Татуировщик из Освенцима

* * *

В следующее воскресенье Лале медленно идет с выздоравливающей Гитой. Ему хочется обнять ее, как это делают Дана и Ивана, но он не решается. Хорошо просто быть рядом с ней. Она очень быстро выбивается из сил, а сидеть слишком холодно. На ней длинное шерстяное пальто, без сомнения взятое девушками из «Канады», и СС не возражает. Лале наполняет глубокие карманы пальто едой и отправляет девушку в ее барак отдохнуть.

* * *

На следующее утро офицер СС ведет дрожащую Гиту в главный административный корпус. Молодой женщине ничего не сказали, и она автоматически боится самого худшего. Она болела и теперь очень слаба. Начальство явно решило, что от нее никакой пользы. Пока офицер разговаривает с младшим по чину, Гита оглядывает большую комнату. Тут стоят зеленые столы и шкафы для хранения документов. Все предметы на своих местах. Больше всего ее поражает тепло. Эсэсовцы тоже здесь находятся, поэтому есть отопление. Женщины, заключенные и штатские, молча и быстро работают, опустив головы, — пишут, сшивают документы.

Конвойный офицер подводит Гиту к служащей, и Гита спотыкается от слабости после перенесенного сыпняка. Служащая грубо отталкивает ее. Потом хватает Гиту за руку, рассматривает татуировку, после чего тащит ее к пустому столу и усаживает на твердый деревянный стул, рядом с другой узницей, одетой так же, как она. Эта девушка не поднимает глаз, стараясь казаться меньше, незаметней, чтобы не привлекать внимания офицера.

— Покажи ей работу, — отрывисто говорит раздраженный офицер.

Когда они остаются одни, девушка показывает Гите длинный перечень фамилий и описаний. Она вручает ей стопку карточек и объясняет, что сначала Гита должна переписать данные каждого человека на карточку, а затем в большую тетрадь в кожаном переплете, лежащую между ними. Никто в комнате не разговаривает, и Гита, осмотревшись по сторонам, понимает, что ей тоже следует держать рот на замке.

Ближе к концу рабочего дня Гита слышит знакомый голос и поднимает глаза. В комнату входит Лале и передает бумаги одной из штатских сотрудниц за конторкой. Окончив разговор, он медленно окидывает взглядом сидящих девушек. Увидев Гиту, подмигивает ей. Не в силах совладать с собой, она громко вздыхает, и некоторые женщины поворачиваются к ней. Соседка толкает ее локтем в бок, и Лале поспешно выходит из комнаты.

* * *

После окончания работы Гита видит стоящего поодаль Лале, который наблюдает, как девушки выходят из административного корпуса, чтобы пойти в свои бараки. Из-за навязчивого присутствия СС Лале не решается подойти ближе. Девушки идут рядом, разговаривая.

— Я Силка, — говорит новая сослуживица Гиты. — Из блока двадцать пять.

— Я Гита, блок двадцать девять.

Едва девушки входят на территорию женского лагеря, как к Гите бросаются Дана и Ивана.

— С тобой все в порядке? — настойчиво спрашивает Дана с выражением страха и облегчения на лице. — Куда тебя увели? Зачем тебя увели?

— Все хорошо. Меня взяли на работу в администрацию.

— Как? — спрашивает Ивана.

— Лале. Думаю, он как-то это устроил.

— Но с тобой все в порядке? Тебя не обижали?

— Я в порядке. Это Силка. Я теперь работаю с ней.

Дана и Ивана обнимают Силку. Гита улыбается, довольная тем, что ее подруги сразу приняли в свою компанию чужую девушку. Весь день она тревожилась, думая, как они отреагируют на ее новую работу с относительным комфортом, в тепле, не требующую физических усилий. Она не станет винить их, если они позавидуют ей, чувствуя, что она больше не одна из них.

— Пожалуй, пойду в свой барак, — говорит Силка. — Увидимся завтра, Гита.

Силка отходит от них, а Ивана смотрит ей вослед:

— Господи, какая хорошенькая! Даже в лохмотьях она красивая.

— Да, верно. Она весь день то и дело улыбалась мне, чтобы подбодрить. Ее красота подкупает.

Силка оборачивается и улыбается девушкам. Потом одной рукой снимает с головы шарф и машет им, открывая взорам длинные темные волосы, ниспадающие на спину. Она движется с грацией лебедя, эта молодая женщина, как будто не сознающая своей красоты и неподвластная окружающему ужасу.

— Тебе надо спросить у нее, как она сберегла волосы, — говорит Ивана, рассеянно поправляя собственный шарф.

Гита стаскивает с головы шарф и пробегает пальцами по своим колючим, коротко остриженным волосам, отлично понимая, что и эти волосы ей скоро сбреют наголо. Улыбка исчезает с ее лица. Она снова натягивает на голову шарф, берет за руку Дану и Ивану, и они шагают к тележке с едой.

Глава 8

Лале с Леоном работают сутки напролет. Немцы продолжают захватывать города и деревни, вывозя оттуда евреев. Евреи из Франции, Бельгии, Югославии, Италии, Моравии, Греции и Норвегии пополняют ряды узников, уже захваченных в Германии, Австрии, Польше и Словакии. В Освенциме они набивают номера тем несчастным людям, которых отобрала «медицинская комиссия». Этих предназначенных для работы людей привозят на поездах в Биркенау, что избавляет Лале и Леона от восьмикилометровой «прогулки» туда и обратно. Но, занятый этими вновь прибывшими, Лале не в состоянии собирать «дань» с девушек из «Канады», и угощение Виктора каждый день возвращается с ним домой. Время от времени, когда номера истощаются и наступает подходящее время суток, Лале отпрашивается в уборную, а сам отправляется в «Канаду». Запас камней, драгоценностей и денег у него под матрасом увеличивается.

День переходит в ночь, но люди продолжают выстраиваться в очередь для получения клейма на всю жизнь, короткую или длинную. Лале трудится, как робот: смотрит на клочок бумаги, берет протянутую ему руку, набивает цифры.

— Дальше. Следующий, пожалуйста.

Он чувствует, что очень устал, но очередная рука такая тяжелая, что ему не удержать ее. Перед ним стоит настоящий гигант с мускулистой грудью, толстой шеей и массивными конечностями.

— Я очень голоден, — шепчет мужчина.

Лале делает нечто, чего не делал никогда.

— Как тебя зовут? — спрашивает он.

— Якуб.

Лале принимается за номер Якуба. Закончив, он оглядывается по сторонам: эсэсовцы утомлены и почти не обращают внимания на происходящее. Лале ведет Якуба за собой, в тень, куда не достигают лучи прожекторов.

— Подожди, пока я не закончу.

Нанеся номер на руку последнего заключенного, Лале и Леон собирают инструменты и стол. Лале машет на прощание Леону, выражая сожаление, что тот опять пропустил ужин, и обещает принести завтра утром что-нибудь из своих запасов. Или сейчас уже утро? Лале медлит, проверяя, все ли эсэсовцы ушли. Быстрый взгляд на сторожевую вышку — никто не смотрит в их сторону. Подойдя к Якубу, он велит тому идти за ним, и они спешат в каморку Лале. Лале закрывает за ними дверь, и Якуб садится на его койку. Лале приподнимает угол продавленного матраса и достает хлеб с колбасой. Он предлагает еду мужчине, и тот быстро расправляется с ней.

— Откуда ты? — спрашивает Лале.

— Из Америки.

— Как же ты оказался здесь?

— Навещал родных в Польше и застрял там, не смог уехать. А потом там устроили облаву, и вот я здесь. Я не знаю, где мои родные. Нас разлучили.

— Но ты живешь в Америке?

— Да.

— Черт, это круто!

— Как тебя зовут? — спрашивает Якуб.

— Лале. Меня называют Татуировщиком. Ты тоже здесь неплохо устроишься.

— Не понимаю. Что ты имеешь в виду?

— Твои габариты. Немцы — те еще звери, но они не такие уж тупые. Они хорошо умеют ставить правильных людей на правильную работу, и я уверен, найдут дело и тебе.

— Какое дело?

— Не знаю. Подожди, и увидишь. Ты знаешь, к какому блоку приписан?

— Блок семь.

— А-а, я хорошо его знаю. Пошли, я отведу тебя. Тебе надо быть там, когда через пару часов будет перекличка.

* * *

Через два дня наступает воскресенье. Лале работал предыдущие пять воскресений и ужасно скучал по Гите. Сегодня, когда он идет по лагерю в поисках Гиты, на него светит солнце. Завернув за угол барака, он с удивлением слышит приветственные возгласы и аплодисменты. Таких звуков в лагере обычно не бывает. Лале проталкивается к центру толпы. Здесь, как на сцене, в окружении заключенных и эсэсовцев Якуб дает представление.