Татуировщик из Освенцима
Шрифт:
Стоя рядом с ним, Менгеле буравит его взглядом черных как уголь глаз, лишенных сострадания. Странная улыбка растягивает его лицо. Потом он двигается дальше.
Подходит Барецки и сильно бьет Лале по руке:
— Тяжелый день, Татуировщик? Может, хочешь передохнуть и почистить сортир?
Вечером того же дня Лале пытается водой из лужи отмыть с рубашки засохшую кровь. Отчасти это ему удается, но потом он решает, что пятно будет хорошим напоминанием о том дне, когда он встретил Менгеле. Этот врач, как предчувствует Лале, принесет им много страданий и опасностей, о которых Лале не хочет думать. Да, пусть пятно останется и напоминает Лале о новой угрозе. Он должен всегда
На следующий день Лале с Леоном вновь отправляются в Освенцим — татуировать молодых женщин. Свистящий доктор тоже там. Он стоит перед строем девушек, решая их судьбу взмахом руки: направо, налево, направо, направо, налево, налево. Лале не видит в его решениях никакой логики. Все они в лучшей поре своей жизни, крепкие и здоровые. Он замечает, что Менгеле наблюдает за ним. Лале не в силах отвести глаза, когда Менгеле берет в свои большие ладони лицо следующей девушки, поворачивает из стороны в сторону и открывает ей рот. Потом, хлопнув по лицу, он толкает ее налево. Забракована. Лале сверлит его взглядом. Менгеле подзывает к себе эсэсовца и говорит с ним. Офицер бросает взгляд на Лале и направляется к нему. Черт!
— Что вам надо? — спрашивает Лале с напускной уверенностью.
— Заткнись, Татуировщик. — Эсэсовец поворачивается к Леону. — Оставь вещи и иди с нами.
— Подождите минутку! Его нельзя забирать. Разве не видите, сколько народу еще предстоит обработать? — спрашивает Лале, опасаясь теперь за своего молодого ассистента.
— Тогда лучше займись работой, а не то проторчишь здесь всю ночь. И герру доктору это не понравится.
— Оставьте его, пожалуйста. Дайте нам продолжить работу. Простите, если я чем-то огорчил герра доктора.
Офицер направляет на Лале дуло автомата:
— Тоже хочешь пойти с нами, Татуировщик?
— Я пойду, — говорит Леон. — Все нормально, Лале. Вернусь, как только смогу.
— Мне жаль, Леон. — Лале больше не в силах смотреть на друга.
— Все в порядке. Со мной все будет хорошо. Займись работой.
Леона уводят.
В тот вечер Лале, сильно опечаленный, с понурым видом плетется обратно в Биркенау. Его взгляд натыкается на яркое цветное пятно у дороги. Цветок, одинокий цветок колышется на ветру. Ярко-алые лепестки вокруг иссиня-черной сердцевины. Он высматривает другие цветы, но напрасно. Все же это цветок, и Лале вновь задумывается, сможет ли когда-нибудь подарить цветы любимому человеку. Перед ним встают зыбкие образы Гиты и его матери, двух самых любимых женщин. Волнами накатывает печаль, грозя поглотить. Встретятся ли когда-нибудь эти две женщины? Научится ли чему-нибудь младшая у старшей? Примет ли и полюбит ли мама Гиту, как любит ее он сам?
Лале изучил искусство флирта и практиковал его на своей матери. Она наверняка не осознавала того, что происходит, но сам он понимал. Он изучил то, что действует на нее, а что — нет, и быстро выработал подходящий стиль обращения мужчины с женщиной. Он догадывался, что все молодые люди начинают этот процесс обучения у своих матерей, хотя зачастую сомневался, что они отдают себе в этом отчет. Он поднимал эту тему с некоторыми своими друзьями, но те возмущались, говоря, что ничего подобного не делают. Когда он продолжал спрашивать их, обращаются ли они с матерью более свободно, чем с отцом, все они признались, что иногда их поведение можно истолковать как флирт. Они полагали, это потому, что мама уступчивей и спокойней отца. Лале в точности знал, что делает.
Душевная связь Лале с матерью сформировала его стиль общения с девушками и женщинами. Его привлекали все женщины, не только физически, но и эмоционально. Ему нравилось с ними разговаривать, нравилось помогать им обрести
уверенность в себе. Для него все женщины были красивыми, и он не видел греха в том, чтобы говорить им об этом. Его мать, а также сестра подсознательно учили Лале тому, зачем мужчине нужна женщина, и до сих пор в своей жизни он руководствовался этими уроками. «Будь внимателен, Лале, помни о мелочах, и тогда важные вещи тоже получатся». Он мысленно слышал ласковый голос матери.Наклонившись, он осторожно срывает короткий стебелек. Завтра он придумает, как подарить цветок Гите. Вернувшись в свою каморку, Лале бережно кладет драгоценный цветок у кровати и погружается в сон без сновидений.
На следующее утро, проснувшись, он видит, что лепестки цветка опали и лежат у черной сердцевины. В этом месте царит одна смерть.
Глава 12
Лале больше не хочется смотреть на цветок, и он выходит из барака, чтобы выбросить его. Барецки уже там, но Лале, не обращая на него внимания, возвращается в свою каморку. Барецки идет за ним следом и останавливается в дверном проеме, изучая хмурого Лале. Лале понимает, что сейчас сидит на целом состоянии из драгоценностей, денег, колбасы и шоколада. Схватив портфель, он проталкивается мимо Барецки, заставив того повернуться и выйти на улицу.
— Постой, Татуировщик. Мне надо с тобой поговорить. — (Лале останавливается.) — У меня есть к тебе просьба. — (Лале молчит, уставившись в точку поверх плеча Барецки.) — Мы, то есть мои коллеги-офицеры и я, хотим немного развлечься. И поскольку погода налаживается, мы подумали о футбольном матче. Что скажешь?
— Не сомневаюсь, для вас это будет потеха.
— Да, действительно. — Барецки выдерживает паузу.
— Чем я могу вам помочь? — Лале наконец прищуривается.
— Ну, раз ты спросил, Татуировщик, скажу: нам надо, чтобы ты нашел одиннадцать заключенных для игры против команды СС в товарищеском матче.
Лале хочется рассмеяться, но он не сводит взгляда с точки поверх плеча Барецки. Он долго и напряженно обдумывает ответ на эту странную просьбу.
— Что — без заменяющих игроков?
— Без.
— Конечно, почему бы и нет.
Откуда это? Я мог бы сказать тысячу других вещей. Например: отвяжись.
— Отлично, это здорово! Собери команду, и мы встретимся через два дня — в воскресенье. О-о, и мы принесем мяч. — Громко хохоча, Барецки собирается уйти. — Кстати, Татуировщик, можешь взять выходной. Сегодня машин нет.
Часть дня Лале проводит за сортировкой сокровищ, раскладывая их в маленькие кучки. Еда для цыган и парней из блока 7 и, разумеется, для Гиты и ее подруг. Драгоценные камни и деньги сортируются по типу. Процесс этот немного нереальный. Бриллианты к бриллиантам, рубины к рубинам, доллары к долларам. Есть даже пачка валюты, какой он никогда не видел прежде, с надписью: «Южно-Африканский резервный банк» и «Зюйд-Африкаанс». Он понятия не имеет о ее стоимости и о том, как она попала в Биркенау. Взяв кое-что из драгоценностей, Лале идет на поиски Виктора и Юрия, чтобы совершить покупки. Потом некоторое время играет с мальчишками из своего барака, пытаясь придумать, что скажет мужчинам из блока 7, когда те вернутся с работы.
Вечером Лале обращается с речью к толпе из десятков мужчин. Слушатели взирают на него с недоверием.
— Ты, наверное, шутишь, мать твою! — говорит один.
— Нет, — отвечает Лале.
— Собираешься играть в футбол с гребаным СС?
— Да. В это воскресенье.
— Ну а я не собираюсь, — говорит тот же человек. — Не заставишь меня.
— Я сыграю, — раздается голос из задних рядов. — Я играл немного. — Сквозь толпу мужчин проталкивается коротышка и встает перед Лале. — Меня зовут Джоэл.