Тавриз туманный

– Очень рад, - заметил он, - что у нас есть такие высококультурные сограждане, везде и всюду умеющие поддержать нашу честь.

Попросив разрешения, мисс Ганна поднялась и примкнула к женскому обществу. К нам подсел консул.

– Мы с Абульгасан-беком обсудили вопрос о прокламациях, - сказал Гаджи-Самед-хан, как только консул подсел - Видно, что они подействовали и на господина Абульгасан-бека. Оказывается, он сам собирался поговорить с нами по этому поводу.

– Я уверен, что вы достойный и честный иранец, - ответил на это консул.
– Нина-ханум заверила меня в этом отношении. Вы должны оградить от всяких нападок таких людей, как его превосходительство Гаджи-Самед-хан; они нужны нашей родине. Правительство императора сумеет отметить и оценить ваши услуги.

– Все, что вы изволили заметить, наш священный долг!
– сказал я Надеюсь, что мы раскроем эту измену я сумеем положить конец предательству нескольких безответственных лиц.

Пора было идти к столу. Стол был сервирован по-европейски. Перед каждым прибором лежала карточка с указанием имени. Первый бокал Гаджи-Самед-хан поднял за здоровье гостей. Тамадой был избран царский консул.

Подняв свой бокал, консул долго и неубедительно говорил о почетной миссии Гаджи-Самед-хана, о "защите" Россией и Англией "самостоятельности" Ирана.

Языки дипломатов заработали. Каждый консул проявлял лисью изворотливость. Подняли бокалы за дам, за гостей и особо за меня, как за культурного и честного иранца.

– Не пора ли, ваше превосходительство?
– сказал консул, обращаясь к Гаджи-Самед-хану.

– Да, господин генерал, пора!
– отозвался тот, что-то шепнув стоявшему за его стулом лакею.

Лакей удалился и через несколько минут появился ансамбль восточного оркестра. В оркестр входили две тары, две кеманчи, две виолончели, цитра, две флейты, бубен, барабан и рояль.

Участниками ансамбля были двенадцать молоденьких хорошеньких девушек. Они разместились на эстраде; в роли конферансье выступала одетая по-европейски девушка.

– Ансамбль сыграет "Дэрамеди шур", "Дэстигях". Поет Франгиз-ханум, объявила девушка.

"Дэстигях шур" продолжался более получаса. Пели Гамэрлинга-ханум и Франгиз-ханум. Слова принадлежали известному азербайджанскому поэту шемахинцу - Хагани.

Во время исполнения таснифа Махмуд-хан подсел к мисс Ганне. Вскоре мисс Ганна поднялась и пересела на стул рядом со мной. Она всем существом отдавалась музыке.

– Я ошиблась, полагая, что романы о Востоке - фантазия, - сказала девушка.
– Мне кажется, что я сижу перед описанными в старинных романах багдадскими музыкантами.

– Иранскую музыку нельзя смешивать с восточной музыкой, - сказал я Подобно тому, как иранцы иранизировали все обычаи, перенятые у восточных соседей, так они иранизировали и их музыку.

В поэзии, переняв у арабов аруз, они создали рубай. Так и в музыке. Созданная в пустынях и кабилах, арабская музыка впоследствии начала услаждать слух обитателей багдадских дворцов. После захвата арабами Ирана, музыка эта перешла в Иран и, чтоб отвечать вкусам иранской аристократии, подверглась серьезным изменениям и превратилась в самостоятельную музыку. Арабские музыкальные инструменты иранцы заменили струнными - тарой и кеманчой.

Музыка окончилась. Гости перешли в гостиную. Там были расставлены карточные столы. Подали десерт в ликеры.

– Известили ли Икбалуссултана?
– спросил Гаджи-Самед-хан Махмуд-хана.

– Да, он сейчас придет. Фаэтон давно отправлен...

Игра была в разгаре. Немного погодя вошел Икбалуссултан Абульгасан-хан со своим таристом Алекбер-ханом Шахназом Они сели на приготовленные для них места.

Гаджи-Самед-хан представил их гостям, однако никто не нашел нужным пожать им руки. Только мисс Ганна и я, поднявшись со своих мест, подошли и поздоровались с ними.

– Я слышала о вас и чрезвычайно рада нашему знакомству, - сказала мисс Ганна, обращаясь к Абульгасан-хану.

Абульгасан-хан запел. Кроме меня и американки, никто не слушал его Все были заняты картами. Гаджи Самед-хан постарался проиграть консулу крупную сумму. По окончании пения я вышел на балкон.

– Над Ниной есть старшие, она не одна, у нее такой зять, как Сардар-Рашид, - услышал я слова Ираиды.

Я сразу догадался о чем шла речь. Ираида с самого начала была против любви Нины ко мне Она считала, что Нина должна сделать блестящую партию. А Махмуд-хан в Тавризе был важной персоной.

Услышав эти слова, я вернулся обратно. Следом за мной в гостиную вошли Ираида и Махмуд-хан.

Я слышал, как Ираида подчеркнуто восхваляла семье консула достоинства Махмуд-хана.

Я решил не обращать на это внимания, так как был уверен в Нине. Однако ни на минуту не забывал, какого опасного врага я приобрел в лице Махмуд-хана.

Карточная игра прекратилась. Абульгасан-хан перестал петь. Он задумчиво мешал ложкой в стоящем перед ним стакане с чаем.

Мне казалось, что этот великий артист, видя всеобщее невнимание, обиделся: и он был прав.

Адъютант хана Али Кара принес в мешочке и положил перед Абульгасан-ханом и Алекбер-ханом Шахназом от Гаджи-Самед-хана двадцать пять туманов. Абульгасан-хан бросил эти деньги на поднос лакею, убиравшему со стола стаканы, встал и, распрощавшись, вышел.

Американке и мне понравился этот жест артиста.

ШУМШАД-ХАНУМ

С одной стороны Махмуд-хан, кружась вокруг Нины, старался завязать дружеские отношения с Ираидой и Сардар-Рашидом, а с другой - Рафи-заде и Шумшад-ханум плели козни вокруг американки.

Что касается Нины, то тут для меня все было ясно: я должен был стать лицом к лицу с Махмуд-ханом. В данном случае я не должен был рассчитывать на дружеское расположение к себе Гаджи-Самед-хана или консула, так как для них Махмуд-хан был более близким и уважаемым человеком. В схватке с Махмуд-ханом мне приходилось рассчитывать только на собственные силы.

Сети, которые плелись вокруг мисс Ганны, серьезно занимали мои мысли. Собирался ли Рафи-заде выследить меня или хотел только подробнее узнать о моих взаимоотношениях с девушкой? Ответить на эти вопросы я был бессилен, и они подавляли меня. Во всяком случае мысль, что они стараются развратить мисс Ганну, сбить ее с пути или даже продать, была наиболее близка к истине. Я решил во что бы то ни стало добраться до истины.

С тех пор я не помню дня, когда, отправляясь к мисс Ганне, я не встретил бы там Шумшад-ханум, но пока я ничего не говорил товарищам. Вопрос еще не назрел, и события пока не приняли серьезного оборота. Что же касается американки, она, несмотря на мои предостережения, не переставала проявлять симпатию и внимание к ней.

Сегодня я решил зайти к Ганне. По ее словам, она ждала Шумшад-ханум, но та почему-то, вопреки обещанию, явилась только к восьми часам вечера. До самого ее прихода разговор наш шел вокруг обеда у Гаджи-Самед-хана.