором полно людских отбросов, но у меня не было сомнений и в том, что нынешняя Молдаванка в легенду, скорее всего, тоже не перейдет. Одесса делалась все менее исключительной, и местные гопники выглядели точно так же, как гопники из какого-либо другого города, от Кишинева до Петропавловска-Камчатского. Я ходил среди низких домиков, которые вовсе не были более грязными, чем где-либо еще, но чем глубже я заходил, тем чаще по спине пробегали мурашки. Потому что в подворотнях и вправду стоял банды говнюков и гопников, и если бы им захотелось меня подрезать, или же устроить чего-нибудь такое, что в пост-Совке весело называется гоп-стопом, то шансов у меня было бы, считай, что никаких. Так что я шел, немного с душой в пятках, стараясь глядеть прямо перед собой и шагать уверенно.
На Староконном Рынке, одном из давних центров района, теперь размещался здоровый базар, окруженный претенциозной, гадкой оградой. То был целый городок, где можно было купить инструменты для мастерской, строительные товары, электрическое оборудование. Что кто желает. Но через него я прошел быстро. Я не сильно люблю базары. Они разочаровывают. Это миражи. Снаружи они выглядят словно обещание сокровищ, невозможных вещей и тайн, а кончется все – как и всегда – тривиальными и скучными функциональными устройствами.
Но сама Молдаванка мне нравилась, потому что в ней было нечто от спокойствия той южной Советской страны, которая в жаркие дни умеет быть такой утешительной. Люди двигались здесь неспешно, а широкие пространства асфальта были нагреты, словно пески пустыни. Над асфальтом волновался разогретый воздух. Как-то раз я видел здесь, как раз в таком волнующемся воздухе, как двое десятилетних пацанов пристали к другому такому же десятилетнему пацану, перепуганному и заплаканному, и обыскивают ему рюкзак. Я прогнал их. Заплаканный смылся в сторону центра, а двое обыскивающих, держась на расстоянии в несколько метров, шло за мной и обливая меня изысканным матом. Проходящие люди ухмылялись, а мне было как-то глупо. Я не сильно знал, что поделать, потому уселся в трамвай, молясь о том, чтобы говнюки сели со мной, но им, к счастью, не захотелось. Я глядел в окно, как они становятся под какой-то кирпичной стеной и стреляют глазами, к кому бы привязаться. Они прогнали меня со своей территории, изгнали лаем, словно молодые псы и вернулись к охоте на мелочь, которой я помешал.
Никогда я толком не мог сказать: сильно я люблю Одессу или не люблю. И до сих пор этого не знаю. Очень много вещей в ней меня раздражает. Например, то, что в жаркие дни, когда ноги уже отваливаются от лазания по одним и тем же бесконечным улицам, негде присесть. Здесь нет лавочек, а кафе, как правило, располагаются ближе к морю. Монотонный ритм улиц, пересекающихся под прямым углом, приводит в ступор. Одесса не очень дружественно настроена к человеку.
Собственно говоря, все публичное пространство в Одессе ограничивается бытием скансеном самой себя. Предназначенного восхвалять собственное прошлое, которое является брошенным прошлым. Которое никто не культивирует, но о котором каждый пиздит и, если спросить, будет распространяться часами. Неподалеку от оперы все отремонтировано и неестественно заштукатурено, так что город здесь выглядит словно преувеличенно размалеванная портовая проститутка. Ну а в остальных местах – словно проститутка запущенная. Ну а шикарные магазины, растыканные то тут, то там, только подчеркивают преувеличенный макияж и запущенность. Еще меня раздражает пустота вокруг Одессы. Меня бесит то, что вокруг нее нет городков, деревушек, поселочков, по которым хотелось бы бродить, путешествовать, ездить на маршрутках. Да нет, все это имеется, но оно настолько монотонно и привалено этим постсоветским силикатным кирпичом, припорошено вывесками, что плакать хочется. Остается только сидеть в старом городе и пить от отчаяния.