Тайгастрой

«Титано-магнетиты, ванадий, работа института — все это очень хорошо. Но не сидим ли мы в лабораториях, как в норе?» Это еще не стало отчетливой мыслью, но уже было ощущением. Бунчужный поднялся, неловко отодвинув кресло. Визг ножки по паркету вызвал у многих дрожь.

— Уважаемые коллеги! — сказал он, стараясь не показывать волнения, хотя голос пресекался, а сердце готово было выпрыгнуть.

«Сейчас я выражу перед всеми свое отношение к тому большому, что совершается в стране... расскажу о работе института, о проблеме ванадистых чугунов...»

— Чтобы жизнь нашей страны могла расцвесть в небывало короткий срок и чтобы никто не мог посягнуть на наше отечество, нам нужны машины и орудия в широком и разнообразном понимании этих слов. Это значит: нам прежде всего нужны специальные стали. Углеродистые стали хотя и тверды, но, как известно, слабо сопротивляются удару. Специальные же стали с включением одного или нескольких компонентов — хрома, никеля, силиция, марганца, вольфрама — обладают, как известно, не только большой твердостью даже при высоких температурах, но и вязкостью, что чрезвычайно, ч р е з в ы ч а й н о важно. Вместо вольфрама можно вводить молибден; в последнее время широко применяют ванадий. Ванадий — дорогой металл. Он прекрасно увеличивает положительные качества стали. Ванадистая сталь помогла Форду создать хорошие автомобили. Тем с большим успехом ее должны использовать наши гиганты — Горьковский, Харьковский, Сталинградский!

Бунчужный на несколько секунд остановился, чтобы перевести дух.

— До тысяча девятьсот двадцать пятого года добыча редких металлов в нашем Союзе производилась совершенно недостаточно. Геологоразведочные работы, проведенные за последние годы, обнаружили величайшие богатства, скрытые под нашими ногами. Здесь я не могу не позволить себе напомнить о том исключительно талантливом методе исследования ископаемого сырья, который разработан нашими геологами. Я имею в виду геохимический метод — изучение ископаемого сырья как электромагнитной системы. Этот метод по своей точности превосходит все известное нам в области научного предвидения.

Титано-магнетитовые и некоторые другие руды, содержащие ванадий и представляющие особый интерес для нас, лежат не только, как предполагалось, вдоль Уральского хребта, на площади до тысячи квадратных километров. Геологоразведочные работы установили, что ванадистые руды перехлестнулись на восток и на юг и пошли прерывистыми волнами, то приближаясь, то удаляясь от поверхности земли, на площади в десятки тысяч километров. Особенно велики запасы руд с содержанием ванадия в Казахстане. Их надо поднять. И освоить.

Он провел рукой по седому ежику волос, потер висок. Набрал побольше воздуха.

— Если подойти к вопросу технологического порядка, придется указать, что выплавку чугунов из титано-магнетитовых руд пробовали задолго до нас. Этот вопрос имеет свою любопытную историю. Титано-магнетиты весьма тугоплавки. Отсюда — ряд неудач, поиски флюсов и катализаторов и, в конце концов, немало научных курьезов. В числе прочих институтов и лабораторий проблемой высококачественных металлов занимается, как известно, и наш институт. В частности, я и часть моих помощников заняты проблемой овладения титано-магнетитами. Попутно ассистенты мои работают и над титаном, имеющим большое значение как в металлургии, так и в лакокрасочном производстве.

После многих лет работы, которую вел наш небольшой коллектив, нам удалось вплотную приблизиться к получению ванадистого чугуна и тем самым решить задачу. Наш способ основан на особом подборе шихты, он требует печь несколько иной конструкции для ведения процесса при более высоких температурах. Остановка, в сущности, за доменной печью... Если нам удастся построить ее, институт берет на себя смелость заявить, что получение ванадистых чугунов из титано-магнетитов будет успешно решено в производственном масштабе. Наши машиностроительные заводы получат специальную сталь, с которой расцветет промышленность, неизмеримо увеличится обороноспособность нашей великой Родины!

Бунчужный сел, и было радостно, когда услышал, как кто-то хлопнул в ладоши и как хлопки передались по рядам перекличкой. Он встретился глазами с Орджоникидзе. Председатель ВСНХ наклонился к представителю ЦК, что-то сказал ему и сделал пометки в блокноте.

После совещания Кобзин попытался остановить Бунчужного — ему что-то понадобилось, хотел кое с чем познакомиться, но Бунчужный сослался на занятость и разговор отклонил на неопределенное время.

Кобзин вышел из зала позже всех. Он спускался по лестнице, неуверенно нащупывая ступеньки, — так бывает, когда человек смотрит под ноги и желает яснее представить, куда он опустит ногу, на какую именно часть ступеньки. По обеим сторонам лестницы стояли в зеленых кадках пальмы. Энергетик вынул серебряную спичечницу, чиркнул спичкой. Огонь обжег пальцы, сломанная папироса не зажглась. Кобзин швырнул ее. Швейцар ловко подал пальто. Руки не попадали в рукава. Кобзин привычно полез в карман за мелочью и что-то сунул швейцару, глядя в пространство. Тот низко склонился.

Машина стояла за подъездом, шагах в десяти. Фары были зажжены, и от этого тьма вокруг казалась еще гуще. Капелькой крови выступал сигнальный фонарик сзади машины.

Шофер захлопнул дверцу, положил руку в раструбчатой перчатке на баранку и вежливо осведомился, куда ехать.

— К черту! — взвизгнул энергетик и повалился на подушки.

4

— Я сейчас словно после причастия... честное слово, как в отрочестве... — сказал Бунчужный Штрикеру в машине. — Мы как-то мельчим, суживаем проблемы. И вот почудился мне сегодня простор... Большая, настоящая жизнь...

Радостно возбужденный и редко столь откровенный, Бунчужный доверчиво взял Штрикера за отворот пальто.

Штрикер не ответил.

— Ты нехорошо сегодня выступал. Извини меня, но нечестно... Нечестно перед коллегами. Как выскочка! — сказал Штрикер строго, когда автомобиль, качнув на рытвине, повернул в тихую улицу.

Бунчужного словно кнутом стегнули. Он рванулся, и при свете фонаря Штрикер видел, что лицо земляка покрылось пятнами.

— Да, нечестно! Так нельзя выступать нам! — сказал еще строже.

— Кому это нам? — с трудом выдавил из себя Бунчужный:

— Нам, кому по праву принадлежит все!

— Не понимаю!

Тогда Штрикера прорвало:

— Как ты не поймешь, что индустриальным государством должны управлять мы? Мы должны быть хозяевами! Мы — старые ученые. Мы должны быть господами положения, а не кто-то. Мы — инженеры! Специалисты! И я говорю не от своего только имени. Есть люди побольше нас с тобой, которые точно так же смотрят на вещи. И здесь и — там! — Он ткнул рукой в пространство, что должно было означать — за границей. Он наклонился к самому уху и прошептал: — Во Франции... И в Америке... В Англии...

— Ничего не понимаю. Значит, надо было выступать, как Кобзин?

— Кобзин знает, что делает, а вот ты — нет!

— А я... я... плюю на него! — резко сказал Бунчужный. Радостное возбуждение его угасло.

«Как мало меняется человек в жизни... даже голос...» — поймал себя на мысли Штрикер. И ему представился вихрастый мальчишка, с которым он вместе работал на заводе.

— Но тебе сейчас не двенадцать лет! И ты работаешь не у Джона Юза.

Бунчужный зло сказал:

— На тринадцатой годовщине революции люди в воротничках и манжетах сидят за кустами, как махновцы, с обрезами в руках... Это ты считаешь нормальным?