Тавриз туманный

Оставив Шумшад-ханум, Махмуд-хан обратился к продолжавшей рыдать девушке:

– А ты, плаксивая сука, чья дочь?

Девушка затихла.

– Не кричи!
– ответила за нее Салима-ханум.
– Это славная девушка. Это внучка "Кэлэнтэра".

Махмуд-хан схватил девушку за руку и привлек к себе.

– Теперь "Кэлэнтэр" Тавриза - я!
– сказал он. Девушка билась в его руках, в комнате поднялась суматоха.

– Господин Махмуд-хан, так не годится!
– с возмущением сказал Рафи-заде.
– Я потратил целый подол золота, чтобы доставить сюда эту девочку.

Он хотел подняться. Однако, потянув его за полу, Салима-ханум заставила его опуститься на место.

– Сядьте! Я привела ее сюда не для вас одного, - не будьте жадным. Она свежа, как розан. Не из-за чего пыжиться, хватит на всех! Только во сне ей удастся выйти отсюда!

Рафи-заде не мог сдержаться. Схватив находящуюся перед ним бутылку, он швырнул ее в Махмуд-хана. Бутылка, ударившись о висящую посреди комнаты лампу, разбила ее вдребезги. Все столпились вокруг горящей лампы. Пользуясь суматохой, я отодвинул засов, приоткрыл дверь и отошел к воротам.

Не успел я отойти, как какая-то женщина, вихрем, словно сумасшедшая выбежала на улицу, и заметалась из стороны в сторону. Она громко рыдала. Когда она приблизилась ко мне, я узнал в ней девушку, только что послужившую предметом ссоры между Махмуд-ханом и Рафи-заде.

– Молчи, если хочешь спастись!
– шепнул я ей.
– Иначе ты погубишь и себя и меня. Успокойся, я поведу тебя домой.

– Сжалься! Меня обманули!
– взмолилась она и, лишившись чувств, едва не упала; я подхватил ее.

Дальше стоять на улице было невозможно. Без сомнения, Рафи-заде и Махмуд-хан бросятся вдогонку за сбежавшей добычей.

Порой человек чувствует в себе необычайную силу. Схватив девушку на руки, я отошел от дома и невдалеке, в развалинах заброшенного дома, решил передохнуть и привести ее в чувство. Я слышал пьяную ругань и голоса Махмуд-хана и гостей, искавших девушку. Она долго не приходила в себя. Если бы не свежий воздух, возможно, состояние это продолжалось бы дольше.

Наконец, она зашевелилась. Сперва она провела рукою по лбу, по растрепанным волосам и пробормотала:

– О, мамочка, как болит голова!
– и, грациозно потянувшись, хотела повернуться на другой бок; но упавший рядом осколок кирпича заставил ее очнуться.

– Боже! Где я? Что со мной?
– воскликнула девушка, поднимаясь и плача.

– Сестра моя! Ты спасена, тебе удалось вырваться из рук негодяев

– Кто вы?
– растерянно и с ужасом в голосе прервала меня девушка.
– И вы из них?

– Нет, я просто прохожий. Увидев, что тебя преследует несчастье, я решил помочь тебе.

– А они не бросятся за мной в погоню?

– Не бойся, сюда они не придут, а если и придут, я сумею защитить тебя!

– Сжальтесь надо мной, верьте, что я порядочная девушка.

– И вы можете быть уверены в моей порядочности?

– О, конечно, верю. Но...

– Все это прошло. А теперь нам надо встать и поспешить уйти отсюда.

– Как же я могу пойти домой, у меня нет ни платка, ни чадры! Дома убьют меня.

– Если я поведу вас и дам чадру, вы согласитесь?

– Я очень признательна вам. Но я очень прошу вас, убейте меня. Это будет для меня благодеянием. Я не смею показаться родителям.

– Встаньте и следуйте за мной. Об этом мы подумаем после. Пока надо торопиться покинуть эти места, - сказал я, помогая девушке подняться.

От страха она дрожала. Она была сильно потрясена. Я держал ее под руку, она едва передвигала ноги, легкий ночной ветерок трепал пряди ее волос, касавшихся моего лица. Глядя на эту девушку, похожую на грезу, я чувствовал себя в каком-то фантастическом мире. Я раздумывал, как бы скрыть от ее родителей все случившееся с ней.

Я не знал, о чем думает девушка. Я чувствовал, что она вверила мне свою судьбу. Она ни разу не спросила, куда мы идем.

Я привел ее к себе. На мой стук дверь открыл Гусейн-Али-ами. Решив, что со мной Нина, он ушел, но затем вернулся.

– Самовар нужен?
– спросил он.

– И самовар, и ужин!
– сказал я.

– Где я?
– спросила девушка, словно очнувшись ото сна.

Я отошел от нее и, став в стороне, сказал:

– Вы находитесь в доме честного, порядочного человека, готового защитить вашу честь, как честь собственной сестры.

Схватив голову обеими руками, девушка несколько минут думала; затем оглянулась по сторонам.

– Если вам нужен платок, я могу принести, - сказал я, почувствовав, что ей неловко сидеть в моем присутствии с непокрытой головой.

– Нет!
– печально произнесла она, - к чему это после всего?

– Если так, то садитесь! Надо подумать о вашем будущем.

Она села. Мы не находили слов для разговора. Видно было, что она чувствует себя разбитой. Наконец Гусейн-Али-ами принес в переднюю самовар и вышел. Я внес самовар в комнату и, поставив на стол, принялся заваривать чай.

– Пожалуйста, выпейте стаканчик чаю. Возьмите себя в руки!

Девушка вздрогнула и раскрыла глаза. Поднявшись с места, она села к столу и выпила вместе со мной два стакана чаю. Я не хотел расспрашивать ее, пока она не поест и не придет в себя.

Наконец, в три часа ночи подали ужин.

– А где же ваша супруга?
– спросила девушка.

– У меня нет супруги.

– А кто же этот мужчина?

– Это мой слуга.

– Он женат?

– Да.

– Где его жена?

– Спит у себя в комнате. Для чего она вам?

– Просто так, спрашиваю.

– Как вас зовут?

– Меня зовут Набат-ханум. А вас?

– А меня Абульгасан-бек. Кто ваш отец?

– Мехти-хан.

– В каком районе вы живете?

– Шешкилане.

– Зачем вы отправились к гадалке?

– Разве то, что я расскажу вам, поможет мне?

– Когда вы подробно расскажете мне причины, побудившие вас отправиться туда, я смогу найти способ облегчить вашу участь. Я хочу, чтобы ваша семья ничего об этом не узнала.

– Поздно, - с горькой улыбкой сказала девушка. Во-первых, уже четыре часа ночи, а меня дома нет. Во-вторых, я нахожусь наедине с незнакомым мужчиной; я вам верю, но поверит ли моя семья, что вы вели себя по отношению ко мне, как брат? Я запятнана. Теперь умоляю вас, не возвращайте меня в семью, помогите мне не попадаться ей на глаза.