Тайфун
Шрифт:
— Я тебе какой уже раз говорю, что ничего страшного в этом нет и быть не может. Выуди у него обещание, и все будет в порядке.
— Да он меня убьет, когда я домой вернусь! — причитала она. — Тебе что: ты встал, штаны подтянул и пошел своей дорогой! А мне каково? Сколько еще ждать, когда ты, наконец, вернешься?
Фунг хлопнул свою подругу ниже пояса.
— Хватит хныкать, вернусь, вернусь, дай срок…
Она перебила его:
— Все одни разговоры! Ты обещал сдать экзамены и получить должность.
Фунг помолчал немного, потом деланно засмеялся.
— Надоело мне все это. Конечно, домой, к тебе, хочется, но экзамены сдать не так-то просто. Дай срок, сдам — и заживем с тобой
Выонг понял, что Фунг метит на какой-то пост в церкви селения Сангоай, и разозлился. «Еще один враг будет у нас воду мутить», — подумал он.
— А если я не сумею сделать, как ты велишь, что тогда будет?
— Черт побери! — проворчал Фунг в ответ. — Сказано тебе — не бойся. Ну а если что случится, найдем способ заткнуть рот этим кадровикам, — последние слова Фунг произнес в полный голос.
Выонг едва сдерживался, чтобы не броситься на этого мерзавца, который вынашивает злобные замыслы против его товарищей, но Ти прильнула к Выонгу всем телом, и тот не мог оторваться от нее. А Няй рука об руку с Фунгом медленно прошли мимо и скрылись в темноте ночи. Несколько парочек, услышав громкий голос семинариста, бросились бежать по переулку. Выонг тоже хотел уйти, но Ти не отпускала его. Тогда взбешенный Выонг резко вырвал свою мозолистую руку из маленькой девичьей ладони, круто повернулся и пошел к центру города. Обиженная Ти семенила следом и молчала.
19
Нян прочитала все положенные пятьдесят молитв и теперь слово за словом вспоминала проповедь отца Хоана.
«Когда святой Доминик за свои заслуги перед церковью был вознесен на небеса и предстал перед небесным престолом, — говорил отец Хоан, — он увидел множество ангелов по обеим сторонам престола. Но святой не видел среди них своего ангела-покровителя. На лице его отразилось глубокое огорчение. Господь заметил это и ласково спросил, отчего печалится святой Доминик в час своей величайшей радости. Доминик открылся. Иисус улыбнулся и, указав туда, где сидела богоматерь, сказал: пойди туда и найдешь того, кого ищешь. Святой Доминик повиновался и действительно нашел там своего ангела-покровителя…»
Нян представляла, какое чудное сияние исходило из глаз богоматери. Она мечтала увидеть ее тонкие, изумительной красоты одежды, ее ласковую, благословляющую руку. Нян молила деву Марию озарить ее сердце любовью, чтобы она могла посвятить себя служению богу…
Мягкая рука легла на ее плечо. Она вздрогнула и обернулась. Перед нею стояла тетушка Лак, и у нее были очень ласковые глаза.
— Вставай, сестрица, пойдем со мной, — сказала она. — Великая милость оказана нам. Пока ни о чем не спрашивай.
Удивленная Нян в неожиданно возникшем радостном, приподнятом настроении, не глядя по сторонам, послушно пошла за торговкой. У дверей церкви их поджидала монахиня в белом платье и накинутом поверх черном покрывале. Она незаметно последовала за Нян и тетушкой Лак. Пройдя через маленькую калитку в соседний двор, они оказались недалеко от большого дома. Нян узнала его — это была резиденция епископа. Стояла уже глубокая ночь. На пути женщин снова оказалась калитка, возле которой стояли два монаха. Лак тихо кашлянула — очевидно, это был условный сигнал — и монахи беспрепятственно пропустили женщин. Мимо них прошло несколько мужчин. Нян мельком глянула на них и с удивлением узнала двоих — Хапа и Нгата, своих односельчан. А Лак уверенно шла вперед, миновала одни двери, другие. У третьих сидел старый монах. Он спокойно посмотрел на Лак и ее спутницу, словно все было заранее
обговорено. Но когда у двери появилась отставшая на несколько шагов монахиня, старик преградил ей путь и тихо сказал:— Сестра Кхюен, эти люди идут по важному делу, а тебя не приглашали. Вернись-ка лучше к себе.
— Я и не собираюсь идти вместе с ними, — ответила монахиня, — я просто постою у дверей.
Слуга решительно отказал:
— Нельзя! Святой отец не велел никого пускать. Ступай в келью!
Монахиня со страдальческим выражением лица повернулась, вышла во двор и исчезла в темноте.
За поворотом коридора Нян вдруг увидела голубоватое свечение, проникавшее сквозь тонкий, чуть трепетавший в проеме двери занавес, и подумала, что приближается к святому чертогу. Лак отодвинула занавес, и женщины оказались в небольшой комнате. Здесь не было шкафа, кровати — только мягкие, обитые бледно-зеленым бархатом диванчики и низкий столик, на котором стоял поднос с кофейными чашками и серебряными ложечками. За столиком, спиной к вошедшим, сидел мужчина в длинной темной сутане. С одного взгляда Нян поняла, что это епископ. Ноги ее сами собой подогнулись, и она опустилась на колени. Лак последовала ее примеру.
— Ваше преосвященство, дети ваши пришли, чтобы поклониться вам и выразить глубочайшее почтение.
Епископ повернулся, и женщины увидели открытое, цветущее, приятное лицо. Полные красные губы свидетельствовали о добром нраве этого человека и о чем-то еще, чему Нян не могла пока найти названия. Он медленно и величаво поднял руку для благословения. По телу Нян прошла непрошеная дрожь. Она ведь даже мечтать не могла о такой милости — встрече с глазу на глаз с самим епископом. Она прильнула к подолу его сутаны.
— Будет, будет! Благословляю тебя, дочь моя! Встань и садись!
Нян поднялась, скрестила на груди руки и склонила голову, но сесть не решилась.
Тетушка Лак заговорила заискивающим голосом:
— Святой отец, мы сразу пошли сюда, как только услышали ваше повеление…
— Мы знаем об этом, — голос епископа был мягким и вкрадчивым. — Мы знаем и то, что наша сестра Нян, несмотря на бесчисленные трудности, остается верной нашей религии и является истинной католичкой. За две почти тысячи лет вере нашей пришлось преодолеть неисчислимые трудности и препятствия. Но после каждого тяжкого испытания наша церковь только набирает силу. Это происходит благодаря таким верным сынам и дочерям господа нашего, как ты, сестра…
Нян была несказанно обрадована, услышав такую похвалу из уст епископа. Она-то и не подозревала, что ее вклад в дело церкви так значителен. А святой отец внимательными блестящими глазами разглядывал Нян и одновременно читал самые затаенные ее мысли. Он глубоко вздохнул, на лицо его набежала тень.
— Однако сейчас мы опять переживаем трудные времена: у народа нет достойной власти, дети не помогают родителям, жены покидают своих мужей. Бесчисленны дьявольские соблазны и искушения. Избегни их, дочь моя, сохрани душу чистой, будь верной богу!
Нян снова упала на колени.
— Святой отец, ваша дочь хочет покаяться перед вами в своих прегрешениях и обещать вам, что она будет держаться в стороне от искушений дьявола. Я строго соблюдаю все посты и хочу посвятить всю себя целиком — и душу, и тело — служению нашей вере, нашему господу Иисусу Христу…
Епископ удовлетворенно улыбнулся.
— Рвение твое похвально, дочь моя, как и твое желание посвятить себя богу. Но одного желания мало. Чтобы сохранить в чистоте нашу веру, мы преодолели огромные трудности, и многие братья и сестры наши отдали и отдают жизнь свою ради этого. Но тяжкие испытания еще далеко не кончились, и неизвестно, сколько они продлятся. Будь готова ко всему, дочь моя и сестра!